Великодушие вполне отвечает своему прозванию; однако можно добавить, что это – здравая гордость и благороднейший путь к славе.
Невозможно в другой раз полюбить то, к чему уж более нет любви.
Нам удается найти несколько решений одному делу не столько по плодовитости ума, сколько по его ограниченности: мы хватаемся за все, что представляется нашему воображению, и не можем сразу остановиться на самом лучшем.
В иных делах, как и в иных недугах, целебные средства способны вызвать обострение; большое искусство – знать, когда прибегать к ним опасно.
Подчеркнутая простота – тонкий обман.
Недостатки нрава более многочисленны, нежели недостатки ума.
У человеческих достоинств – своя пора, как у плодов.
О человеческом нраве, как о большинстве построек, можно сказать, что у него есть разные стороны: одни приглядные, другие неприглядные.
Умеренности не может принадлежать честь борьбы с честолюбием и победы над ним: встреча между ними невозможна. Умеренность есть душевная томность и лень, честолюбие же – деятельность и пылкость.
Мы неизменно любим тех, кто нами восхищается, и отнюдь не всегда тех, кем сами восхищаемся.
Мы далеки от понимания собственных желаний.
Тяжело любить тех, кого мы ничуть не уважаем; но не менее тяжело – тех, к кому питаем больше уважения, чем к себе.
Телесные туморы обращаются положенным им путем, незаметно подталкивая и обращая нашу волю; они струятся совокупно и поочередно имеют тайную над нами власть: так что их влияние сказывается во всех наших поступках, хоть мы себе в том не отдаем отчета.
У большинства людей признательность – не более чем тайная жажда привлечь еще большие милости.
Люди по большей части с радостью возвращают мелкие услуги, многие бывают признательны за умеренные, но на крупные почти все отвечают неблагодарностью.
Иные безумства распространяются, как зараза.
Немало людей презирают благосостояние, но мало кто умеет им жертвовать.
Обычно мы можем позволить себе не верить очевидному лишь при очень малой личной заинтересованности.
С какими бы похвалами о нас ни отзывались, мы не находим в них ничего для себя нового.
Мы часто извиняем тех, кто нам докучает, но не можем извинить тех, кому докучаем.
В наших преступлениях винят расчет, которому нередко должна принадлежать слава наших добрых дел.
Не встречает неблагодарности тот, кто в состоянии благотворительствовать.
Нет ничего постыдного в том, чтобы наедине с собой себя похвалить, однако нелепо делать это в чужом присутствии.
Умеренность возвели в добродетель, дабы ограничить честолюбие великих и быть утешением людям ничем не примечательным, имеющим незначительное состояние и незначительные достоинства.
Есть люди, призванные быть глупцами, которые творят глупости не только по собственному желанию, но и по велению судьбы.
В жизни бывают случаи, благополучно выйти из которых можно, лишь обладая некоторой долей сумасбродства.
Если и есть те, за кем не замечено ничего смешного, это лишь значит, что никто в них как следует смешного не искал.
Любовникам потому не скучно вместе, что они все время говорят о себе.
Отчего нам хватает памяти, чтобы в мельчайших деталях удержать происшествия, с нами случившиеся, и ее же оказывается недостаточно, чтобы запомнить, в который раз мы их пересказываем одному и тому же человеку?
Неумеренное удовольствие, которое мы испытываем, говоря о себе, должно бы внушать опасение, что мы отнюдь не доставляем его тем, кто нам внимает.
Открыть сердце друзьям нам обычно мешает не столько недоверие к ним, сколько отсутствие доверия к себе.
Люди слабые не могут быть искренни.
Нет большой беды в том, чтобы оказывать услуги неблагодарным, а вот быть обязанным человеку бесчестному – невыносимо.
Есть средства излечить безумие, но нет никакой возможности выправить превратный ум.
Никому не удастся долго сохранять должные чувства по отношению к друзьям и благодетелям, если все время позволять себе толковать об их недостатках.
Восхвалять государей за добродетели, которых у них нет, – безнаказанно их оскорблять.
Мы более склонны любить тех, кто нас ненавидит, нежели тех, кто нас любит более, чем нам того хотелось.
Презренен лишь тот, кто того страшится.
Наше благоразумие не менее зависит от прихоти фортуны, нежели наше благосостояние.
В ревности больше любви к себе, нежели просто любви.
В иных несчастьях, когда утешить нас оказывается не под силу разуму, мы, бывает, утешаемся просто по слабости.
Насмешка бесчестит более бесчестия.
Мы признаемся в мелких недостатках, чтобы тем самым убедить, что не имеем крупных.
Зависть более непримирима, нежели ненависть.
Порой бываешь убежден, что тебе ненавистна лесть, когда тебе ненавистно лишь то, как ее преподносят.
Люди прощают, покуда любят.
Быть верным возлюбленной трудней, когда она благосклонна, чем когда она жестока.
Женщины до конца не знают своего кокетства.
Не испытывая отвращения, женщины не бывают безоговорочно суровы.
Женщины менее способны справиться с кокетством, нежели со страстью.
Обман в любви почти всегда обгоняет опасения.
Любовь бывает столь непомерной, что она исключает ревность.
С некоторыми добрыми качествами то же, что с чувствами: те, кто их начисто лишен, не способны их видеть или понимать.
Когда мы ненавидим отчаянной ненавистью, это ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
Мы ощущаем радости и беды лишь в меру своего себялюбия.
Ум большей части женщин скорее пособляет сумасбродству, нежели рассудительности.
Юные страсти не более противны спасению души, нежели старческое безразличие.
Речь края, где был рожден, остается в уме и в сердце, как и на языке.
Чтобы стать великим, нужно уметь до конца воспользоваться своей фортуной.
Большинство людей, как и растений, обладают скрытыми свойствами, которые выявляет случай.
Обстоятельства делают нас известными другим и, главное, самим себе.
Не может быть порядка ни в уме, ни в сердце женщины, когда они не в ладу с ее темпераментом.
Лишь в тех мы находим здравый смысл, кто придерживается нашего мнения.
Любя, нередко сомневаешься в том, во что более всего веришь.
Величайшее чудо любви – исцеление от кокетства.
Мы горько досадуем на тех, кто с нами лукавит, ведь они считают себя сметливей нас.
Разрыв труден, когда любви больше нет.
Почти всегда испытываешь скуку с теми, с кем скучать непозволительно.
Человек достойный может влюбиться, как сумасшедший, но не как дурак.
Есть недостатки, которые, если с толком пустить их в дело, блещут сильней добродетели.
Иногда теряешь тех, о ком скорее сожалеешь, нежели печалишься; а иногда – тех, о ком скорбишь, но без малейших сожалений.
От всего сердца мы обыкновенно хвалим лишь тех, кто нами восхищается.
Людей малого ума слишком задевают мелочи; людям большого ума они видны, но не чувствительны.
Смирение – истинное основание христианских добродетелей: без него все наши недостатки остаются с нами, укрытые гордыней от окружающих и нередко от нас самих.
Измены должны убивать любовь; ревность неуместна, когда для нее есть основания. Лишь те достойны ревности, кто избегает ее пробуждать.
Нас куда больше возмущают мелкие неверности по отношению к нам, нежели самые крупные, допущенные по отношению к другим.
Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда с ней умирает.