Фортуна и норов правят миром.
Куда легче знать человека вообще, нежели в частности.
Судить о достоинствах человека следует не по его высоким качествам, но по тому, какое он им нашел применение.
Благодарность бывает столь горяча, что мы ею не только расплачиваемся за полученные услуги, но оставляем в долгу своих друзей, сполна возвратив им причитавшийся долг.
Мы ничего не желали бы так страстно, когда бы досконально знали, чего желаем.
В своем большинстве женщины мало чувствительны к дружбе, ибо она кажется пресной тем, кто знаком с любовью.
В дружбе, как и в любви, счастье скорее в том, чего не ведаешь, нежели в том, что знаешь.
Мы тщимся вменить себе в заслугу те недостатки, от которых не хотим избавляться.
Самые неистовые страсти временами дают нам передышку, честолюбие же терзает нас всегда.
Старые безумцы куда безумней молодых.
Слабость в большей мере противна добродетели, нежели порок.
Муки стыда и ревности оттого так пронзительны, что их не облегчить тщеславием.
Благопристойность – самый малозначительный и самый чтимый из всех людских законов.
Уму правому не так тяжело подчиняться умам превратным, как их направлять.
Когда фортуна застает нас врасплох, давая нам великое назначение, к которому мы постепенно не продвигались и не стремились своими помыслами, то бывает очень трудно сохранить достоинство и держаться так, как будто мы его заслуживаем.
Нередко наша гордыня разрастается за счет иных недостатков, от которых нам удалось избавиться.
Нет более неуживчивых глупцов, чем те, в которых есть ум.
Нет такого человека, который бы считал, что всеми своими качествами уступает тому, кого более всего уважает.
В делах важных следует не так стремиться к умножению возможностей, как к использованию уже имеющихся.
Не может быть, чтобы мы пошли на столь невыгодную сделку, отказавшись от всего хорошего, что о нас говорится, в обмен на то, чтобы не говорилось и ничего дурного.
Каким бы дурным судьей ни был свет, он нередко более милосерден к мнимым достоинствам, нежели несправедлив к истинным.
Иной раз, даже будучи не без ума, можно оставаться глупцом, но это невозможно при наличии рассудка.
Мы бы только выиграли, показывая себя такими, какие есть, нежели пытаясь казаться такими, какими не являемся.
Наши враги ближе к истине в суждениях о нас, нежели мы сами.
Есть множество средств, чтобы исцелиться от любви, но ни одного верного.
Мы не вполне представляем, на что толкают нас страсти.
Старость – тиран, под страхом смерти запрещающий все радости юности.
Гордыня, вынуждающая нас осуждать те недостатки, от которых мы себя почитаем избавленными, велит нам презирать и те добрые качества, которых мы лишены.
В сочувствии несчастьям наших недругов больше гордыни, нежели доброты; мы им выражаем соболезнование, чтобы дать почувствовать, насколько мы их выше.
Существует некий перебор радостей и горестей, который превышает нашу способность что-либо ощущать.
Невинности трудно найти столько же покровителей, сколько преступлению.
Из всех безудержных страстей женщинам менее всего не пристала любовь.
Тщеславие чаще заставляет нас идти наперекор собственным вкусам, нежели разум.
Некоторые дурные качества образуют великие таланты.
К тому никогда не стремишься пламенно, к чему стремишься одним умом.
Всем нашим качествам, как в дурном, так и в хорошем, свойственна некоторая сомнительность и неопределенность, и почти всегда их определяют обстоятельства.
Первая страсть женщины отдана возлюбленному, все прочие – любви.
Как и прочие страсти, гордыня имеет свои странности; так, нам стыдно признаться в ревности, но мы кичимся тем, что ревновали и что не лишены этой способности.
При всей редкости настоящей любви, она не столь редка, как настоящая дружба.
Немного есть женщин, чьи достоинства долговечней красоты.
Наша откровенность во многом бывает обусловлена желанием вызвать сочувствие или восхищение.
Наша зависть всегда долговечней, чем счастье тех, кому мы завидуем.
Твердость, которая помогает не поддаваться любви, также помогает ей быть пылкой и продолжительной, меж тем как люди слабые, в вечном смятении желаний, почти не бывают ею исполнены.
Воображение не в силах измыслить столько противоречий, сколько их от природы заложено в каждом человеческом сердце.
Лишь те, кто тверд, способны на истинную мягкость; люди же на первый взгляд мягкие зачастую попросту слабы и легко впадают в язвительность.
Робость – недостаток, упрекать в котором опасно, если хочешь от него излечить.
Нет ничего редкостней истинной доброты; те же, кто на нее претендует, обычно просто покладисты или слабовольны.
Из лености или упрямства наш разум следует тому, что для него несложно или приятно; поэтому наши знания всегда ограниченны, и никто покамест не брал на себя труд расширить свой разум и довести его до пределов возможного.
В нашем злоречии обычно больше тщеславия, нежели злого умысла.
Пока сердце еще волнует остаток былой страсти, в нем больше склонности к новой, нежели по полном исцелении.
Испытавшие великие страсти всю жизнь и рады и не рады, что нашли исцеление.
Людей, не ищущих выгоды, все же больше, чем людей, не ведающих зависти.
В нас больше умственной, нежели телесной лени.
Спокойный или беспокойный нрав определяется не столько важными событиями нашей жизни, сколько удобным или неприятным сочетанием заурядных мелочей.
Как ни дурны люди, они все же не осмеливаются представать врагами добродетели, и когда хотят предать ее гонению, то притворно уверяются в том, что она мнима, или приписывают ей преступления.
Любовь нередко сменяют на честолюбие, но от него нет возврата к любви.
Крайняя скупость почти всегда просчитывается; нет страсти, которая бы чаще удалялась от цели и над которой столь же в ущерб будущему было властно настоящее.
Скупость нередко приводит к обратным результатам; очень многие жертвуют своим состоянием ради сомнительных и отдаленных надежд, другие пренебрегают крупными выгодами, которые ожидают их в будущем, во имя сегодняшних мелких интересов.
Людям как будто не хватает уже имеющихся недостатков; они добавляют к ним разные странности, по-видимому, считая, что это их украшает, и развивают их с таким усердием, что те в конце концов превращаются в природные недостатки, искоренить которые они уже не в силах.
Люди намного лучше, нежели считается, отдают отчет в собственных промахах; заметьте, что когда им случается рассказывать о своих действиях, они никогда не попадают впросак: себялюбие, обычно ослепляющее, тут служит им светочем и так оттачивает их разумение, что они обходят молчанием или переиначивают даже самые незначительные детали, которые могли бы вызвать порицание.
Необходимо, чтобы вступающие в свет молодые люди были робки или легкомысленны: вид уверенный и сдержанный обычно оборачивается дерзостью.
Ссоры не были бы столь долговечны, когда бы вся вина была на одной стороне.
Ни к чему быть молодой, когда нет красоты, ни красивой, когда нет молодости.
Иные люди столь легковесны и пусты, что им в той же мере недоступны настоящие недостатки, что и истинные достоинства.
Первое галантное похождение женщины обычно не в счет, пока за ним не последовало второе.
Иные люди столь поглощены собой, что, даже полюбив, они умудряются заниматься собственной страстью, а не ее предметом.
Сколь бы ни была отрадна любовь, она более привлекает тем, как проявляется, нежели сама по себе.
Ум малый, но правый со временем приедается меньше, нежели большой, но превратный.
Ревность – величайшее из зол, менее всего пробуждающее сожаление у тех, кто был ему причиной.