После того как съели пойманного Макунаимой тапира, на деревню чернокожих индейцев обрушился голод. Мужчины приходили с охоты с пустыми руками и рассказами о совершенно заброшенных живностью лесах. Иногда увидишь захудалого броненосца — да и тот померещился! А все оттого, что Маанапе убил однажды на обед дельфина, и тогда жаба кунауарý по имени Марагвигáна, родоначальница всех дельфинов, съежилась, исхудала и вконец разозлилась. Она вызвала наводнение, которое уничтожило все запасы маиса. Есть было совсем нечего, закончились даже очистки маниока, и очаг теперь служил не для приготовления пищи, а только для обогрева. Ни кусочка не осталось, чтобы на нем пожарить.
Тогда Макунаима решил развлечься. Он рассказал братцам, что в реке водятся пиябы, жежý, бриконы, полузубки, — все эти речные рыбы, так что надо скорей идти за ядовитой лианой тимбó, чтобы травить рыбу! Маанапе возразил:
— Да ведь тимбо давно как закончился весь.
Макунаима как ни в чем не бывало ответил:
— Рядом с той пещерой, где зарыт клад, я видел целые заросли тимбо.
— Ну пойдем, покажешь нам, где это.
И они пошли. Берега реки размыло, и в зарослях водяного ореха было не разобрать, где песок, а где вода. Маанапе и Жиге, оба в грязи с головы до ног, перескакивали с кочки на кочку, но то и дело — трах! — спотыкались и падали в незаметные из-за мутной воды ямы. И с истошными криками выскакивали, как ужаленные, из этих ям, прикрывая руками зад, чтоб уберечься от зловредных кандирý, которые норовили в него залезть. Макунаима вдоволь посмеялся, наблюдая за обезьяньими ужимками, с которыми братцы выискивали злополучные лианы. Сам он тоже прикидывался, что ищет тимбо, но с места не сходил, осторожно держался на одном островке. Когда братцы проходили мимо него, он сгибался в три погибели и стонал от усталости.
— Отдохнул бы, малой!
Тогда Макунаима уселся на порог реки и заколотил ногами по воде, отгоняя летающих насекомых. А их было много: кусачие мошки, мокрецы, арурý, комары, москиты, слепни, круглые мошки, мухи — все эти летающие насекомые непрестанно кружили над водой.
Когда уже дело близилось к вечеру, братцы вышли к Макунаиме злющие, ведь за все это время они не нашли ни травинки тимбо. Герой испугался и как будто невзначай спросил:
— Ну что, нашли?
— Да ничего мы не нашли!
— А ведь я точно здесь видел тимбо. Тимбо тоже ведь жить хочется, что уж там… Он узнал, что мы за ним сюда идем, и спрятался под водой. Тимбо ведь тоже жить хочется, он тоже когда-то человеком был.
Братья подивились сообразительности мальчика и вернулись все втроем в хижину.
У Макунаимы от голода уже живот вовсю сводило. На другой день он сказал старушке-матери:
— Мама, кто перенесет наш дом на холмик на том берегу? Кто дом перенесет? Ты закрой глазки, матушка, и спроси.
Старуха так и сделала. Макунаима попросил ее еще покуда не открывать глаз, а сам тем временем перенес все припасы: хижину, стрелы, корзины, мешки, фляги, сита, гамаки — на незатопленный открытый участок лесистого берега на холмике на том берегу реки. Когда старуха открыла глаза, Макунаима уже все перенес, а еще там было много дичи, рыбы, спелых бананов, было еды вдоволь. Тогда она пошла собирать земляные бананы.
— Матушка, не сочти за дерзость, но куда ты рвешь столько бананов?
— Отнесу их твоему братцу Жиге с красавицей Ирики и братцу Маанапе, а то они, бедные, поди, голодают.
Макунаима страшно расстроился. Думал он, думал и наконец сказал старушке:
— Мама, а кто перенесет наш дом на тот затопленный берег, кто перенесет? Ты спроси так, матушка, и глазки закрой.
Старушка сказала, как велел ей сын. Макунаима попросил ее еще покамест не открывать глаза, а тем временем перенес все их пожитки на залитый водой илистый лужок на том берегу. Когда она открыла глаза, все уже стояло как раньше, как будто ничего и с места не сдвигали, да и сама хижина стояла рядом с хижинами братца Маанапе и братца Жиге с Ирики-красавицей. И животы вспухли от голода сильнее прежнего.
Тогда старуха не на шутку разозлилась. Она схватила героя на руки и отправилась прочь. Пройдя через весь лес, они очутились в бескрайнем поле, в степи, которая зовется Иудиным Пустырем. Долго она шла по этому полю, так далеко ушла, что уже было не видать леса, а самому полю конца-края нет, и ничего на нем не растет, не движется, только колышутся деревья кешью. Даже птичка-красноспинка, что умеет петь на разные голоса, не прилетает развеять тоску-печаль. Старушка положила малыша на поле, где он больше не мог расти, и сказала:
— Теперь уходит прочь от тебя твоя матушка. Ты останешься здесь, на пустыре, и больше не вырастешь.
И ушла с глаз долой. Макунаима оглядел пустынную местность и почувствовал, что вот-вот заплачет. Но рядом никого не было, так что и плакать было нечего, — он и не стал плакать. Встал, собрался с духом и потопал вперед, перебирая кривыми ножками. Неделю брел он не разбирая дороги и, наконец, встретил Куррупиру с его верным псом Медовиком, которые жарили мясо у своего дома. А Куррупира ведь живет на верхушке пальмы тукум и просит у людей прикурить. Макунаима спросил:
— Дедушка, не дашь ли ты мне мясца поесть?
— Что ж не дать, — ответил Куррупира.
Отрезал от своей ноги кусок, пожарил, дал мальчику и спросил:
— Что ж ты на пустыре-то делаешь, малой?
— Гуляю.
— Да ну!
— Ну да, гуляю…
Тогда Макунаима рассказал, как мать наказала его за то, что он зло поступил с братьями. И когда рассказывал про то, как он перенес дом с благодатных земель туда, где даже зверь не пробегал, заливисто расхохотался. Куррупира взглянул на него и пробурчал:
— Ты, малой, не мальчишка уже, ты не мальчишка… Так только взрослые поступают…
Макунаима поблагодарил Куррупиру и попросил его показать дорогу к деревне чернокожих индейцев. А Куррупира, он же хотел съесть героя, потому указал неверный путь:
— Ты иди вот здесь, мальчик-мужчина, прямо иди вот так, а как пройдешь вон тот пень, сверни налево, повернись там и возвращайся — окажешься прямо под моими кокосами.
Макунаима пошел по дороге, которую указал ему Куррупира, но, когда увидел пень, почесал ногу, пробормотал:
— Ай, как же лень!.. — И пошел напрямик.
Куррупира ждал-ждал, а малой все не возвращался… Тогда чудище взгромоздилось на оленя, который у него заместо коня, ударило его круглой ступней в бок и пустилось в погоню, покрикивая:
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса!
А мясо отвечало из живота героя:
— Что такое?!
Макунаима ускорил шаг и бегом помчался в кусты каатинги, но Куррупира гнал быстрее, и все стремительнее и стремительнее сокращалось расстояние между чудищем и мальчуганом.
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса!
А мясо отвечало:
— Что такое?!
Малой в ужасе думал, что же ему делать. А в тот день была назначена лисья свадьба, и старушка Вей, Солнце, просеивала свой свет сквозь сито дождя. Макунаима увидал на дороге лужу, хлебнул мутной водицы и изверг мясо.
— Жаркое из моего мяса! Жаркое из моего мяса! — все кричал Куррупира.
— Что такое?! — отвечало мясо уже из лужи.
Макунаима нырнул в заросли и убежал.
Долго ли он шел, коротко ли, как вдруг услышал из-за большого муравейника голос, как будто какая старушка тихонько поет.
Пошел он на голос и увидел, что это старушка-агути делала маниоковую муку в типити — мешке, сделанном из листа пальмы жаситáры.
— Бабуль, не дашь ли мне поесть сладкого маниока?
— Конечно, — ответила старушка. Дала мальчику сладкого маниока и спросила: — А как же ты, внучок, оказался один в этих краях?
— Так, гуляю.
— Да что ты!
— Говорю же, гуляю.
Тогда Макунаима рассказал, как обманул Куррупиру, и громко расхохотался. Старушка-агути посмотрела на него пристально и прокартавила:
— Малой такого не сделает, внусек, малой такого не сделает… Такой басковитый и такой улодец… Но не беда, это я исплавлю.
Зачерпнула она, значит, полнехонек ковш кипящего ядовитого бульона и окатила им малого с ног до головы. Макунаима и ахнуть не успел, как был весь в горячем желтом соке, только на голову не попало — сумел ею вовремя дернуть. Герой чихнул, да так сильно, что шмякнулся оземь. Тогда он стал расти-крепнуть, пока не стал, наконец, ладно скроенным могучим парнем. А голова, на которую не попал бульон, так и осталась насовсем плоской с затылка и с сопливой детской физиономией.
Макунаима поблагодарил старуху за ворожбу и весело устремился в родную деревню. Ночь созвала все жучиное царство, муравьи устлали землю, а в воздухе плясали повылезавшие из воды комары. Было жарко, как в гнезде, где насиживают яйца. Старушка тапаньюмас, мать героя, услышала доносившийся из серого далека голос сына и испугалась. Макунаима предстал перед ней с хмурым лицом и сказал:
— Мама, мне приснилось, что у меня выпал зуб.
— Значит, кто-то из родни помрет, — ответила старушка.
— Так и есть. Тебе жить одно солнце осталось. А все потому, что ты меня родила.
На другой день братья ушли на рыбалку и охоту, старушка отправилась в поле, а Макунаима остался один с подружкой Жиге. Тогда он обернулся муравьем-резальщиком и укусил Ирики, чтобы сделать ей приятно. Но девушка отшвырнула муравья подальше. Тогда Макунаима обернулся помадным деревом урукý. Красавица Ирики радостно засмеялась, собрала зерна, вся разукрасилась, намазала лицо и все прочее. Стала писаная красавица. Тогда Макунаима не вытерпел, вновь обернулся человеком и стал жить-поживать с подружкой Жиге.
Когда старшие братья вернулись с охоты, Жиге сразу понял, что его подружка ему изменила, но Маанапе сказал ему, что теперь Макунаима уже насовсем сделался взрослым парнем, причем очень крепким. Маанапе был колдун. Жиге глянул — в хижине было полно еды: были бананы, был маис, был сладкий маниок, был маисовый кисель, был кашири — маниоковая водка, было много рыбы: мапарá и каморинов, консервов из пакý, ламантина с маракуйей, были сахарные яблоки, плоды абиý, сапотиллы, была пасóка из оленины и свежее мясо акути — вот эти отменные яства и еще многие другие… Жиге решил, что поругаться с братом будет себе дороже, и оставил ему красавицу Ирики. Вздохнул, поискал у себя клещей и уснул, привольно развалившись в гамаке.