. Ему возразила Валя Красавина, решительная курносая семиклассница, которой побаивались даже самые заядлые драчуны, переведенные «на исправление» к девочкам из бывшей мужской школы. Она заявила, что по ее мнению сначала строился форт, и лишь потом, лет через пятьдесят, была построена казарма.
Загорелся спор. Витя решил доказать свою правоту. Но как это сделать?..
Кирпичи!
Мысль была очень простой: сравнить кирпичи из стен казармы и стен форта. Если они окажутся одного возраста, значит… Ну, дальше все ясно.
И вот сегодня Витя решил пробраться через бойницу в форт. Два раза срывался, падал. Но все-таки забрался наверх, распутал проволоку и влез внутрь.
В большом помещении форта он не нашел ничего подходящего. Все кирпичи сидели так плотно, что было бессмысленно пытаться выковырять их железным прутом, который Витя захватил с собой вместо лома. Но зато в темном коридоре, уходившем вглубь форта, ему повезло. В стене явственно выделялось несколько рядов кирпичей — вероятно, их подмочила вода. Витя ковырнул один из кирпичей. Тот поддался.
За кирпичом открылась черная пустота. Из нее несло сыростью и холодом. Витя заинтересовался — что это такое? Он вытащил другой кирпич, третий. Да, за кирпичами был…
— Ну что, что там было? — не выдержал Миша. Ох, этот Витька!
— Ход, вот что, — спокойно ответил Витя. И тут же, потянув носом, добавил:
— Горит!
Горела яичница. Миша схватил тряпку, снял сковороду с огня и понес в комнату.
Толик, обжигаясь, потащил в рот первый кусок. И тут же поморщился:
— Сладкая!
Миша сразу сообразил, что посолил яичницу сахаром. Но признаться в этом значило ославиться на всю округу — Толик немедленно сделал бы эту новость достоянием всех своих горластых друзей. Поэтому Миша согласно кивнул головой:
— Правильно, сладкая… Ты же сам вчера просил гоголь-моголь. Вот я и сделал яичницу с сахаром. Это то же самое… Кушай, кушай…
Толик растерялся. Верно, он просил вчера гоголь-моголь. Но яичница… Мама никогда не делала ее с сахаром.
Воспользовавшись его замешательством, Миша позвал Витю и выскочил с ним во двор.
— А теперь что? — сгорая от нетерпения, выдохнул он.
— Завтра пойду.
— Туда? В ход? — У Миши сладко заныло в груди. — И я с тобой.
— Что ж, давай, — подумав, солидно согласился Витя. — Вдвоем веселей.
Они договорились, что следует взять с собой. Электрический фонарик. Спички на всякий случай… Встреча завтра в семь утра на берегу реки.
Беспокойная ночь
Лишь поздно вечером, когда папа приехал домой, Миша вдруг вспомнил, что хотел сегодня поехать на аэродром. А как же тогда ход?
Миша словно раздвоился. Одну его половинку безудержно влекло на аэродром, другую — на исследование подземного хода. И кто знает, чем бы закончился этот поединок между двумя Мишиными половинками, если бы папа вдруг не спросил:
— Ну как, ребятки, со мной на аэродром поедете? Только на киевский самолет не надейтесь — его не будет. Телеграмму получили — сегодняшний рейс переносится на завтра.
Вопрос решился сам собой. Обе половинки снова слились в одного Мишу, который видел перед собой только одну цель: подземный ход.
Папа поел обед, над которым Миша колдовал все утро. Похвалил картофельный суп, даже попросил еще налить. А потом одел свой китель, фуражку, подхватил ребят и улыбнулся, хитро подняв левую бровь:
— Есть у меня замечательная новость. Только я вам ее не скажу — не просите, не просите, все равно не скажу. Под тарелкой лежит бумажка — прочтете сами.
На улице послышался протяжный гудок аэродромского автобуса. Папа пошел к двери, на ходу торопливо чмокнув ребят в щеки.
Миша и Толик, перегоняя друг друга, ринулись к папиной тарелке и вытащили записку. Там было написано: «Зереч авд янд ястенрев амам». Миша расхохотался: вот папка какой! Всегда что-нибудь придумает. Попробуй теперь, расшифруй, что он здесь написал.
Как ни странно, первым нашел ключ к разгадке Толик, хотя еще и не умел как следует читать. Он повторил несколько раз загадочное слово «амам» и вдруг заметил, что это «мама» — только наоборот. И Миша сразу прочитал всю записку: «Через два дня вернется мама».
Радостная пляска прекратилась лишь после того, как пришла Раечка из нижней квартиры и сказала, что у них сыплется штукатурка и качается лампа.
Потом стали укладываться спать. Толик улегся на диване, а Миша на своей постели у окна. И тут Толик спросил:
— А в подземном ходе электричество горит?
Миша насторожился. С чего это он опрашивает о подземном ходе? Неужели слышал их разговор?
— Нет, там темно. А что?
— Так. Ничего, — неопределенно ответил Толик.
Миша ждал следующего вопроса. Но не дождался. Толик заснул.
Вскоре уснул и Миша. Но спал он очень тревожно. Ему все грезился старый форт с узкими бойницами, похожими на прищуренные глаза, подземный ход, ярко освещенный электрическими лампочками…
В середине ночи Миша проснулся. Его разбудил шум начавшегося дождя. Он полежал немного, соображая, стоит или не стоит закрывать окно. Повернулся на другой бок, устроился поудобнее и тут услышал легкое гудение.
Где-то невдалеке пролетал самолет. Значит, все-таки прибыл рейсовый из Киева. А папа говорил…
Когда Миша снова проснулся, ему казалось, что он не спал и минуты. Но на самом деле прошло уже немало времени. Дождь перестал. На востоке заалела узкая полоска зари.
Миша выглянул в окно и удивился. Два человека — в одном он угадал Андрея Викентьевича — закатывали в гараж безмолвную «Победу». Неужели с ней что-нибудь случилось? Ведь почти новая машина. Надо завтра спросить Андрея Викентьевича. Может быть, придется помочь. Баранку Андрей Викентьевич крутить умеет, а вот в моторе копаться ему одному трудно…
В третий раз Миша проснулся от чьего-то негромкого покашливания. У стола стоял папа, серьезный, нахмуренный, и закладывал обойму в пистолет.
— Доброе утро, папка, — сказал Миша. — А ведь самолет-то из Киева прилетел. Я слышал…
Папа поднял голову:
— Ты слышал? — с интересом спросил он. — Ну ладно, сынок, спи. Еще совсем рано…
Он сунул пистолет в кобуру и на носках вышел из комнаты.
В старом форте
Миша с ходу захлопнул дверь, быстро вставил ключ и дважды повернул его. Тотчас же в дверь забарабанили.
— Миша, Мишка! Мишенька! — на все лады взывал Толик.
— Перестань стучать, весь дом разбудишь, — наставительным тоном сказал Миша.
— Я тоже хочу в подземный ход! — неслось из-за запертой двери.
— Нельзя… Я скоро вернусь. Тогда пойдем купаться. Понял?
Толик умолк. Но стоило только Мише начать спускаться с лестницы, как дверь снова загрохотала. Миша махнул рукой и торопливо сбежал вниз. Удивительный человек, этот Толик. Совсем уже большой — и не понимает, что он еще маленький ходить по подземельям.
Утро было чудесное. Солнышко ласково улыбалось всему свету. Небо было высокое и чистое, без единого облачка. Лишь грязь на дороге да большие мутно поблескивавшие лужи говорили о том, что ночью был проливной дождь.
Миша вышел за ворота и зашагал по обочине дороги. Его так и подмывало пуститься бегом, но он сдержал себя. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь увидел, как он мчится по лужам, словно какой-нибудь первоклассник.
Но как только дом скрылся из виду, Миша снял тапочки, взял их в руки и припустил к форту…
Легенда о том, что в старину от форта, построенного еще при Екатерине, шел подземный ход под рекой, не давала покоя пылким мальчишеским умам. Она, как эпидемия, то затихала на время, то вспыхивала вновь, да с такой силой, что почти все мужское население этой части города в возрасте от шести до шестнадцати лет с утра до ночи бродило по берегу реки, по форту и его окрестностям с лопатами, кирками, ломами, топорами и искало, искало, искало… То и дело проносились воспламеняющие кровь слухи, что какому-то Витьке, Кольке, Ваньке удалось найти таинственный ход, что этот Витька, Колька, Ванька уже побывал под рекой. Но потом оказывалось, что все это выдумки, и поиски возобновлялись снова. Эпидемия утихала только в сентябре, когда начинались занятия в школах.
В прошлом году какой-то мальчуган, тоже из числа заболевших подземным ходом, забрался в форт, неудачно прыгнул из бойницы и сломал себе ногу. Мамы и папы — эти известные противники смелых мальчишеских фантазий — добились, чтобы городские власти запретили лазить по форту. Дверь в форт заколотили, а бойницы оплели колючей проволокой.
С тех пор поиски подземного хода ограничивались лишь берегом реки. Это уже было не столь интересно. Да тут еще река — ласковая, светлая, прохладная, — в жаркий день так и манила ребят; они на ходу сбрасывали с себя одежду и с визгом кидались в ее прохладные объятия. Форт привлекал их все меньше и меньше.
Но теперь Миша смотрел на знакомый форт другими глазами. Так вот где этот легендарный ход.
Витя ждал в условленном месте. Взглянув на него. Миша удивился:
— Ты зачем свитер надел?
— Холодно, — последовал неожиданный ответ.
— Холодно? Тебе холодно?
— Там холодно будет… А ты так и думаешь в майке идти?
Миша высокомерно хмыкнул:
— Не бойся, не простыну. Я физзарядкой занимаюсь… Полезем, что ли? — предложил он, с вожделением поглядывая на бойницы.
Но тут Витя сказал:
— Иди домой, надень что-нибудь.
— Да хватит тебе дурачиться! — рассердился Миша.
Но нет, Витя вовсе не дурачился. Он сел на камень, скрестил руки на груди и еще раз сказал, совсем спокойно:
— Иди, одевайся.
И сколько Миша не доказывал, что он закаленный — зимой даже умывается снегом, что возвращаться ему домой никак нельзя — Толик слышал их вчерашний разговор и чуть не побежал вслед, — Витя не трогался с места:
— Пока не оденешься, — не пойдем.
Не помогли даже угрозы…
Пришлось Мише пускаться в обратный путь. И тут он впервые подумал, что Витя вовсе уж не такой мягкотелый, каким его считают…