— Это правда, — сказала она спокойно. — Иногда я действительно воображаю, что я принцесса. Я это делаю для того, чтобы поступать, как принцесса.
Лавиния не нашлась, что ответить. Когда она имела дело с Сарой, это случалось нередко. Происходило это оттого, что все почему-то симпатизировали Саре. Лавиния видела, что девочки и теперь с интересом прислушиваются к их разговору. Говоря по правде, принцессы им нравились; они надеялись узнать побольше об этой представительнице клана принцесс, а потому сгрудились вокруг Сары.
Лавиния ничего лучше не придумала, как сказать:
— Ах вот оно что! Надеюсь, когда вы взойдёте на трон, вы про нас не забудете.
Но слова её прозвучали неубедительно.
— Нет, не забуду, — отвечала Сара.
Больше она ни слова не прибавила, но молча стояла, пристально глядя на Лавинию, пока та не взяла Джесси под руку и не ушла.
С этих пор девочки стали между собой звать её «принцессой Сарой»; те, кто завидовали ей, употребляли этот титул презрительно, а те, кто её любили, — с нежностью. Конечно, никто к ней так не обращался, но поклонницам Сары нравилось великолепие этого титула. Мисс Минчин, прослышав об этом прозвище, не раз упоминала о нём в беседах с родителями; ей казалось, это придаёт её школе что-то в высшей степени аристократическое.
Ну а Бекки считала, что Сара и есть принцесса. Знакомство, начатое в тот пасмурный день, когда, проснувшись, она в ужасе вскочила с кресла, продолжалось и крепло.
Следует признаться, что мисс Минчин и мисс Амелия и не подозревали об этой дружбе. Они знали, что Сара «добра» к судомойке, но не догадывались, какие дивные минуты выпадали той на долю, когда, с молниеносной быстротой закончив уборку, маленькая служанка входила в Сарину гостиную и с блаженным вздохом опускала на пол тяжёлый ящик с углём. В такие минуты рассказывались сказки (с продолжением!), а вкусные вещи поедались на месте либо торопливо прятались в карманы, чтобы насладиться ими ночью, когда Бекки поднимется к себе на чердак и ляжет в постель.
— Только я должна есть осторожно, мисс, — призналась она как-то. — Если оставить крошки, за ними придут крысы.
— Крысы? — с испугом вскричала Сара. — Там есть крысы?
— Не счесть, мисс, — спокойно ответила Бекки. — На чердаках завсегда крысы и мыши живут. Возятся и бегают, но я к этому привыкши. Я их и не замечаю, только бы по подушке не бегали.
— Бр-р! — ужаснулась Сара.
— Со временем ко всему привыкаешь, — сказала Бекки. — Если родилась судомойкой, приходится привыкать. Лучше уж крысы, чем тараканы.
— Пожалуй, — согласилась Сара. — С крысой, верно, можно подружиться, а с тараканом мне не захотелось бы.
Порой Бекки решалась провести в светлой тёплой комнате всего несколько минут — в таких случаях она обменивалась несколькими словами с Сарой и прятала небольшой кулёк в старомодный кошель, который был привязан у неё к поясу под верхней юбкой. Поиски снеди, которая занимала бы мало места, придавали теперь особый интерес Сариному существованию. Отправляясь на прогулку, она жадно вглядывалась в окна лавок.
Когда она в первый раз купила несколько мясных пирожков, ей показалось, что она сделала настоящее открытие. При виде пирожков глаза у Бекки разгорелись.
— Ах, мисс! — прошептала она. — Они такие вкусные и сытные! Главное, они такие сытные! Пирожное, конечно, ужасно вкусное, а растает во рту — и нет его! Вы меня понимаете, мисс? А от пирожков в желудке такая приятная тяжесть остается!
— Не знаю, — молвила Сара неуверенно, — хорошо ли это, когда тяжесть в животе, но, надеюсь, они тебе понравятся.
Пирожки Бекки понравились. Понравились и бутерброды с маслом, купленные в закусочной, и булки с копчёной колбасой. Прошло какое-то время — усталость и голод уже не так мучили Бекки, как прежде, и ящик с углём не казался ей таким тяжёлым.
Впрочем, как бы тяжёл он ни был, как бы ни сердилась кухарка и как бы ни изматывала её бесконечная работа, теперь Бекки жила надеждой: может, мисс Саре удастся выкроить минутку и они увидятся днём в её комнате? Лишь бы её увидеть, а пирожки — это не обязательно! Когда времени было мало, Сара успевала сказать Бекки всего несколько слов, но то были добрые слова поддержки, и они придавали ей бодрости. Когда же времени было больше, Сара рассказывала сказку или какую-нибудь историю, над которой Бекки могла подумать, лёжа у себя на чердаке.
Сара и не подозревала, как много всё это значит для бедной Бекки и какой чудесной благодетельницей она ей представляется. Она поступала так, как подсказывало ей сердце, — ведь это Природа так распорядилась, что ей нравилось давать, а не брать. А если Природа сделала тебя дающей, руки твои и сердце всегда раскрыты. Конечно, может случиться, что руки у тебя иногда бывают пусты, но сердце твоё всегда полно; это от сердечной полноты ты даришь людям и тепло, и ласку, и помощь, и участие, и смех. Доброта и весёлый смех порой помогают лучше всего!
За всю свою недолгую тяжкую жизнь Бекки едва ли знала, что такое смех. А Сара её смешила и сама смеялась вместе с ней; ни та ни другая и не подозревали, что смех «насыщает» не хуже мясных пирожков.
За несколько недель до дня рождения Сары (ей исполнялось одиннадцать лет) пришло письмо от её отца; впрочем, оно было не таким весёлым и бодрым, как обычно. Он плохо себя чувствовал и тяготился хлопотами, связанными с алмазными копями.
«Ты знаешь, милая моя девочка, что твой папочка — человек совсем не деловой, цифры и документы его только смущают. Он в них не очень-то разбирается, а дело такое огромное. Не будь у меня лихорадки, я бы спокойно спал, а не метался по ночам, не мучился бы кошмарами. Если бы моя маленькая хозяюшка была со мной, она бы дала мне серьёзный и добрый совет. Ведь правда, хозяюшка?»
Он часто звал Сару «маленькой хозяюшкой», потому что она бывала серьёзна не по летам, — это была одна из их шуток.
Ко дню рождения Сары капитан Кру подготовил подарки. Заказал, кроме прочего, в Париже новую куклу с великолепными туалетами. Однако на письмо, в котором он спрашивал, хочет ли она куклу в подарок, Сара отвечала уклончиво.
«Я старею, — писала она. — И больше кукол у меня в жизни не будет. Это моя последняя кукла. Это чрезвычайно серьёзно! Если б я сочиняла стихи, я бы написала стихотворение под названием «Последняя Кукла». Но сочинять стихи я не умею. Я пыталась — а потом сама же над ними смеялась. Они были ничуть не похожи на стихи Уоттса, Кольриджа или Шекспира. Никто никогда не сравнится для меня с Эмили, но я буду чтить Последнюю Куклу; и я уверена, что девочки её полюбят. Они любят кукол, хотя некоторые старшие, кому скоро исполнится пятнадцать лет, делают вид, что уже выросли из кукол».
У капитана Кру страшно болела голова, когда он читал это письмо у себя в бунгало в Индии. Перед ним на столе грудой лежали бумаги и письма, приводившие его в отчаяние, и всё же он от души расхохотался. Вот уже много недель он так не смеялся.
— Ах, она с каждым годом становится всё забавнее! — вскричал он. — Бог даст, всё устроится, и я отправлюсь в Англию повидаться с нею. Я всё бы отдал, только бы обнять её сейчас! Почувствовать, как её ручонки обхватывают меня за шею! Всё бы отдал!
День рождения Сары собирались праздновать пышно. Классную решили украсить зеленью — там и предполагалось устроить праздник. Коробки с подарками будут торжественно распакованы при всех, а в гостиной мисс Минчин накроют роскошный стол.
Когда наконец настал этот день, вся школа была в неописуемом волнении. Утро пролетело быстро — все занимались приготовлениями. В классной развешивали гирлянды остролиста; парты вынесли, а на скамейки, сдвинутые к стенам, надели красные чехлы.
Выйдя из спальной в то утро, Сара нашла на столе в гостиной небольшой, неловко завязанный пакет в обёрточной бумаге. Она поняла, что это подарок, и угадала от кого. С тёплым чувством развернула она бумагу. Внутри лежала квадратная подушечка для булавок из красной застиранной фланели. В подушечку были воткнуты булавки с чёрными головками — так, что образовались слова:
«С ДНЕМ РАЖДЕНЯ!»
— Господи, — с нежностью вскричала Сара. — Как она постаралась! Мне до того приятно, что… что прямо сердце щемит!
Перевернув подушечку, Сара с изумлением увидела на пришпиленной к ней карточке аккуратную надпись:
«Мисс Амелия Минчин».
Сара повертела карточку в руках.
«Мисс Амелия?! — повторила она про себя. — Не может быть!»
В эту минуту она услышала, что дверь тихонько отворилась — в комнату заглянула Бекки.
Лицо её так и сияло радостной нежной улыбкой — она нерешительно подошла ближе и остановилась, теребя в волнении пальцы.
— Вам нравится, мисс Сара? — спросила она. — Нравится?
— Нравится?! — вскричала Сара. — Бекки, милая, неужели ты сама это сделала?
Бекки радостно всхлипнула, на глазах у неё выступили слёзы восторга.
— Это всего-то фланель, мисс, и то не новая, только мне хотелось вам что-то подарить, вот я ночами и смастерила. Вы уж «вообразите», что подушечка шёлковая, а булавки бриллиантовые. Я тоже старалась это «вообразить», когда её шила.
И с сомнением прибавила:
— А карточка, мисс… Ничего, что я её из корзины для мусора вынула? Мисс Амелия её выбросила. Своей-то карточки у меня нет, а подарок не подарок, если к нему карточку не пришпилишь, я знаю — вот я и пришпилила мисс Амелию.
Сара бросилась к ней и обняла. В горле у неё стоял комок — почему, она и сама не знала.
— Ах, Бекки! — вскричала она с каким-то странным смехом. — Ты просто прелесть, Бекки! Я так тебя люблю! Да-да, люблю!
— О мисс, — взволнованно прошептала Бекки. — Спасибо, мисс, большое спасибо! Только подарок того не стоит. Фланель-то… не новая.
ГЛАВА 7И снова алмазные копи
Когда в тот день Сара ступила в украшенную ветками остролиста классную, её сопровождала целая процессия. Мисс Минчин в парадном шёлковом платье вела Сару за руку. За ней следовал лакей с коробкой, в которой лежала Последняя Кукла, затем служанка ещё с одной коробкой, а замыкала шествие Бекки в чистом фартуке и новом чепце и с третьей коробкой в руках. Сара предпочла бы войти как обычно, но мисс Минчин послала за ней, чтобы высказать ей своё пожелание.