Корабль повалился на правый борт так, что рулевой не удержался на ногах и повис на штурвале.
— Это же землетрясение, а не погода, — недовольно пробурчал штурман Бобров. — Скорее бы к берегу… Эх, когда мы на Коренец заглянем! — снова стал он мечтать. — Там Вера Ивановна ресторанными обедами угощает!
— На Коренец? — повторил Чугунов. — По плану на Коренец мы должны заглянуть через четыре дня.
— Однако в такую погоду к нему и на шлюпке не подойдёшь, — вздохнул штурман Бобров, мысленно прощаясь с ресторанным обедом Веры Ивановны.
— Это верно, — согласился капитан Чугунов. — Всем хорош остров, райский уголок, а вот гаванью его бог обидел. Не дал приличной гавани.
— Ничего идеального в жизни и в природе не бывает, — сделал вывод штурман Бобров.
— И не надо, — возразил капитан Чугунов. — Если бы всё было идеально, что бы нам осталось делать? Нечего бы нам было делать на свете.
Цепляясь за дверь, в рубку забрался радист, стряхнул с лица воду, сказал, почти крича:
— На Коренце несчастье, товарищ капитан!
— Что случилось?
— Жена начальника заболела. Вызывают вертолёт с врачом!
— Вот как… — сказал капитан Чугунов и наморщил лицо, будто испытывал сильную боль.
— Какой же сумасшедший вертолёт полетит в такую бурю! — заметил штурман.
Радист добавил тихим уже голосом:
— Передают, что очень плохо. Сознание теряет и умереть может.
И совсем наступила тишина в рубке. Слышен был только вой ветра да дребезг стёкол под его напором.
— Что же вы молчите! — крикнул вдруг радист. — У нас на борту есть врач, а до Коренца четыре часа ходу!
— Врач-то есть… — проговорил штурман Бобров. — Думаешь, мы об этом позабыли? А как ты его на остров высадишь. Там же всё кипит вокруг скал. Адский котёл. Водопад на месте… Нет, не выйдет, как ни прикидывай. И шлюпку разобьёт, и врача утопим. Шлюпка-то, правда, вторая имеется, но врач лишь один. Нельзя им рисковать.
Радист опустил голову и спросил едва слышно:
— Вы тоже так считаете, Николай Иванович?
— Теоретически оно так, — не сразу ответил капитан Чугунов.
— Практически точно так же, — сердито сказал штурман. — Я подходил к Коренцу на шлюпке сотни раз и знаю, что это за дрянное место даже в тихую погоду. Только сдвинешь нос чуть в сторону от линии фарватера, сразу угодишь на камень.
Радист медленно застегнул свою меховую куртку и понуро пошёл прочь из рубки. Может быть, он думал тогда, что напрасно изобрели это радио. Зачем надо знать, что поблизости погибает человек, если не можешь ему помочь?
Минуты через две капитан расправил плечи, потёр руки, поглубже надвинул на лоб фуражку и сказал:
— С этим тоже надо бороться. Рулевой, лево руля. Ложитесь на курс сто шестьдесят четыре градуса.
— Это же безумие! — воскликнул штурман Бобров.
— А вы не волнуйтесь, — мягко сказал Николай Иванович. — С вами ничего не случится.
12
Стоя у рации в каюте радиста, капитан разговаривал с островом по радио. Он всё тщательно обдумал. Рассмотрел и проанализировал все мелочи, потому что из-за необдуманных мелочей чаще всего случаются у нас неудачи. Крупное продумать проще, оно всегда на виду, а про мелочи часто забывают.
— Киньте в воду побольше канатов, когда шлюпка приблизится к тому месту, где мы всегда выходим на ваш остров, — сказал капитан в трубку радиотелефона.
Поговорив, капитан Чугунов вышел на мостик. Остров был уже близко. Капитан застопорил ход и приказал отдать якорь. Потом он приказал спустить шлюпку. Четверо матросов отталкивали её баграми, чтобы шлюпка не разбилась о стальной борт корабля. Неподалёку на палубе, укрывшись за надстройкой от неистового ветра, стоял одетый в непромокаемый плащ доктор с медицинским саквояжем в руке. Штурман Бобров подтягивал длинные рыбацкие сапоги и готовился спустить шлюпку. Он всё повторял:
— Безумная затея, мы никому ничем не поможем, наша шлюпка разобьётся о скалы, и мы…
У него не хватало слов, чтобы описать, что случится после этого «и мы». Он просто махнул рукой и умолк.
На палубу захлёстывали волны. Очень близко и очень ярко вспыхивал маяк;
— Не надо так волноваться, с вами ничего не случится, — снова сказал штурману капитан Чугунов. — Идите на верхний мостик и освещайте берег прожектором.
— Как это на верхний мостик? — не понял штурман. — Как это освещать прожектором?
— С доктором на шлюпке пойду я, — сказал капитан Чугунов.
— Николай Иванович, неужели вы подумали, что я испугался?! — закричал оскорблённый возможностью такого подозрения штурман.
— Вы не верите в успех этого предприятия, вот что я подумал, — спокойно сказал капитан Чугунов. — А в таком случае вам и браться за него не стоит. Человек, не уверенный в успехе своего дела, будет плохо работать и непременно его провалит. Ещё в самом деле утонете, а я потом отвечай. Идите-ка на мостик, включите прожектор и светите прямо на ту расщелинку.
Капитан поднял капюшон непромокаемой куртки, ловко спустился в пляшущую под бортом шлюпку, принял на руки доктора с его медицинским саквояжем и включил мотор.
— Я сам могу! — крикнул доктор.
— Прошу прощения, — обернулся капитан. — На обратном пути.
Шлюпка понеслась к острову. Волны захлёстывали утлую посудинку, свирепо нападали и справа, и слева, и сзади. Шлюпка металась и подпрыгивала, словно грузовик на лесной дороге. Чёткий, как остановившаяся молния, луч прожектора соединил болтающийся на якоре корабль со входом в расщелину между двумя высокими скалами — одно-единственное место, через которое можно выбраться с моря на остров, не стопроцентно рискуя переломать себе все кости, у песчаной косы шлюпку вдребезги разобьёт волной о подводные скалы. Капитан весь оцепенел и впился в штурвал, скупыми движениями направляя нос шлюпки в эту расщелину. Доктор, скрючившись у мотора, прикрывал полами плаща свой саквояж с инструментами. Взглядывая на берег, он видел освещенных прожектором людей с канатами в руках. Один из них яростно махал совсем ненужным фонарём.
Николай Иванович протянул руку назад:
— Дайте саквояж!
Он взял протянутый доктором медицинский саквояж и потом несколько раз повторил:
— Когда окажетесь в воде, хватайтесь за любой канат!
— Обязательно, — отвечал ему доктор. — Буду хвататься за любой канат, иначе я утону.
— Вот именно, — кивнул капитан Чугунов. — Рад, что вы это хорошо понимаете.
И он включил мотор на полную мощность. Тут сзади накатилась громадная волна, рухнула на шлюпку и внесла её в расщелину.
Сверху полетели канаты.
Доктора захлестнуло солёной и отчаянно холодной водой, перевернуло, стукнуло о камень, и вдруг он, сам не поняв, каким образом, взмыл вверх и очутился на берегу, на сухом месте. В каждой руке его было по канату, а пальцы так скрючились, что он не мог их сразу распрямить.
— Когда это я успел увидеть канаты и схватиться за них? — удивлялся доктор, глядя на свои руки. — Это удивительный и очень интересный для медицинской науки факт.
Подошёл Николай Иванович, весь с ног до головы мокрый.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, улыбнувшись.
— Здорово болит грудь и гудит в голове, — сказал ошарашенный чудесным спасением доктор. — Но в общем всё в порядке. Я могу работать.
— Прекрасно. Вот ваш инструмент, — сказал капитан Чугунов и подал доктору саквояж.
Доктора повели в дом.
Посмотрев вниз, на кипящие волны, капитан Чугунов покачал головой и сказал самому себе:
— Штурман Бобров оказался прав: шлюпку разбило вдребезги.
А штурман Бобров освещал берег прожектором. Так и не вышло у него: отдохнуть ночь в тихой гавани. И с обедом завтра, наверное, тоже будет нехорошо. Такая волна, что тут не только бачки с плиты слетают, удивительно, как сама плита ещё не ездит по палубе.
13
Николай Иванович пил чай на кухне из толстой фаянсовой кружки. Промокшая его одежда сохла над плитой, а сам он был одет в китель и брюки начальника маяка. Брюки ему были коротковаты, а в китель можно было всунуть ещё половину Николая Ивановича.
Но какая разница, во что одет, когда ты сидишь на пустой кухне и пьёшь чай…
Начальник маяка Сергей Александрович вышел из комнаты, где лежала Вера Ивановна, запнулся о половицу, прислонился к стене. Он был страшен с чёрными ямами глазниц на бледном осунувшемся лице.
— Что говорит доктор? — спросил капитан Чу-гунов.
Сергей Александрович поднял лицо к потолку, проговорил:
— Надо срочно делать операцию. Иначе она не доживёт до утра.
У него был скрипящий, измученный голос.
— Значит, надо делать операцию. — сказал Николай Иванович. — А доктор у нас молодец. Ты ему верь. Всё сделает отлично… Тебе сейчас лучше уйти отсюда. Когда всё кончится, мы тебя позовём.
За окнами выл, швыряясь дождевыми струями, ветер, и слышно было, как грохочет у скал море.
— Дело говоришь, капитан, — нехотя согласился начальник маяка. — И вправду, мне лучше уйти…
Он оттолкнулся от стены, пошёл твёрдым шагом и сильно захлопнул за собой дверь.
Потом в кухню пришёл из комнаты доктор, и с ним радистка Соня, которая ему помогала.
— Как поздно хватились, — сказал доктор и стал мыть руки.
Он мыл руки долго, неторопливо, ещё и ещё раз намыливая их.
Стряхнув воду, доктор поднял руки вверх, потряс ими и ушёл в комнату, открыв дверь плечом. За ним, вздыхая и щуря красные от бессонницы глаза, вышла радистка Соня.
Опять капитан Чугунов остался один в кухне.
Капала вода из рукомойника.
Медленно текло время.
Он выпил ещё кружку чая, окончательно прогрелся после своего купания в ледяной воде, потрогал не совсем ещё просохшую одежду и, подумав, чем бы заняться, пошёл в радиорубку.
Там маячный техник Пётр Петрович сидел у аппарата, поддерживал связь то с береговой станцией, то с «Лоцманом». Капитан Чугунов взял у него микрофонную трубку, подул в неё и сказал: