здь, как говорится, сезона и идёт, так сказать, на убыль, ну и оставим их в покое. И, вообще, сам понимаешь, сатира должна неустанно искать новые объекты, новые мишени для своих стрел. Давай, братец, что-нибудь посовременней, поактуальней, про сервис, сферу обслуживания и тому подобное, понял? Жду. Твори! — Он крепко, через стол, пожал мне руку.
На другой день я понес в редакцию новый рассказик, по-моему, довольно милый. В нем повествовалось о том, как жена перед Новым годом ушла в парикмахерскую, муж ждал-ждал, потом стал звонить, и она отвечала, что ее очередь одна тысяча сто семьдесят первая, и вернулась домой к следующему Новому году, и тогда он освоил вторую профессию — дамского мастера и сам причесывал жену.
Когда я вошел в редакцию, меня встретил арктический холод. Никто на меня не взглянул, не поднял от стола головы.
— Женечка… — неуверенно спросил я секретаршу. — Что… случилось?
Она так вздохнула, что на столе зашевелились бумажки.
— Они… они… — голос прерывался от горя. — Они окунули его в прорубь!
— Кто окунул? Кого!
— Хулиганы! Редактора!
ВЕЛИКИЙ ВОЛШЕБНИК
Я подошёл к прилавку и невольно улыбнулся. Не продавщица — фея, чистая фея! Какой доброжелательный взгляд! Да у такой купишь не только то, что нужно, но даже то, что не нужно!
— Будьте добры, девушка, — доверительно сказал я, — мне бы подарок даме, ко дню рождения…
Фея понимающе улыбнулась.
— Пожалуйста. Можно блузку. Смотрите, какая прелесть! — Легчайшие пушинки легли на прилавок. — Изумительная отделка, не правда ли? Жабо теперь модно. Или зонтик возьмите. — Цветные грибки раскрывались над милой головкой. — Как?
— Бесподобно! — искренне восхитился я.
— Вазу можно. — Фея поворачивала изделие, ослепляя мириадами раздробленных солнц. — Так что вы берёте?
— Всё беру, всё! — Я устремился к кассе.
— Минуточку, — улыбнулась фея, — а вы не хотите прийти в такой день в новом галстуке? По-моему, этот вам подойдёт. — Она указала на манекен рядом с собой и подала мне такой же галстук, какой был на нем. — Возьмёте?
— Да, да, конечно, благодарю вас!
Когда я вернулся от кассы, меня ждали изящный пакет и приветливая улыбка.
— Всего доброго. Вам и вашей даме…
— Благодарю вас. До свидания.
Счастливый, я пошёл к выходу.
На следующий день я снова зашел в магазин. Хотя предмет, который я намеревался купить, был в ближайших торговых точках, я не поленился сделать крюк ради феи.
Фея была на месте.
— Девушка… — улыбнулся я по-вчерашнему.
Никакой реакции. Стопроцентная отрешённость от дела, которому она служит.
— Простите, девушка…
— Ну чего?
— У вас есть…
— Смотрите сами, что есть — всё выставлено!
Это была фея, похожая на других.
На днях я был в кино. И в киножурнале увидел свою первую встречу с феей. Оказывается, оператор снимал скрытой (для меня) камерой.
ШЕВЕЛЕНИЕ ЭФИРА
Я включила радио. И услышала голоса, улыбчивые и доверительные.
— Дорогие друзья! Мы с Вадимом Сергеевичем сейчас объявим о концерте, который несомненно, доставит вам удовольствие, не правда ли, Вадим Сергеевич?
— Безусловно, Алла Матвеевна, безусловно.
— А как вы считаете, Вадим Сергеевич, с чего лучше начать наше сообщение?
— Я считаю, Алла Матвеевна, мы должны начать его с того, с чего вы считаете лучше его начать.
— Спасибо, Вадим Сергеевич, вы очень, очень любезны. Итак, друзья, мы с Вадимом Сергеевичем приступаем к сообщению, которое, как мы уже говорили, доставит вам большое удовольствие. Пожалуйста, Вадим Сергеевич.
— Ну, нет, Алла Матвеевна, предоставляю слово вам как представительнице прекрасного пола. Ведь известно, что никто другой как женщина украшает жизнь…
— О! Ну, хорошо. Так вот, дорогие друзья…
— Минуточку, Алла Матвеевна, минуточку. Ведь тот, кто нам нужен, присутствует здесь, на студии, так не проще ли будет, если он сам представится нашим дорогим друзьям?
— Вы правы, Вадим Сергеевич, но, пожалуйста, разрешите это сделать мне…
— Как хотите, Алла Матвеевна, как хотите.
— Спасибо, Вадим Сергеевич, вы очень, очень любезны. Итак, дорогие друзья… Ох, я даже немного волнуюсь…
— Я вам сочувствую, Алла Матвеевна, сочувствую; Ну, смелее, смелее!
— Итак! Начинаем концерт популярного эстрадного артиста Леонарда Монтажкина!
НАСЛЕДНИКИ
Вдовец Иван Петрович Желтиков нашел себе наконец жену по сердцу. Все было бы преотлично, но одно обстоятельство омрачало счастье: у жены была прекрасная квартира! И у Ивана Петровича была прекрасная квартира. Конечно, можно было бы обменять две на одну, но получится гиперболическая площадь. И Иван Петрович ломал голову: кому оставить квартиру?
— Ведь ты можешь сдать ее, Ванюша… — робко сказала жена.
— Кому сдать? — не понял Иван Петрович.
— Ну, тем, кто тебе ее дал: государству, горсовету…
Иван Петрович посмотрел на нее так, будто она подала ему на завтрак маринованную змею.
— Как это — сдать? Ни с того ни с сего прийти и сказать: нате, возьмите свою квартиру? Это же курам на смех!
После мучительных раздумий он все-таки нашел наследника!
— Валерий совершеннолетний?! — спросил он, прибежав к родственникам, Марье Ивановне и Семену Семенычу.
— А что? — спросили Марья Ивановна и Семен Семеныч.
— Пускай занимает мою квартиру! Я выпишусь, а он унаследует!
Валерий унаследовал квартиру. Чертовски надоедало, живя у родителей, бегать в свою квартиру, хлопать дверьми, шуметь, включать транзистор, имитируя своё в ней обитание. Но ничего не поделаешь, квартира есть квартира!
В один прекрасный день Валерий женился. И, как назло, у жены оказалась квартира!
— Вот что, дорогой, — сказала новобрачная, — я не желаю жить на двух квартирах.
Валерий перешел к жене.
— Он с ума сошел! — схватился за голову Иван Петрович. — А квартира, квартира?!
— Ванюша… — начала было жена.
— Отстань!
После мучительный раздумий он снова нашел выход!
— Бабушка! Она, правда, живет далеко и имеет собственный дом, но это неважно. Приедет и унаследует квартиру!
Бабушка приехала и унаследовала квартиру.
Но, ожидая со дня на день ее ухода в мир, где уже не нужны квартиры, Иван Петрович, после мучительных раздумий, сам унаследовал квартиру: развелся с женой и вернулся к себе.
Квартира есть квартира!
БОРЦЫ
Пельменная. Гардины с небывалыми цветами, волнующий аромат. Входят Федя и Вася.
— Две порции, — протягивает деньги Вася.
— Мелочь! — коротко, как выстрел, доносится из-за кассы. Похоже, что звук исходит из ящика.
— Тогда мы ещё возьмём яйца, — кивает на витрину Вася.
— Крутые!
— Мы с Федей не любим крутые… — мнется Вася.
— Не любите, не берите! Следующий!
— Но вы нас ещё не обслужили! — восклицает Вася.
— Не мешайте работать!
Цветы на гардинах как-то сразу блекнут.
Но тут вмешивается Федя.
— Сбегай, Вася, разменяй деньги. А я им покажу! Жалобную книгу!
— Продрай их с песочком, Федя.
— Будь уверен!
Брошенная энергичной рукой, книга как бы сама собой вылетает из-за кассы.
Усевшись за стол, Федя вынимает ручку-самописку…
Но тут вбегает Вася:
— Разменял!
Блаженно улыбаясь, друзья поглощают пельмени. Покончив с этим делом, замечают лежащую на уголке стола книгу.
— Вась… — косится на книгу Федя.
— Чего?
— Напишем?
— Про что?
— Про всё. Надо же бороться!
— Надо! Пиши давай!
Федя нехотя достает из кармана ручку.
— Вась…
— Чего?
— Писать?
— А как же, обязательно!
— А, может, черт с ними, а, Вась?
— И то правда, ну их! А пельмени вкусные… — улыбается Вася.
— Вкусные, — соглашается Федя. — Написать?
— Валяй! Благодарность… — пишет Федя.
МЕТАМОРФОЗЫ
Привычный строй жизни в квартире был таков: первой в кухне появлялась Тома — приходила мыть руки. Лицо Тома не мыла, чтобы в будущем не было морщин. Этот чудодейственный совет дали подружки по ресторану, где она работала. Впрочем, мужская часть населения — мужья соседок Анны Семеновны и Анны Михайловны — все равно считали Тому хорошенькой. Естественно, что обе женщины не испытывали к юной официантке особой симпатии, не находили нужным это скрывать, а цвет ее лица откровенно сравнивали с прошлогодним лимоном.
Так что домашнюю жизнь Томы нельзя было назвать райской.
Но…
В привычный строй жизни вошло новое лицо: молодой жилец занял комнату старушки, уехавшей к своим детям. Это был скромный юноша в мелкоклетчатом пиджаке и больших очках. Двигался он бесшумно, всем видом желая показать, что никого ни в чем не хочет ущемить. Фамилия его была Вельветов.
Возможно, его пребывание в квартире осталось бы неощутимым, если бы…
Однажды… Ах, эти «однажды» и «вдруг»!.. Но что поделаешь, если поворотные события в жизни личности начинаются однажды и даже вдруг!
Так вот однажды, или, скажем, в одно ничем не примечательное утро муж Анны Семеновны и муж Анны Михайловны, открыв газету, приблизили ее к глазам, отдалили и вновь приблизили… Под фельетоном-подвалом стояла фамилия автора — Вельветов!
Так вот он кто, их новый жилец! Фельетонист! Кто бы подумал? Такой тихоня, такой скромняга…
Стоит ли говорить, что это потрясающее обстоятельство повернуло квартирные традиции на 180 градусов! Моментально найдя общий язык, Анна Семеновна и Анна Михайловна изъяснялись на нем сперва в присутствии Вельветова, потом, по инерции, и без него. Все вопросы, по поводу которых их мнения были диаметрально противоположны и аргументы каждой стороны слышны были далеко за пределами кухни, теперь разрешались мирным образом, в духе полного взаимопонимания.
Муж Анны Семеновны и муж Анны Михайловны учтивейше здоровались с новым жильцом, и при каждом удобном и неудобном случае заводили разговор о важности прессы для человечества.