— Вы садитесь… Спасибо, что не уехали… Может быть, мне именно с вами и нужно посоветоваться. Вы же мне никто. Знаете, это как в поезде попутчик, которому можно рассказать все.
И она рассказала. Она овдовела, но ее муж почему-то все деньги передал на хранение своему другу, какому-то там Виктору. Виктор готов ей отдать их при условии, если она будет с ним. Говорит, что давно влюблен и все в таком духе. А она терпеть не может этого «жирного и противного» Виктора и не понимает, зачем ее муж отдал ему все свои деньги и даже оформил на него машину и фирму! Мужа своего она не любила, вернее, разлюбила из-за его грубости. Деньги у них были, муж владел большой станцией техобслуживания, и они могли позволить себе купить квартиру хотя бы в ипотеку, причем быстро бы расплатились, но нет, муж не хотел, словно не собирался с ней жить дальше, возможно, у него была другая женщина. Они снимали большую квартиру, но после его смерти (а умер он от сепсиса) она сняла лишь комнату неподалеку от Савеловского вокзала. На работу она еще не устроилась, потому что нервы расшатаны, и она постоянно плачет. Возможно, ей надо подлечиться и успокоиться. Она бухгалтер. Денег нет, все ее собственные сбережения она потратила на скромные похороны мужа, и Виктор, отлично зная это, уговорил ее приехать на свою дачу, вот как раз сюда, чтобы они наконец «решили все свои вопросы»…
— Ты здесь раньше была? — спросил Юрий, уже не церемонясь, тоном человека, который уже решил для себя взять над этой несчастной девушкой опеку. Но не спросить ее, как она так быстро нашла чужую дачу, он тоже не мог.
— Да, мы с мужем сюда приезжали.
— Постой… Вот ты сейчас приехала для того, чтобы… Хочешь сказать, что он должен сюда приехать, этот Виктор, друг мужа, чтобы переспать с тобой?
Она сидела, съежившись на стуле, и глаза ее медленно наполнялись слезами. Затравленный взгляд, голова вжата в плечи, колени сдвинуты, кисти рук сцеплены. Да кто ж он такой, этот мерзавец, заставивший эту несчастную девушку уступить ему? А если бы на месте Юрия был другой таксист, высадил бы ее, да и укатил. Девушку бы изнасиловали, и не факт, что этот гад вернул бы ей деньги мужа. Мог бы и прибить! Какая дичайшая история!
Это как же ее надо было напугать, чтобы она на последние деньги прикатила сюда?
— Когда он должен приехать? — От волнения голос у Юрия охрип. — Прямо сейчас? С минуты на минуту?
— Нет, утром. У него сегодня какие-то дела, сказал, что утром приедет, чтобы я его здесь подождала.
— А ключи у тебя от этой дачи как оказались?
— С курьером прислал.
— Не плачь. Что-нибудь придумаем. Ты не останешься здесь, это я тебе обещаю. Вытри слезы.
Он подошел к ней вплотную, помог ей подняться со стула и обнял. И она, словно только и ждала этого, прижалась к нему, уткнулась носом ему в грудь и разрыдалась.
Он успокаивал ее, усадил на диван, гладил по голове, плечам, а потом поцеловал, раз, другой, третий… И когда почувствовал, что она ответила на его поцелуй, просто клюнула в щеку, нашел губами ее губы…
Как, как он мог себе это позволить? Как случилось, что он, абсолютно трезвый, что называется, находящийся в ясном уме и твердой памяти, не смог справиться с охватившим его желанием и начал ее раздевать, уложил на диван…
Потом помог ей одеться, и теперь она сидела, обхватив руками плечи и опустив голову, и шептала: «мамадарагая»… Он слышал даже, как у нее зубы стучали.
Что же теперь будет? А вдруг его нарочно сюда заманили, чтобы спровоцировать, а потом написать заявление об изнасиловании с тем, чтобы тянуть с него деньги, шантажировать? Да, и такая крамольная мысль была.
И вдруг он услышал:
— Спасибо тебе.
Да уж, неожиданно. За что она его благодарит?
— Тебя как зовут-то?
— Александра. А тебя?
— Юра. Послушай, ты не останешься здесь, это ясно, да? Давай, поехали уже отсюда. Дом запри и ключи сунь под крыльцо. Если он тебе позвонит, так и скажешь, что никакие деньги тебе не нужны, короче, пошли его куда подальше и вообще постарайся забыть. Теперь я позабочусь о тебе. Сегодня отвезу тебя домой. Ты же на квартире живешь?
Она кивнула. И тут он вспомнил, что она снимает даже не квартиру, а комнату!
— Сейчас я отвезу тебя туда, ты соберешься, и я отвезу тебя в другое место. Ничего не бойся. У меня есть ключи от квартиры моего друга, он сейчас на море. Поживешь там пару дней, пока я не найду тебе квартиру.
— Но как?.. — Она наверняка хотела спросить его о многом и, главное, с какой стати он собрался ей помогать, но так и не спросила.
Поняла, что именно он от нее хочет. И была, судя по всему, не против. Потому что, не спуская с него глаз, легонько похлопала ладонью по дивану рядом с собой, как бы приглашая его.
И тогда он сделал это второй раз. Он не понимал, что в этой маленькой женщине особенного. Приятная, спокойная, в какой-то мере даже скованная, неопытная, но что же его к ней так тянуло? Быть может, все дело в этой пропахшей старым сухим деревом чужой даче и в том сыром садовом воздухе, что хлынул в комнату, стоило им только распахнуть окно? Или в том, что он знал, зачем она сюда приехала? Знал, чем она собиралась здесь, на этом диване, заняться с каким-то жирным Виктором?
Получается, что он с самого начала, вернее, с того самого момента, как она рассказала ему о своей проблеме и о причине, заставившей ее приехать сюда, знал о ее доступности, и именно это его и возбудило? Но разве можно назвать доступностью то, что она себе позволила? А что, если она отдалась ему от отчаяния, что, если ей захотелось нежности и ласки, человеческого тепла?
Нет, он не имеет права ее осуждать. Ей и без того пришлось немало вынести. Смерть мужа, похороны, безденежье, домогательства Виктора. И поэтому она отдалась, получается, первому встречному. Таксисту.
Эти мысли возбуждали его, он уже не мог оторваться от нее…
Они заперли дом и выехали уже глубокой ночью. Она уже не плакала. Сначала просто сидела рядом, глядя в темное окно, потом несколько раз повернула голову в его сторону, и тогда он, не сбавляя скорости, нащупал ее руку и сжал. И вдруг она прильнула к нему, потом поднесла его руку к губам и принялась целовать. Она благодарила его за избавление от унижения, от ада, который поджидал ее в том доме, если бы она осталась там наедине с ненавистным ей мужчиной.
Какие красивые у нее были волосы, густые, чистые, теплые. А кожа — нежная и тоже теплая, шелковистая.
Машина летела по шоссе навстречу сверкающей огнями Москве, а Юрий словно продолжал ощущать себя еще там, в том доме, сидящим на диване, и на его коленях все еще покачивалась она, его новая женщина.
Он так распалился, что впору было притормозить, чтобы, лихо свернув в черный ночной лесок, снова забраться под подол ее голубого сарафана.
И он притормозил. Повернулся к ней, она протянула к нему руки, и они неловко обнялись.
— Ты не подумай обо мне плохо… Сама не знаю, что со мной… Я так благодарна тебе, что ты увез меня оттуда…
Нет-нет, она точно не собиралась плакать. Она выглядела счастливой, как если бы он освободил ее из тягостного плена. Глаза ее поблескивали при свете приборной панели, он притянул ее к себе и поцеловал.
— Ничего не бойся со мной, поняла?
— Да, — ответила она, отдышавшись.
— Я никогда не обижу тебя.
— Да.
— И не думай, что вот отвезу тебя сейчас домой и забуду. Нет. Будем встречаться. Ты же хочешь этого?
Он впервые в своей жизни разговаривал с незнакомой женщиной так откровенно и решительно. Ему было важно, чтобы она поняла, что он от нее хочет. И боялся, что это она наутро, вспомнив ночного любовника, сразу забудет его, устыдившись своих чувств.
— Да, хочу. Не бросай меня. Мне от тебя ничего не надо. Даже если ты будешь мне просто звонить иногда, я уже буду счастлива.
— Я же сказал, что сниму для тебя квартиру. Вернее, для нас. Ты же все понимаешь…
В ответ она его поцеловала.
По Москве ехали по навигатору, нашли нужную улицу, дом, поднялись в квартиру, и даже тогда, когда уже вроде бы ясно было, для чего они здесь, зачем она пригласила его к себе и почему не включает в комнате свет, а тянет за руку к кровати, промелькнула ядовитая мыслишка, что его куда-то втягивают, что где-то поблизости его поджидает опасность, ведь она еще недавно была для него просто пассажирка, и он о ней ничего не знал. То есть он до последнего, просто, как очень осторожный человек, ждал подвоха. Но ничего такого не случилось.
— Сколько еще жильцов в квартире? — спросил он шепотом, раздевая ее у кровати при свете уличного фонаря, льющегося через окно, зашторенного кружевной занавеской.
— Семья из двух человек и всё. Здесь спокойно.
— Ты же не исчезнешь завтра? — Он снимал ей через голову сарафан. — Не исчезнешь? Ты же не приснилась мне?
— Нет, я буду ждать тебя. Обменяемся телефонами, не переживай.
— У тебя было много мужчин до меня?
Какой же он дурак! Вот не мог промолчать! Да какое право он имеет спрашивать ее о таких вещах? И с какой стати она ему должна отвечать?
— У меня был муж, и всё.
Он снял брюки и даже в этот момент, когда все мужчины без штанов чувствуют себя уязвимыми, подумал о том, что вот сейчас свет вспыхнет, и он увидит сидящего в кресле гориллоподобного мужика (как в кино) с пистолетом в руке.
Вот откуда эти страхи? Откуда? Насмотрелся сериалов? Детективов? Или все дело в том, что он просто профессиональный таксист, который привык всегда быть начеку, умеющий оценивать пассажира в плане опасности и много лет испытывающий хорошо скрываемый страх стать добычей для грабителей или бандитов? Быть может, он поэтому не любил, когда сзади него, прямо за водительским местом, усаживался мужчина.
Это случалось редко, в основном все садились с другой стороны, и все таксисты знали, что когда даже агрессивный пассажир сидит таким образом, то от него проще увернуться. Когда же в машину набивается компания, среди которых есть женщины, вот тогда и вовсе можно не опасаться. Но ведь случались и драки, и какие-то разборки, да чего только не было за двадцать лет его работы таксистом. Но сейчас-то чего он так напрягся, когда остался без брюк? Ну да, свет в комнате она не зажгла, но разве непонятно почему? Чтобы не спугнуть ярким светом охватившее обоих желание, чтобы уличный фонарь успел выхватить лишь неясные тени, бледные очертания женского тела да позолотить прядь растрепанных волос… Этого вполне достаточно для того, чтобы утонуть в этой женщине до утра.