– Если-бы-я-знал! Если-бы-я-знал!
Вьюнок услышал его слова.
– Йоханнес! Боюсь, что ты так и останешься человеком. Даже дружишь ты как человек: первый встречный, заговоривший с тобой после меня, тут же завоевал твое доверие. Да уж, моя мама оказалась права!
– Нет, Вьюнок! Ты несравненно умнее гнома, ты такой же умный, как та книга. Но почему ты не рассказываешь мне всего? Гляди! Зачем ветер дует так неистово, что заставляет деревья гнуться до земли? У них больше нет сил, ветер ломает их тонкие ветви и отрывает сотни листочков, еще зеленых и свежих. Они совсем измотаны, но безжалостный ветер продолжает издеваться над ними. Зачем? Чего ему надо?
– Бедный Йоханнес! Ты рассуждаешь как человек!
– Успокой его, Вьюнок! Пусть прекратится ветер и засветит солнце!
– Я не могу ни ответить на твои вопросы, ни исполнить твои желания. Ты изъясняешься как человек. Если ты не изменишь образ мышления, то вожделенный осенний день никогда для тебя не наступит и ты уподобишься тысячам других людей, с которыми беседовал Если-бы-я-знал.
– Неужели у него было столько собеседников?
– Да, тысячи! Если-бы-я-знал ведет себя загадочно, но он горазд молоть языком и тайну хранить не способен. Он надеется найти книгу в мире людей и делится своим знанием с каждым, кто, как ему думается, может ему помочь. Он уже многих сделал несчастными. Поверив ему, люди бросаются на поиски книги с таким рвением, будто ищут секрет изготовления золота. Жертвуя всем, напрочь забывая о своем призвании и счастье, они просиживают штаны наедине с научными фолиантами, в обнимку с мистическими препаратами и инструментами. Они ставят на кон свою жизнь и здоровье, предав забвению голубое небо, добрую, щедрую природу и человеческое окружение. Случается, под руку им подворачиваются красивые ценные вещи, вроде золотых слитков, которые они извлекают из недр на залитую солнечным светом земную поверхность, но и эти находки их не радуют, они передают их другим, а сами без устали продолжают шарить в потемках. Ведь ищут они вовсе не золото, а книгу. Некоторые в итоге теряют рассудок, забывают о цели своих поисков и превращаются в жалких маразматиков, впавших в детство. Они возятся в песке, словно дети, – возводят башни, подсчитывая, сколько понадобится песчинок, чтобы они разрушились; сооружают водные каскады, вычисляя высоту каждого уступа и каждой волны; терпеливо роют ямки, применяя все свое мастерство, чтобы они получились гладкими, без камушков на стенках. Когда интересуешься, чем заняты эти несчастные, они глубокомысленно взирают на тебя и мямлят нечто невразумительное: «Если-бы-я-знал! Если-бы-я-знал!»
Йоханнес продолжал смотреть на скрипучие деревья; на нежной коже лба поверх ясных детских глаз образовались складки. Еще никогда Йоханнес не был столь серьезен.
– Но книга все-таки существует – я помню эти твои слова! И я уверен, что в ней говорится про Великий Свет, дать название которому ты отказываешься.
– Бедный, бедный Йоханнес! – вздохнул Вьюнок. На фоне яростного завывания ветра его голос звучал как благостный хорал из неизвестного далека. – Люби меня, люби всем сердцем. Во мне ты найдешь больше, чем в своем желании. Ты поймешь непостижимое и обретешь самого себя, того, кого так истово желаешь узнать. Земля и небо станут твоими друзьями, звезды – твоими близкими, а бесконечная Вселенная – твоим домом. Люби меня, люби! Прильни ко мне, как стебель хмеля к стволу дерева, будь мне верен, как озеро своему дну, только со мной ты найдешь покой, Йоханнес!
Вьюнок умолк, но хорал, казалось, продолжал звучать. Торжественно-мерный, он доносился издалека, сквозь свист и бушевание ветра, умиротворяющий, как лунный свет, что сиял меж несущихся по небу облаков.
Вьюнок раскинул руки, и Йоханнес заснул на его груди, под покровом голубой мантии.
Посреди ночи он неожиданно проснулся. Землю исподволь накрыла тишина, луна уплыла за горизонт. Изнуренная листва обвисла, безмолвная темнота обволокла лес.
Вопросы вновь зароились в голове Йоханнеса, вытеснив пробудившуюся было в душе уверенность в правдивости речей Вьюнка. Почему люди так устроены? Почему он должен их покинуть и утратить их любовь? Почему наступает зима? Почему опадают листья и увядают цветы? Почему? Почему?
Вдруг в черноте подлеска снова заплясали голубые огоньки. Они зажигались и гасли попеременно. Йоханнес напряженно следил за ними. На темном пне вспыхнул яркий свет. Вьюнок мирно спал крепким сном. «Последний вопрос!» – подумал Йоханнес и выскользнул из-под голубой мантии.
– Ты опять здесь! – сказал Если-бы-я-знал и дружелюбно кивнул Йоханнесу. – Рад тебя видеть. А где твой приятель?
– Спит. Я хотел задать вам еще только один вопрос. Вы можете мне на него ответить?
– Ты ведь жил среди людей, не так ли? Твой вопрос как-то связан с моей тайной?
– Кто найдет Книгу?
– Так-так! Вот оно что! А если я расскажу, ты мне поможешь?
– Если смогу, непременно!
– Тогда слушай, Йоханнес!
Гном вылупил глаза, вздернул брови и, прикрыв рот ладошкой, зашептал:
– У людей находится золотой ларец, а у эльфов – золотой ключик. Друг эльфов найдет ларец, а друг людей отомкнет его. Это произойдет в весеннюю ночь, и малиновка укажет дорогу.
– Это правда? Правда? – воскликнул Йоханнес, вспомнив про свой ключик.
– Да! – подтвердил гном.
– Но почему же до сих пор никто не нашел Книгу? Ведь столько людей занимались ее поисками!
– Я не доверял свою тайну ни одному человеку. Доселе я не встречал друга эльфов.
– Я могу! Я могу вам помочь! – ликовал Йоханнес, хлопая в ладоши. – Пойду расскажу Вьюнку.
Он помчался обратно по мху и сухим листьям. Однако бежать было тяжело, он постоянно спотыкался. Там, где обычно под ногами не сгибалась и травинка, теперь трескались толстые ветви. Вот и густой папоротник, под которым они спали. Каким он вдруг стал низкорослым!
– Вьюнок! – позвал он, ужаснувшись звуку собственного голоса.
– Вьюнок! – то был голос человека.
Испуганная ночная птица с надсадным криком взметнулась вверх.
Под кустом папоротника было пусто. Йоханнес ничего не видел. Голубые огоньки исчезли, было зябко и темно. Силуэты деревьев, точно черные призраки, отпечатывались на фоне звездного неба.
Он окликнул Вьюнка еще раз. Но больше звать его не посмел. Его голос нарушал тишину, а имя друга звучало насмешкой.
Бедный Йоханнес бросился на землю и затрясся в рыданиях.
Семь
Утро было промозглым и мрачным. Черные блестящие ветви, оголенные ветром, плакали в тумане.
Будто гонимый какой-то неведомой силой, Йоханнес с красными от слез и остекленевшими от страха глазами бежал по мокрой, прибитой дождем траве, глядя вперед, туда, где кончался лес. Всю ночь он исступленно бродил в поисках света – вместе с Вьюнком исчезло и ощущение безопасности. В каждом темном углу прятался призрак одиночества, и Йоханнес остерегался смотреть по сторонам.
Наконец он вышел из леса и оказался на лугу, под мелким, моросящим дождем. Посреди луга, возле голой ивы, понурив голову, неподвижно стояла лошадь. С ее лоснящихся боков и заплетенной гривы медленно стекали капли.
Йоханнес продолжил путь вдоль леса. Он окинул одинокое животное за серой дождевой завесой тусклым испуганным взглядом и горестно вздохнул.
«Теперь все кончено, – подумал он. – Солнце больше никогда не вернется. Отныне меня повсюду ждет такой же безотрадный пейзаж, как здесь».
И все же он решил во что бы то ни стало превозмочь свое отчаяние – иначе случится непоправимое, думал он.
Йоханнес увидел обнесенную высоким забором усадьбу и домик, примостившийся у пожелтевшей липы.
Открыв калитку, он оказался на широкой аллее, устланной толстым ковром из золотых и терракотовых листьев. На газонах буйствовали фиолетовые астры в красочной компании с другими осенними цветами.
Йоханнес подошел к пруду, на берегу которого стоял особняк с низкими окнами и стеклянными дверьми. Стены увивали розы и плющ. С виду заброшенный дом окружали полуоблетевшие каштановые деревья, а на земле в палой листве поблескивали темные каштаны.
Душа мальчика оттаяла. Он вспомнил собственный дом, возле которого росли такие же деревья, и то, как он любил собирать под ними их глянцевые плоды. Ему вдруг безумно захотелось вернуться туда, будто знакомый голос позвал его. Он сел на скамейку и тихонько заплакал.
Особенный запах заставил Йоханнеса вернуться к реальности. Рядом стоял, попыхивая трубкой, мужчина в белом фартуке. На ремне у него висели жгуты липового лыка, предназначенные для обвязывания цветов. Йоханнесу был хорошо знаком этот запах, тотчас напомнивший ему о его любимом саде и садовнике, собиравшем для него гусениц и яйца скворцов.
Йоханнес не испугался. Он сказал, что заблудился, и покорно последовал за хозяином в его жилище под раскидистой желтой липой.
Жена садовника вязала черные чулки. На тлеющем огне в чугунной печи кипел большой котел с водой. На коврике у печи, подогнув под себя передние лапы, грелся кот. В такой же позе лежал Симон, когда Йоханнес улетал из дома.
Йоханнеса усадили у огня просушить ноги. «Тик-так», – подали голос большие настенные часы. Из котла со свистом вылетал пар, а крошечные озорные язычки пламени резвились вокруг торфяных брикетов. «Ну вот я снова среди людей», – подумал Йоханнес.
Его это не пугало. Он не испытывал волнения. Хозяева дома были добры к нему и участливы. Они спросили, чего бы ему сейчас хотелось больше всего.
– Больше всего мне хотелось бы остаться здесь, – ответил Йоханнес.
Здесь ему было покойно, дома же его ждали нагоняй и слезы. Ему предстояло скрепя сердце выдержать родительскую ругань и, следуя их наставлениям, крепко подумать о своем поведении.
С другой стороны, мальчик тосковал по своей комнате, отцу и Престо. Но лучше уж томительное одиночество, чем мучительная встреча с близкими. К тому же ему здесь лучше думалось о Вьюнке.
Тот, наверно, уже был далеко. В далекой солнечной стране, где над синим морем склоняются пальмы. Йоханнес хотел отсидеться здесь как бы во иску