– На твоей планете, – сказал Маленький принц, – люди выращивают в одном саду пять тысяч роз… и не находят того, что ищут…
– Не находят, – согласился я.
– А ведь то, чего они ищут, можно найти в одной-единственной розе, в глотке воды…
– Да, конечно, – согласился я.
И Маленький принц сказал:
– Но глаза слепы. Искать надо сердцем.
Я выпил воды. Дышалось легко. На рассвете песок становится золотой, как мёд. И от этого тоже я был счастлив. С чего бы мне грустить?..
– Ты должен сдержать слово, – мягко сказал Маленький принц, снова садясь рядом со мною.
– Какое слово?
– Помнишь, ты обещал… намордник для моего барашка… Я ведь в ответе за тот цветок.
Я достал из кармана свои рисунки. Маленький принц поглядел на них и засмеялся:
– Баобабы у тебя похожи на капусту…
А я-то гордился своими баобабами!
– А у лисицы твоей уши… точно рога! И какие длинные!
И он опять засмеялся.
– Ты несправедлив, дружок. Я ведь никогда и не умел рисовать – разве только удавов снаружи и изнутри.
– Ну ничего, – успокоил он меня. – Дети и так поймут.
И я нарисовал намордник для барашка. Я отдал рисунок Маленькому принцу, и сердце у меня сжалось.
– Ты что-то задумал и не говоришь мне…
Но он не ответил.
– Знаешь, – сказал он, – завтра исполнится год, как я попал к вам на Землю…
И умолк. Потом прибавил:
– Я упал совсем близко отсюда…
И покраснел.
И опять, бог весть почему, тяжело стало у меня на душе. Всё-таки я спросил:
– Значит, неделю назад, в то утро, когда мы познакомились, ты не случайно бродил тут совсем один, за тысячу миль от человеческого жилья? Ты возвращался к месту, где тогда упал?
Маленький принц покраснел ещё сильнее.
А я прибавил нерешительно:
– Может быть, это потому, что исполняется год?..
И снова он покраснел. Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит «да», не так ли?
– Неспокойно мне… – начал я.
Но он сказал:
– Пора тебе приниматься за работу. Иди к своей машине. Я буду ждать тебя здесь. Возвращайся завтра вечером…
Однако мне не стало спокойнее. Я вспомнил о Лисе. Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.
XXVI
Неподалёку от колодца сохранились развалины древней каменной стены. На другой вечер, покончив с работой, я вернулся туда и ещё издали увидел, что Маленький принц сидит на краю стены, свесив ноги. И услышал его голос.
– Разве ты не помнишь? – говорил он. – Это было совсем не здесь.
Наверно, кто-то ему отвечал, потому что он возразил:
– Ну да, это было ровно год назад, день в день, но только в другом месте…
Я зашагал быстрее. Но нигде у стены я больше никого не видел и не слышал. А между тем Маленький принц снова ответил кому-то:
– Ну конечно. Ты найдёшь мои следы на песке. И тогда жди. Сегодня ночью я туда приду.
До стены оставалось двадцать метров, а я все ещё ничего не видел.
После недолгого молчания Маленький принц спросил:
– А у тебя хороший яд? Ты не заставишь меня долго мучиться?
Я остановился, и сердце моё сжалось, но я все ещё не понимал.
– Теперь уходи, – сказал Маленький принц. – Я хочу спрыгнуть вниз.
Тогда я опустил глаза – да так и подскочил! У подножия стены, подняв голову к Маленькому принцу, свернулась жёлтая змейка, из тех, чей укус убивает в полминуты.
Нащупывая в кармане револьвер, я бегом бросился к ней, но при звуке шагов змейка тихо заструилась по песку, словно умирающий ручеек, и с еле слышным металлическим звоном неторопливо скрылась меж камней.
Я подбежал к стене как раз вовремя и подхватил моего Маленького принца. Он был белее снега.
– Что это тебе вздумалось, малыш! – воскликнул я. – Чего ради ты заводишь разговоры со змеями?
Я развязал его неизменный золотой шарф. Смочил ему виски и заставил выпить воды. Но не смел больше ни о чём спрашивать. Он серьёзно посмотрел на меня и обвил мою шею руками. Я услышал, как бьётся его сердце, словно у подстреленной птицы. Он сказал:
– Я рад, что ты нашёл, в чём там была беда с твоей машиной. Теперь ты можешь вернуться домой…
– Откуда ты знаешь?!
Я как раз собирался сказать ему, что, вопреки всем ожиданиям, мне удалось исправить самолёт!
Он не ответил, он только сказал:
– И я тоже сегодня вернусь домой.
Потом прибавил печально:
– Это гораздо дальше… и гораздо труднее…
Всё было как-то странно. Я крепко обнимал его, точно малого ребёнка, и, однако, мне казалось, будто он ускользает, его затягивает бездна и я не в силах его удержать…
Он задумчиво смотрел куда-то вдаль.
– У меня останется твой барашек. И ящик для барашка. И намордник…
Он печально улыбнулся. Я долго ждал. Он словно бы приходил в себя.
– Ты напугался, малыш…
Ну ещё бы не напугаться! Но он тихонько засмеялся:
– Сегодня вечером мне будет куда страшнее…
И опять меня оледенило предчувствие непоправимой беды. Неужели, неужели я никогда больше не услышу, как он смеётся? Этот смех для меня – точно родник в пустыне.
– Малыш, я хочу ещё послушать, как ты смеёшься…
Но он сказал:
– Сегодня ночью исполнится год. Моя звезда станет как раз над тем местом, где я упал год назад…
– Послушай, малыш, ведь всё это – и змея, и свидание со звездой – просто дурной сон, правда?
Но он не ответил.
– Самое главное – то, чего глазами не увидишь… – сказал он.
– Да, конечно…
– Это как с цветком. Если любишь цветок, что растёт где-то на далёкой звезде, хорошо ночью глядеть в небо. Все звёзды расцветают.
– Да, конечно…
– Это как с водой. Когда ты дал мне напиться, та вода была как музыка, а всё из-за ворота и верёвки. Помнишь? Она была очень хорошая.
– Да, конечно…
– Ночью ты посмотришь на звёзды. Моя звезда очень маленькая, я не могу её тебе показать. Так лучше. Она будет для тебя просто – одна из звёзд. И ты полюбишь смотреть на звёзды… Все они станут тебе друзьями. И потом, я тебе кое-что подарю…
И он засмеялся.
– Ах, малыш, малыш, как я люблю, когда ты смеёшься!
– Вот это и есть мой подарок… Это будет как с водой…
– Как так?
– У каждого человека свои звёзды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для учёных они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звёзды – немые. А у тебя будут совсем особенные звёзды…
– Как так?
– Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звёзды смеются. У тебя будут звёзды, которые умеют смеяться!
И он сам засмеялся.
– И когда ты утешишься – в конце концов всегда утешаешься, – ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно… И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: «Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!» И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю…
Он опять засмеялся.
– Как будто вместо звёзд я подарил тебе целую кучу смеющихся бубенцов…
И он опять засмеялся. Потом снова стал серьёзен:
– Знаешь… сегодня ночью… лучше не приходи.
– Я тебя не оставлю.
– Тебе покажется, что мне больно. Покажется даже, что я умираю. Так уж оно бывает. Не приходи, не надо.
– Я тебя не оставлю.
Но он был чем-то озабочен.
– Видишь ли… это ещё из-за змеи. Вдруг она тебя ужалит… Змеи ведь злые. Кого-нибудь ужалить для них удовольствие.
– Я тебя не оставлю.
Он вдруг успокоился:
– Правда, на двоих у неё не хватит яда…
В ту ночь я не заметил, как он ушёл. Он ускользнул неслышно. Когда я наконец нагнал его, он шёл быстрым, решительным шагом.
– А, это ты… – сказал он только. И взял меня за руку.
Но что-то его тревожило.
– Напрасно ты идёшь со мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда…
Я молчал.
– Видишь ли… это очень далеко. Моё тело слишком тяжёлое. Мне его не унести.
Я молчал.
– Но это всё равно что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального…
Я молчал.
Он немного пал духом. Но всё-таки сделал ещё одно усилие:
– Знаешь, будет очень славно. Я тоже стану смотреть на звёзды. И все звёзды будут точно старые колодцы со скрипучим воротом. И каждая даст мне напиться…
Я молчал.
– Подумай, как забавно! У тебя будет пятьсот миллионов бубенцов, а у меня – пятьсот миллионов родников…
И тут он тоже замолчал, потому что заплакал.
– Вот мы и пришли. Дай мне сделать ещё шаг одному.
И он сел на песок, потому что ему стало страшно.
Потом он сказал:
– Знаешь… моя роза… я за неё в ответе. А она такая слабая! И такая простодушная. У неё только и есть что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира.
Я тоже сел, потому что у меня подкосились ноги. Он сказал:
– Ну… вот и всё…
Помедлил ещё минуту и встал. И сделал один только шаг. А я не мог шевельнуться.
Точно жёлтая молния мелькнула у его ног. Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул. Потом упал – медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки.
XXVII
И вот прошло уже шесть лет… Я ещё ни разу никому об этом не рассказывал. Когда я вернулся, товарищи рады были вновь увидеть меня живым и невредимым. Грустно мне было, но я говорил им:
– Это я просто устал…
И всё же понемногу я утешился. То есть не совсем… Но я знаю: он возвратился на свою планетку, ведь, когда рассвело, я не нашёл на песке его тела. Не такое уж оно было тяжёлое. А по ночам я люблю слушать звёзды. Словно пятьсот миллионов бубенцов…