Я молчала. В моих руках все еще был очень удобный, мягкий и розовый слайм. Я бы тоже хотела в него играть. Но мне надо было включить маму.
– Но Роза не виновата, что дети играли, – сказала я.
– Да. Но она наладила производство этих слаймов и продает их каждый день. У нее целая сеть в школе.
Я наконец отложила игрушку и уставилась на Светлану Анатольевну. Мы точно говорим о Розе? Вот об этой девочке девяти лет? Подпольное производство слаймов? Разветвленная сеть сбыта?
Я, насколько смогла, сделала трагическое лицо.
– Девочка! Торговала в школе!
– Ну она ведь сама сделала, не украла. Продавала свой труд, – мрачно заметила я.
Мы со Светланой Анатольевной уставились друг на друга. Я вздохнула и положила слайм на парту. Этот розовый глиттер с крупными блестками, на основе которого был сделан слайм, я отлично помнила – мы покупали его в Италии. За евро!
Глиттер стоил как моя сумка. На наш курс – пять тысяч. И если за сумку это недорого, то за какие-то блестяшки в банке – просто безумная цена. Я была готова отдать пятьсот рублей, но пять тысяч?!
– Мама, у нас такого нет, – авторитетно сказала Роза. – Он мне очень, очень нужен!
Роза постоянно что-то просила купить: станок для плетения из резиночек, укулеле (обязательно розового цвета). Как-то после долгих уговоров я заказала «формовку», чтобы готовить полезные батончики из мюсли, сухофруктов и меда. Стоит ли говорить, что агрегат был заброшен на дальнюю полку после первых двух попыток, а изюм и мед – быстро съедены без всяких батончиков?
Я подумала: пять тысяч! На какие-то блестки! Все это будет потом тонким слоем рассыпано по квартире.
Но розовый глиттер переливался на солнце и манил. В нем скрывались десятки разных оттенков. Он был воплощением всего девчачьего, чего не хватало в моем детстве. Если бы я в свои пять лет, в восьмидесятых, могла иметь такой глиттер, могла перемазаться им с ног до головы, то, может, вся моя жизнь вообще была бы другой.
И я купила его. Не для Розы. Для себя. Ну и что, что пять тысяч? Он был лучше, чем все Барби мира, которых я видела в детстве.
Мы притащили этот глиттер из Рима в Москву. Две тяжеленные коробки. И вот теперь он ярко переливается в слаймах на учительском столе. А блестки и правда классные, неудивительно, что Розкино творчество пользуется спросом.
– Я поговорю с ней. Она больше не будет торговать в школе, – пообещала я.
Дома Роза выслушала подробный пересказ и получила запрет на торговлю.
– Весь бизнес мне сломали! – расстроилась она.
А я подумала, что вообще она долго продержалась. Только сейчас, в третьем классе, вызвали. Я была готова и раньше.
– Мам, а если я буду продавать не в школе, мне ничего не будет?
Отступать Роза не привыкла.
Глава 14. Крохотный магазинчик у дороги
Роза у нас наиболее финансово ориентированная. Я денег боялась и старалась о них не думать. Вроде хватает, и ладно. Большие деньги, как говорили мне в детстве, только у спекулянтов, а у хороших людей много денег быть не может. И вообще, не жили богато – нечего и начинать. С таким набором финансовых установок остаться одной с двумя маленькими детьми – очень злая шутка судьбы.
Но Роза, в отличие от меня, родилась сразу готовой выйти в мир большого чистогана. На нее можно было положиться с самого детства.
Роза всегда оставляла зубки под подушкой, чтобы мышка принесла ей подарок. Однажды мышка забыла это сделать, ничего не принесла, а зубик забрала. Роза не расстроилась и положила мышке записку: «Я жду подарок».
Мы рассказали, что мышка не приходит ежедневно и, наверное, у нее были какие-то мышиные дела. И забыли. Но Роза ничего не забыла. Следующий выпавший зуб был оставлен мышке с такой запиской: «Этот зуб у меня выпал вчера, а ты мне еще в прошлый раз ничего не принесла. Так что принеси мне, пожалуйста, подарок ДВОЙНОЙ».
Роза всегда защищает свои интересы и требует соблюдать договоренности. А если кто-то этого не делает, то она придет и разберется, закусив карамелькой.
Иногда мне кажется, что именно она научила меня зарабатывать деньги.
В моей семье – в родительской – никто и ничего не продавал. Мама работала инженером, папа преподавал экономику. Мы с мужем всегда были нанятыми сотрудниками. И тут вдруг Роза.
Свои первые продажи она начала в пять лет. Сплела из ниток браслетики, разложила их на две стопки: вот эти для продажи во дворе, а вот эти – на гимнастике.
Это были яркие широкие браслетики: в моем детстве они назывались «фенечки». Может, пришел ренессанс этих фенечек, а может, дело просто в возрасте, но почти все маленькие девочки теперь такие носят. Роза не могла пройти мимо, быстро научилась их плести и теперь осваивала рынок.
В тот момент у нас гостила бабушка – моя мама, которая тут же заинтересовалась бизнес-империей внучки.
– Ой, какие красивые! Для чего так много? – спросила она, разглядывая браслетики.
– Я буду их продавать.
– Как продавать?
Тут у бабушки произошел понятийный сбой, потому что Роза только недавно научилась нормально говорить, а уже собиралась что-то продавать.
– За денежку, – пояснила Роза.
Бабушка растерялась.
– Сначала, Роза, надо хорошо учиться, – сказала она. – Денежки так просто не появляются.
Помолчав, бабушка продолжила:
– Сначала ты будешь учиться, потом работать инженером за небольшую зарплату, потом станешь начальником, – тут моя мама вздохнула и как-то незаметно перескочила на историю собственной жизни: – Потом государство отнимет даже то, чего у тебя и не было… А уже когда ты будешь взрослой и проживешь много разных трудностей, то появятся деньги. Без трудностей, Роза, нет денег.
Бабушка обняла внучку, передавая ей главную финансовую установку: деньги – это чудовищный труд.
– Я бы хотела сразу денег, – сообщила Роза, с легкостью возвращая бабушке ее напутствие про жизнь и финансы. – Вот, я сплела из ниток браслетики. Пойду во двор их продавать. Ты, кстати, не хочешь купить? По десять рублей.
– Розочка, а неужели ты мне не подаришь? – хитро спросила бабушка.
Роза задумалась. Решительно покачала головой:
– Нет. Эти – на продажу. Я тебе другие подарю. Неудачные.
Тут было бы хорошо влепить Розе что-то воспитательное, но моя мама слишком опешила от такого заявления. Поэтому влепили потом мне.
– Ты должна поговорить с Розой! – сказала мама. – Это же какой-то барыга растет!
Роза попыталась развивать свой бизнес еще и на гимнастике. Родители давали детям мелочь, которую те радостно тратили на десятирублевые браслетики.
Тем же летом на даче Роза вместе с соседским мальчиком Эрнестом организовали передвижной магазин. Собрали из досок и коробки самодельный прилавок и поставили его на стратегически важной точке – у дороги к лесу. Всем, кто шел в лес, они предлагали воду и конфеты.
– В лесу вам понадобится вода! – уверяли они. (Кстати, очень правильно.)
А если люди шли обратно, то Роза с Эрнестом улыбались еще шире и говорили:
– Вы устали? Вот вода и конфеты!
Расчет в целом был верен. Юные бизнесмены не учли только одного значимого фактора: никто не ходит в лес с деньгами (а ведь могли бы!).
У них брали в долг, обещая вернуть, и не возвращали. Некоторые объясняли, где живут и как их найти, кто-то говорил, что заплатит дважды в другой раз. Но другого раза уже не было. В тот единственный день, когда работал магазинчик у дороги, дети наторговали на сто пятьдесят рублей.
– Нам завтра обещали все принести! – уверенно сказала счастливая Роза.
Я только кивнула. Деньги были мои, и я с ними уже попрощалась. А вот жизненный опыт был Розы – его еще предстояло оплатить.
На следующий день Роза как можно раньше пришла на их стратегическую точку и стала ждать. Иногда прибегала домой – в туалет. В это время бабушка или я шли караулить – вдруг должники придут отдавать тридцать рублей за воду или пятнадцать за шоколадку.
Роза ждала до последнего, но никто не пришел. Потом еще несколько дней подряд они с Эрнестом ходили по поселку и вглядывались в лица, пытаясь вспомнить, кто не отдал деньги. Никого, конечно, не нашли.
На Розу было невозможно смотреть: люди ее разочаровали до слез.
Так что к моменту, когда Розе запретили продавать слаймы в школе, она была уже подготовлена и спокойно «переехала» со своими продажами на пятачок за забором. Там ее бизнес процветал еще какое-то время, пока окончательно не похолодало.
В школу по поводу торговли меня больше не вызывали. То ли Роза сменила тактику, то ли стала более аккуратной – я так и не узнала.
Глава 15. Сигареты в рюкзаке
Все началось с того, что поздним вечером мне понадобился пластырь. В аптечке ничего не было, и я вспомнила, что сама неделю назад положила Нине новую упаковку пластырей в гимнастический рюкзак. Им вечно на тренировках нужно.
Рюкзак валялся в коридоре, и я мысленно порадовалась, что не пришлось идти в детскую и будить Нину. Я открыла боковой карман, куда положила упаковку. Она так и лежала там – не распакованная, но теперь уже вместе с пачкой сигарет (распакованной) и зажигалкой.
Я тут же забыла, что мне был нужен пластырь. Потому что это было… Внезапно? Неожиданно? Нет, не то. Тут не подходит ни одно слово.
Это было так, словно ты вдруг понимаешь, что близкий тебе человек живет какую-то вторую, другую жизнь, а ты об этом и знать не знаешь. Вроде было какое-то ощущение, что-то смутное, можно было догадаться, но верить не хотелось. История не редкая, но как-то с детьми не очень привычная.
Хотя предпосылки имелись. И главная из них – Нина подросток, ей четырнадцать лет.
Первым моим порывом было нестись в комнату, разбудить Нину и спросить: какого черта? Откуда сигареты? Ты что, куришь?!
Но потом я выдохнула. Отложила сигареты. Достала мясо, свеклу и капусту. На самом деле мне хотелось достать виски, но когда ты одинокая работающая мать, то существуют дела поважнее, чем какая-то рефлексия. Например, борщ.