Папы редко дают советы, они знают, что чаще всего это никому не нужно. Но если настанет момент «икс» и членам семьи нужен будет совет, то надо спросить папу. Он все знает. И, поверьте, тоже бывает прав.
Когда мои дети были маленькими, а сын еще даже не ходил в школу, все мамы вокруг куда-то водили и возили своих детей. Они постоянно занимались в кружках, пели, танцевали, стреляли из лука, готовились к школе… Одним словом, трудовая жизнь детей и их мам была в разы тяжелее, чем у пап. В принципе, это дело личное. Если мамам хочется не иметь собственного времени, а развозить своих детей по кружкам, то никто в этом мире не может их остановить.
Так вот, вокруг нас все мамы куда-то возили детей. Особенно модно было всех мальчиков отдавать на тхэквондо. Школа по этой борьбе была рядом, и туда ходили почти все мальчишки из «нашей песочницы». А мой сын не ходил, потому что я не могла его отдать туда, где учили драться. Мне казалось, что этому нельзя учить, учат чему-то полезному и прекрасному, а драться – это делать больно другому. И это решение не давало мне покоя, я чувствовала себя плохой мамой, которая не может отвести сына на занятия борьбой, а все остальные дети уже там занимаются. Я переживала, долго думала и решила спросить совета у отца своих детей.
– Милый, – сказала я, – у меня проблема. Все отдают детей на тхэквондо, а я как-то не могу отдать Лёню на драку. И никак не пойму, плохая я из-за этого мама или нет.
– Это совсем не проблема, – сказал муж, – просто подожди пару лет. Лёник вырастет и сам выберет, куда он хочет ходить и чем заниматься.
– А как мы узнаем, что он хочет?
– Поверь, он просто соберет спортивную сумку и пойдет заниматься тем спортом, который выберет.
– А если он ничем не захочет заниматься?
– Это тоже не страшно, хотя все мальчики всегда занимаются каким-нибудь спортом. Просто подожди.
И муж оказался прав. Через три года Лёник сам записался на баскетбол и с упорством тренировался по три раза в неделю, ездил в спортивные лагеря на каникулах и забивал трехочковые на соревнованиях.
Я переживала, что тренировки слишком тяжелые, что тренер не жалеет детей, что сын надорвется и прочее. Иногда я ездила на соревнования, но никому так и не сказала, что не разобралась в правилах баскетбола. Я не понимала, в какое кольцо должен залетать мяч, чтобы это было хорошо для моего мальчика. Но это не мешало мне болеть, злиться на судью и радоваться, когда команда сына вела в счете. Я научилась отпускать его в 10 лет на игры и тренировки без меня. Безусловно, я была готова возить. Но сын как-то возмутился, сказав, что все ребята без мам, и я почувствовала, как он растет и начинает меньше любить меня. Боясь, что моя настойчивость в решении возить его на спортивные занятия приведет к тому, что он точно меня разлюбит, я смирилась с его самостоятельностью. Как-никак, но сын – это будущий мужчина. А лично я ценю мужчин за самостоятельность.
Так я уяснила, что не надо делать то, что модно, а надо ждать, когда это понадобится лично тебе или твоим детям. Если сомневаешься, то всегда спрашивай папу, он точно знает то, о чем и не догадывается мама.
Когда Лёнику было 13 лет, лето он провел в лагере на берегу моря. В августе сын вернулся домой подросший, загорелый и простуженный. У него сел голос, он хрипел. Естественно, я, как любая заботливая мама, стала усиленно лечить ребенка. Но на этот раз его голос как-то не спешил возвращаться.
Каждое утро после завтрака я ставила перед Лёником кружку с заваренной травой и говорила:
– Лёник, не забудь прополоскать горло.
Это повторялось из-за дня в день, пока его папа как-то, допив свою чашечку кофе и проводив взглядом сына с кружкой, невзначай не спросил меня:
– А что это вы делаете каждое утро?
– Полощем горло, – сказала я и добавила: – Ты разве не заметил, что сын простыл и охрип?
Муж улыбнулся и сказал:
– А тебе не кажется, что у него просто сломался голос? Сын вырос. Полоскание это не вылечит. Это навсегда.
Такая мысль не приходила мне в голову. Я забыла, что у подрастающих мальчишек ломается голос. Вернее, я не замечала, что сын вырос.
Когда Лёник вернулся с пустой кружкой на кухню, я сказала:
– Больше не будем полоскать.
– Почему? – спросил сын.
– Папа сказал, что ты не охрип, что у тебя просто сломался голос. Ты теперь так разговаривать с нами всегда будешь.
– А я и думал, что у меня ничего не болит, – заметил мой выросший мальчик.
Я должна сказать, папу можно спрашивать, даже когда вы выросли большими-пребольшими или красивыми-прекрасивыми. Папы – они такие, они умеют давать трезвые советы всю жизнь.
Глава 11Девочки такие девочки
Девочки рождаются принцессами. Уж так мы устроены. И, глядя на свою дочку, каждая мама вспоминает себя. Она точно знает, как сильно можно мечтать о новом платье к утреннику, с какой страстью можно мечтать о новой кукле, увиденной в витрине магазина, и как необыкновенно важно иметь настоящую фарфоровую посуду для кукол. Дочка – это наше отражение и повторение. Чаще это лучшая версия нас, потому что мы стараемся ее сделать лучше.
И, как любая принцесса, девочка всегда думает о своей красоте. Я никогда не была против детской косметики. Наоборот, убеждена, что учиться макияжу и заботиться о своем виде надо смалу – лучше в пять лет пережить период боевого раскраса, чем этот период наступит на первом курсе института.
Я до сих пор помню, как Надя радовалась своим проколотым ушкам с крохотными гвоздиками. Ни одному подарку она больше не была так рада, как в три года своим сережкам.
Мы не собирались прокалывать уши дочери, я не покупала сережки, хотя чисто теоретически знала, что когда-то этот момент наступит. Но он наступил быстрее, чем я ожидала.
Однажды летом я, папа и Надя были в Центральном детском мире. Да, в самом главном детском магазине Москвы. Это было старое здание, еще до ремонта, где в центральном атриуме висели механические часы с глазами и фигурками. Каждый час часы оживали, и снизу проходили различные сказочные герои. И каждый раз, глядя на эти часы, я вспоминала себя маленькой девочкой, ожидавшей в этом магазине представления. Ничего лучшего для меня в детстве не было. И мне кажется, что и на мою дочь часы производили такое же волшебное впечатление. Это было чудо магазина. Я очень жалею, что их уже нет сейчас. Есть другие, электронные, но… чуда в них нет, дети не смотрят на них так, как смотрела я или моя дочь на прежние.
Посмотрев на часы, покатавшись на карусели, купив что-то нужное, мы наткнулись на киоск, где прокалывали уши специальным пистолетом. Дама, прокалывающая уши, уверила нас, что это безболезненно и быстро. И я вдруг спросила:
– Надя, хочешь сережки?
– Да, – сказала Надя.
В ее голосе было настоящее желание. Сережки были мечтой. Я это почувствовала и решилась проколоть уши дочери прямо в тот момент.
Надя выбрала красные гвоздики и выглядела как стойкий оловянный солдатик, пока ей прокалывали ушки. Я волновалась, что она даст проколоть лишь одно ухо, а на втором испугается. Но страхи мои оказались напрасными. Домой Надя приехала с сережками и была необыкновенно рада. Настолько рада, что два часа просидела на стуле перед зеркалом, любуясь своим отражением. Трехлетний ребенок два часа просидел на стуле! Это невероятно. Это особенно невероятно для моей дочки, которая вообще не умела сидеть смирно. Но в тот раз она любовалась собой, ее осанка была необыкновенно прямой, подбородок поднят, нос вздернут. Моя девочка была уверена, что маленькие красные гвоздики в ее ушах сделали ее настоящей принцессой.
Стоит отметить, что Надю и раньше волновал вопрос красоты. Помню, ей было два года, а она все еще сосала соску. Мне это не нравилось, все говорили и везде писали, что эта привычка испортит прикус и у ребенка будут кривые зубы. Кривых зубов своей дочери я не желала, поэтому периодически пробовала отучить от соски. Но мои попытки терпели крах.
Как-то я решилась намазать соску горчицей, прочитав в журнале этот совет. Там всезнающие тети писали, что вкус горчицы ребенку не понравится и он перестанет просить пустышку. Должна сказать, что он действительно не понравился дочке. Но она протянула мне соску и просто сказала:
– Помой.
Номер не прошел. Пришлось помыть и вернуть. Но я продолжала искать решение проблемы. И пока думала над ним, Надина соска от частого использования порвалась. Ее невозможно было сосать. Я обрадовалась. Нет соски – нет проблемы, наивно полагала я. Настало время сна, и, накрывшись одеялом, Надя стала просить пустышку.
– Но она порвалась. Ты же видела. Мне нечего тебе дать, – сказала я с сочувствием в голосе.
– Сходи и купи новую. Я подожду, – ответила Надя, усаживаясь в постели.
Что вам сказать? Надька ныла и не засыпала, пришлось идти в аптеку, чтобы выполнить ее требование.
Я была на грани отчаяния! Не знала, как прекратить это сосание пустышки перед сном и во сне. Мне казалось, что зубы уже начали искривляться. Я боялась, что дочь уже достаточно зубастая, чтобы откусить соску во сне, проглотить ее и подавиться. И как-то неожиданно вечером решение нашлось само собой.
– Надя, давай ты попробуешь заснуть без соски, – предложила я в очередной раз.
– Нет, я хочу соску, – услышала я традиционный ответ дочки.
– Знаешь, если сосать соску, как ты, то зубки будут кривыми и тебя не будут любить мальчики.
Вы скажете, что это совсем не аргумент для двухлетней девочки, на которую даже горчица не подействовала. А я вам отвечу, что это оказался единственно действенный аргумент. Надя молча вытащила соску изо рта и протянула мне. Больше она никогда ее не брала.
Должна сказать, что ей было тяжело. Сосание соски было зависимостью, Надя подолгу не могла заснуть, она ворочалась, скрипела зубами, и было видно, что ей плохо. Я жалела ее. Жалела так, что как-то не выдержала.
– Надя, если хочешь, я дам тебе соску. Ты чуть-чуть пососешь и вернешь, – предложила морально слабая мама, то есть я.