Я вошел в знакомый подъезд, который на этот раз сиял в утреннем свете и поднялся на ее этаж. Стертые жертвенные ступени уходили вниз. Я опять почувствовал себя виноватым перед ней. «А если бы она спасла мою жизнь?» — подумал я. «А если бы это я спас кому-то жизнь и лишился ног?» — опять подумал я.
Я нажал на звонок, он резко звякнул, и я замер. За коричневой кожаной дверью раздался скрип. Наконец дверь открылась, и я увидел Ольгу Степановну. Она сидела на кресле гордо, как королева на троне. На ней было небесно-синяя блузка с декольте, серая юбка и жемчужные сережки. Она улыбалась мне и раскрывала свои накрашенные ресницы.
— Егор? — сказала она нежным голосом. — Проходи. Я ждала тебя.
Я прошел в коридор, разделся, снял куртку и ботинки.
— Тапочек у меня нет, — сказала она. — Иди так.
У нее вообще нигде не было никакой обуви.
Я медленно прошел в комнату, она поехала за мной, небрежно подталкивая вперед свое кресло, и мне показалось, что я пришел в гости к ленивице-аристократке, которая бережет ноги и ее повсюду возит слуга с огромными бакенбардами.
— Садись, — сказала она. — Я очень рада тебя видеть. У меня очень мало друзей.
— Да, конечно, — сказал я чуть слышно.
— Что ты сказал?
— Да, я говорю, да.
— Будешь кофе?
— Ну, можно…
Я был смущен и опять почувствовал себя виноватым.
— Одну секунду.
Она уехала в кухню, а я сидел, не зная, чем заняться. Представлял, что кто-то войдет, а я не знаю, что сказать.
Наконец она появилась, насмешливо улыбаясь. Она везла кофе на подносе.
— Угощайся, — сказала она.
— Ой, спасибо большое, — сказал я смущенно и взял чашку с кофе.
— Может, хочешь чего-нибудь выпить? — спросила она.
— Ну, не знаю…
— Коньяк? Кофе с коньяком. Или ты не пьешь?
— Можно.
Она подъехала к серванту, достала бутылку коньяку и две рюмки.
— За наше знакомство!
И мы выпили.
— А у вас нет сигарет? — спросил я.
— Есть, только учительнице не рассказывай.
Она достала пачку сигарет и протянула мне. Я закурил и почувствовал себя хорошо.
— Ты наливай и пей с кофе, — сказала она.
Я так и сделал.
Мы болтали и пили коньяк.
Я курил сигареты, одну за другой.
Наконец она мне сказала:
— Вам, наверное, в классе рассказывали, что я совершила подвиг, да?
— Вроде да, — сказал я. — Да.
— А я и не знаю, как это вышло. Я спасла чужую жизнь, недавно эта девочка приходила ко мне, ей восемнадцать лет. У нее замечательные ножки! В джинсах…
Когда она это говорила, в ней чувствовался прилив садизма или мазохизма.
— Вообще это, наверное, правильно. Я должна, конечно, была это сделать.
Она выпила коньяку.
— Но жалко, у меня не было ребенка. Сейчас я осталась одна, ну просто не знаю, что делать, а?
Она нервно засмеялась. Потом неожиданно стала серьезной.
— Вот если б у меня был ребенок…
Я сидел ни жив ни мертв.
— И потом бы его кто-нибудь спас… Вот было бы интересно! Я спасла… Меня бы кто спас! Жаль…
Она взяла сигарету и закурила.
— Егор, — спросила она у меня неожиданно, — ты настоящий мужчина?
— Не знаю, — сказал я и задрожал.
Она медленно подъехала ко мне. Колеса вертелись, поскрипывая. Она взяла меня за руку.
— Ты мужественный?!
— Не знаю, — проговорил я в ужасе. Я не мог смотреть ей в глаза.
— Посмотри мне в глаза.
Я медленно поднял голову. Мне было страшно и в то же время дико смешно, до того театрально было все это. Я знал, что это настоящая серьезная минута в жизни, как показывают в фильмах, но что-то тут было ненатурально.
— Посмотри мне в глаза! — повторила она.
Я посмотрел ей в глаза.
— Если я тебя попрошу об одном… одолжении, нет… жертве… Подвиге!
— Подвиге? — тупо переспросил я, не понимая, о чем она говорит.
— Да…
— А что такое? — спросил я бодрым тоном.
— Ты не понимаешь? Ах да, ты же еще мальчик…
— Нет, а что?
Она сжала мою руку.
— Понимаешь, я хочу… Ну, я хочу, чтобы ты сделал мне ребенка.
Я вздрогнул и по моему телу прошел холод.
— Что?
— Ну что… Я не могу больше, — сказала она. — Я ни в чем не виновата. Ты можешь сказать, что я этого хотела. Но как можно этого хотеть? Я поступила честно… Теперь бы я, может быть, сделала по-другому. Я ничего не требую. Если ты отказываешься, то ничего… Может быть, тебе нужны деньги?
— Нет, — тупо произнес я.
В голове промелькнула совершенно дебильная мысль, что я могу много заработать на этом деле. Потом я подумал: «Неужели я сволочь?!» Мне хотелось быть благородным. Но я не понимал, что то, о чем она просит, можно вот так вот просто сделать в этой комнате… Да у нее нет ног! Разве это можно так? У меня нет сексуального опыта. «Ну и в ситуацию я попал!» — со смаком подумал я и представил, как буду рассказывать об этом друзьям.
— Ты отказываешься… — печально проговорила она.
— Нет, но я не знаю, я не могу…
Потом я подумал: «А если я соглашусь? Нельзя же это вот здесь прямо».
Мне хотелось бежать без оглядки. Где-то в глубине я думал, что я сволочь, что я должен пойти на это. Потом во мне родилось холодное спокойствие и расчетливость, не поймешь откуда. Мне стало даже любопытно, будто это происходило не со мной. Словно я наблюдал со стороны на все это и, дожевывая бутерброд, смотрел, чем кончится.
— Я согласен, — холодно сказал я и тут почувствовал, что меня одолевает страшная дрожь во всем теле. У меня застучали зубы.
— Тебе холодно? — спросила она.
— Да нет, ничего.
— Если тебе холодно, я закрою форточку.
— Ничего, — молодцевато сказал я, поняв, что не могу сдвинуться с места.
Она начала расстегивать блузку. Кресло скрипело и каталось туда-сюда. Под блузкой у нее был белый лифчик.
— Отвернись, — сказала она.
Я попытался встать, но во мне родилась еще большая дрожь. Тогда я отвернулся.
— А впрочем, зачем тебе отворачиваться. Помоги мне снять блузку, пожалуйста.
Я сидел без движения.
— Пожалуйста.
Я попробовал подняться, но зацепился за что-то и опять сел на стул. Мне было стыдно и неловко, что я не могу подойти к женщине.
— Ты не можешь?
— Нет, почему, — сказал я, оставаясь на месте. Мне не хотелось ничего делать.
— Ах, черт! — сказала она с досадой. — Я могла бы догадаться. Ты же мальчик. Извини меня, пожалуйста. Извини. Я забыла. Извини.
Она застегнула блузку. Когда я понял, что ничего не состоится, мне стало неинтересно. Но дрожь сразу прошла и спокойная уверенность начала разливаться по телу.
— Нет, почему? — спросил я.
«Неужели я не могу?» — подумал я. Мне стало неловко и стыдно, что я не могу этого сделать не из-за того, что не хочу, а потому что не могу, что я подумал, что я неполноценный, и мне захотелось убежать к чертям и плакать.
— Ты не волнуйся! — сказала она. — С тобой все в порядке.
«Но у нее же нет ног, — опять подумал я. — А как это можно?»
За окном уже стемнело, и она включила свет, подъехав к выключателю.
— Давай еще выпьем! — сказала она.
— Давайте, — печально произнес я.
— Забудь об этом. Все преотлично, мой мужчина!
Она улыбалась и насмешливо смотрела на меня. Мы выпили, потом еще. Я почувствовал, что пьянею.
— Давай я поставлю музыку? — спросила она.
— Ну, хорошо, — сказал я и закурил.
Она завела пластинку.
О, Джоэма!!!
«Где сейчас моя Маша?» — подумал я.
И мне опять захотелось бежать без оглядки, забыв обо всем, ворваться к Маше, броситься перед ней на колени и сказать: «Приди ко мне!..»
А передо мной сидела женщина в кресле-каталке и насмешливо улыбалась.
— Выпей еще, — сказала она.
Я выпил.
— Ты интересуешься всякими журналами с девочками? — спросила она. — Я знаю, ты должен, ты же уже мужчина!
— Ну, так… — сказал я.
Я уже ничего не понимал и ничего не мог оценивать. Она подкатила к какому-то шкафу и достала журнал. Господи боже, что это был за журнал! Все жалкие «Плейбои», которые я смотрел до этого, были ханжеской ерундой по сравнению с этим — чем-то животным и здоровым, грязным, низким и страшно привлекательным.
— Ну что? — спросила меня она.
— Отлично, — пробормотал я.
Каждую фотографию я смотрел по полчаса, запивая коньяком. Наконец я отложил журнал. Мне захотелось делать именно то, что было сфотографировано с таким смаком.
— Пойду вымою руки, — загадочно сказала она. И уехала в ванную.
Я остался наедине с собой и со своим желанием. Я закурил и выпил еще. Потом встал и, шатаясь, пошел в ванную. Раздавался шум падающей воды.
Я постучал.
— Войдите, — сказал насмешливый голос.
Я вошел. Она сидела ко мне спиной, в юбке и лифчике. Я видел ее лицо в зеркале. Оно бесстрастно улыбалось.
Я подошел к ней сзади, обнял кресло, словно девушку, и обхватил ее. Она обняла меня за шею. Это еще больше распалило меня. Я стал часто дышать и залез под лифчик. Я нащупал ее груди — я никогда до этого не дотрагивался до женской груди — и почувствовал что-то неописуемое и странное. Мне всегда казалось, что на самом деле женщина не может этого позволять, что это табу. Но она не сделала ничего и не остановила меня.
«Я щупаю ее груди!» — мысленно прошептал я, подумав, насколько я выше одноклассников.
Она развернула кресло ко мне. Я начал снимать ее лифчик, но она бешено улыбнулась и игриво начала мешать. Мне казалось, что я играю с кошкой.