— Даша, ты долго ещё будешь спать? — Казалось, прошло одно мгновение, но когда я начала отворять веки, то увидела, что в окно светит солнце. А в голове бьёт большой колокол. Ох… Я приложила руку ко лбу. Тяжко-то как… — На, держи, — реагируя на голос, я повернулась и увидела Сынри, протягивающего стакан воды и большую белую таблетку. — Что это? — От похмелья. — Я приняла его медицинскую помощь и заглотила, разжевав, пилюлю. Моментального эффекта не обещали, и я прилегла обратно, закрыв глаза. — Ты чудная, когда выпьешь. Ещё и с такими перепадами настроения! — Мне не хотелось обсуждать себя пьяную. Это само по себе было стыдно, а если я ещё и чудила… — Ты давно встал? — Часа четыре назад. — Предугадывая мой вопрос, он сказал: — Сейчас полдень. — Ого-го… — приподнялась я, окончательно просыпаясь. Сынри присел на кровать рядом со мной. — Я уже успел побывать в офисе и вернуться, взяв себе полдня выходного. — Чтобы посмеяться надо мной? — переползла моя рука со лба на затылок. Колокольный звон теперь отбивал праздник там. Сынри улыбнулся. — И это тоже. Даша, мне нужно будет завтра отъехать. В Сеул, по делам, — ещё не зная, к чему всё это, но понимая, что какие-то перемены предвидятся, я выпрямилась, концентрируясь. — Дней на пять, возможно. С собой я тебя взять не могу… во-первых, у тебя нет документов, а во-вторых, ещё не улажен вопрос с Джиёном. Но меня последнее заботит меньше, — мужчина пожал плечами. — Я всё ещё не могу полностью доверять тебе, поэтому не хочу пока делать тебе документы. Я не хочу, чтобы за мою щедрость ты от меня сбежала, а с паспортом это будет достаточно легко. — Без денег? — хмыкнула я, несмотря на головную боль. — Их добыть не так уж и трудно. Но вопрос не в этом. Ты останешься здесь, а совсем одной будет не безопасно, к тому же, тебе надо будет выходить и делать покупки… Одним словом, тебе нужен телохранитель на это время, исполняющий обязанности… — Твои? — опять с сарказмом заметила я. Губы Сынри поджались. — Послушай внимательно, — его рука погладила меня по подбородку, но потом, забравшись в волосы, потянула их, сделав немного больно. — Если я узнаю, что ты переспала с кем-то, пока меня не было, я тебя сам верну в нижний бордель, или утоплю в проливе, это ясно? — дернул он меня за волосы назад. Я моргнула глазами, потому что кивнуть не могла. — Я выбрал на эту роль Тэяна, потому что именно он спас тебя, и если он оградил тебя от Джиёна, то уж тем более не вернёт тому, пока меня не будет. — Он жив? С ним всё в порядке? — заволновалась я, услышав имя своего ангела-хранителя. — Я звонил ему утром, был как будто жив-здоров. И не отказался присмотреть за тобой несколько дней, — я радостно улыбнулась, но стянутые волосы напомнили о том, что радоваться другим мужчинам неуместно. — И только попробуйте завести какие-то шашни! Я же понимаю, что он не ради плюсика в небесной скрижали благих поступков это делает, ясно, что ему хочется… — Той ночью, что он вытащил меня от Зико, я скинула его куртку и предложила ему себя, если он ради такой награды старался. Тэян прикрыл меня и отказался. Не ради плюсика? Тогда я вообще не знаю, что в голове у Тэяна. Но, по крайней мере, это тот человек, которому я и сама доверяю больше кого бы то ни было в Сингапуре. Сынри отпустил мои локоны и поднялся. — А когда я вернусь из Сеула — мы отпразднуем помолвку. Джиён не получит ни тебя, ни меня. — Я вдруг вспомнила, что наговорила этой ночью. О боже! Я же… разболтала то, в чем сомневалась — стоит ли говорить это? Но под воздействием спиртного во мне проснулась та самая я, которую Дракон называл Матерью Терезой. Я не думая выбрала правду и спасение другого. — Но как же… после помолвки… всё равно… Джиён ведь дал понять, что я никто — и в любой момент, если ты не выполнишь условие… — Ты так далека от правил и понимания криминальной жизни, — уже стоя, приподнял мой подбородок Сынри, разглядывая мои голубые глаза. — Знаешь ли ты цену правды в ней? Знаешь ли ты, как редко здесь встречаются люди, которые не предают? Ты недолго будешь никем, — покивал чему-то Сынри. — Мы что-нибудь с этим сделаем.
Недоверие
На этом пляже мы гуляли с Джиёном, когда рисовали слова на песке. Это было одно из последних светлых воспоминаний в Сингапуре, когда Дракон казался мне мудрым, сочувствующим и правильным что ли, даже несмотря на его преступления и грехи, которые он умел так красиво оправдывать, ссылаясь на какие-то глобальные процессы, в пределах которых значимость одной жизни сводилась к нулю. Теперь мы сидели с Тэяном в кафе на берегу повыше, и я иногда бросала взгляд на отделяемую от нас рядом деревьев и велосипедной дорожкой кромку воды, увлажняющуюся там, где навсегда стерлись следы двух пар ног. Шум прибоя был слышен под музыкой, играющей из колонок кафе.
Сынри оставил мне телефон, где было записано всего два номера — его и Тэяна. На все остальные исходящие и входящие он был заблокирован, о чем меня сразу предупредил, уезжая, любовник. Ему я звонить и не собиралась, но Сынри сам позвонил в тот же вечер, едва приземлился в Сеуле. — Быстро подняла, молодец, — ухмыльнулся он в трубку. — А если бы поднимала долго, то что? — читая в интернете на корейском полезную информацию о психологии мужчин, постельном мастерстве (в статье «Как привязать мужчину») и том, как разоблачать обман по лицу человека — в общем всё, что никогда не посмела бы читать в своей прошлой, российской действительности — тоскливо спросила я. — Я бы очень плохо подумал о тебе. Если же ты не поднимешь вовсе, то я сразу перезвоню Тэяну. И не дай бог тебе будет, чтобы не поднял и он. Вернусь и вышвырну тебя на улицу. — Голос Сынри был непонятным, вроде бы спокойным, но чем-то недовольным, или слишком пафосным. Возможно, что он всегда был таким, но когда видишь человека во время разговора, то создаётся другое впечатление, нежели по телефону, когда оппонента перед глазами нет. — Может, ты позвонишь в тот момент, когда я моюсь в душе? — В твоих интересах брать с собой трубку и туда, чтобы услышать. Я предупредил. — В моих интересах было остаться девственницей и вернуться домой, всё остальное уже слабо похоже на нечто, отвечающее моим запросам. — Я до сих пор не могла понять, стоило ли продолжать пытаться делать вид, что Сынри мне нравится, очаровывая его? Джиён ткнул меня носом в то, что я изменяла сама себе своим притворством, а после моей правды, спьяну, ничего не произошло, поэтому я задумалась, а не лучше ли всё-таки выбрать искренность, как я делала это всегда? Однако такому избалованному мужчине вряд ли понравится моя прямота, вызванная обозленностью на здешний мир, и язвительность лучше придержать. — Разве смогла бы ты пожить у себя там так, как живёшь теперь здесь? — Несчастливо? — всё-таки не выдержала я. — Ты прав, там бы так не вышло. — О-о, уверен, в нижнем борделе тебе было веселее, и я заставляю тебя скучать, забрав оттуда, — перенял и он сарказм, — тебе следует преисполниться благодарности, если не хочешь, чтобы я устал от этого альтруизма. — А что сделать, чтобы ты устал от эгоизма? — полюбопытствовала я. Сынри хохотнул, перейдя на более ласковый тон, смазавшийся шоколадным маслом: — Когда вернусь, посмотрим, что ты сможешь с этим сделать. Я ещё позвоню, до связи! А вот предоставленному мне телохранителю я не только могла позвонить в любой момент, попросив отвезти куда-нибудь, но и была не против пойти на это, так что воспользовалась возможностью на второй день одиночества. Мы проехались по магазинам, а после Тэян сам предложил мне прогуляться и посидеть где-нибудь. Я не отказалась. Но место выбрал он, разумеется, не зная, с чем оно вызывало у меня ассоциации. О, этот чудный пляж! — Я волновалась за тебя, — произнесла я, держа в ладонях стакан с чендолем, местным напитком-десертом из кокосового молока с красной фасолью и сахаром. Глаза мои смотрели вдаль, где заканчивался морской горизонт, и начиналось небо. Тэян ел муртабак, что-то вроде пиццы, только толстой и обильно обсыпанной карри. — Как тебе удалось уцелеть? Джиён ведь знает, что ты сделал… — Перестав откусывать, мужчина кивнул: — Не думал, что когда-нибудь вновь это скажу, но… Джиён великий человек. — Словно обманутая, я повернулась к нему, прищурив глаза. Он говорит это после всего, что тот со мной сделал и от чего он сам же меня спас? Тэян увидел мою ярость, застрявшую за зубами, чтобы не произнести ничего злобного. — Прости, но я, действительно, так считаю. Он… пощадил меня, хотя не без тяжелого разговора перед этим. — Так он всё-таки был? Разговор. И о чем Дракон говорил? — Неважно, — Тэян вернулся к еде. — Главное, что мы живы. И прощены. — Прощены? Во-первых, не думаю, что это так. — Я отвернулась от пролива, напрочь забыв о добром и милостивом Джиёне, пекущемся о времени и его неосязаемости. Он зверь и чудовище! — Он готовит что-то ещё более мерзкое, уверена. А во-вторых, не ему нас прощать! Это он должен молить о прощении. Я вот никак не могу почему-то этого сделать — простить его. Почему бы? — прищурилась я и, взяв ложку, стала черпать жидко-густое угощение. Тэян лишь вздохнул. — Может, я как-то по-другому вижу происходящее? — Я понимаю тебя. — Думается мне, что недостаточно. — Скорее, ты недостаточно знаешь и понимаешь Джиёна, — сказал Тэян, опустив глаза в тарелку, над которой ел и куда падали крошки. — Не понимаю — верно, недостаточно знаю? — Моё лицо невольно исказилось, не спасенное даже сладостью во рту. — У меня нет желания узнавать его ближе, потому что чем дальше, тем хуже. Я до гроба сыта Драконом и всем, что узнала о нём, и от него. — Это я сумасшедшая, или его люди находятся под гипнозом? Как кто-либо может восхищаться им, любить его? Это всё равно, что чтить память Адольфа Гитлера, мне кажется. Да, личность была значимая, и я не думаю, что фюрер был глупым, но последствия его мозговой деятельности — Вторая мировая война, унёсшая несколько десятков миллионов человек. Не удивлюсь, если Джиён поклоняется этому типу. Господи, до чего я дожила? Сравниваю главаря азиатской мафии с германским рейхсканцлером! Даша, шестеренки твои уже явно не те. — Пойми, что занимая подобное место, нельзя быть мягким и пушистым. Кто будет уважать и подчиняться человеку, который не способен убить, который не проявляет жестокости? Любого предводителя должны бояться. — Сомневаюсь, что Джиён мог бы быть мягким и пушистым на другом месте. Он оказался на своём именно потому, что ему нравится всё это, потому что