и половины всего, но все смотрят так, словно я злобная карьеристка, которая сумела очаровать и прибрать к рукам охочего до секса олигарха, словно это я добивалась всего этого, тянулась к богатству и помолвке, грезила жизнью в высшем свете, иностранная деревенщина, дорвавшаяся до золотника. Но я и теперь готова стянуть кольцо с пальца и сунуть его Сынри, если мне предложат хоть один приемлемый вариант, как изменить что-либо, чтобы я стала свободна, и при этом никому не было причинено вреда. Среди всей этой толпы я наткнулась на взгляд, который смотрел на меня не так, как остальные. Я сжала руку Сынри сильнее сама, шепнув так, чтобы не шевелились губы: — Джиён тоже здесь? — Разумеется, — отвлекшись от разговора с собеседником, повернулся ко мне любовник, вернее, жених. — Разве мог я не пригласить этого купидона, благодаря которому мы познакомились? — Сердца Дракон пронзает отлично, только не всегда заставляет любить. Чаще просто страдать. Его загородил кто-то из гостей, и когда они расступились вновь, то Джиёна уже не было там, где он стоял до этого. Мне сделалось не по себе. Находиться в одном помещении с этим человеком так трудно, что я задыхаюсь, не понимая, от чего именно — страха, неуверенности, неожиданности? Я зачем-то поискала его в толпе, вытянув шею. Что он ещё мог мне сделать? Убивать он меня не собирался. Похитить однажды уже похитил. Хотя я не отказалась бы быть похищенной вновь, только для того, чтобы меня вернули в Россию. Повидаться с мамой, папой, братьями, сестрами… и остаться жить в нашей деревеньке? Я посмотрела на свою руку с маникюром, держащую бокал шампанского. На очень дорогое кольцо. Многие ли девушки променяют ту жизнь, которую я сейчас имею, на узкую кроватку в общей с сестрой спальне, расчистку снега лопатой во дворе зимой, валенки и галоши, непроходимую грязь и походы с ведром на колонку, когда придётся. А уборка и готовка? Оканчивающая университет, получив диплом я могла бы поехать в город, найти там работу, снимать комнату, пытаться добиться чего-то… Это теперь я представляла и такую перспективу тоже. В России я знала только одно: после университета выйду замуж за жениха, останусь при родителях, буду рожать им внуков и помогать по хозяйству. Я вновь представила своего русского жениха в роли Сынри, имеющего меня по ночам, и меня едва не стошнило. Он собирался отрастить бороду, как у моего отца, получить сан, забирать назад свои длинные волосы и читать для прихожан проповеди. Проповеди! Что они дадут пастве? Что они дали мне? Спасли, защитили, избавили от мук, помогли избежать ошибок или объяснили мне, почему всё так происходит и дали мир душе? Пока священники читают проповеди, такие как Джиён вертят людьми, как хотят, ломают жизни, поднимают из праха, бросают в ямы и заливают бетоном. И желание вернуться в деревеньку и остаться в ней, чтобы не видеть дальше её границ — это трусость и слабость. Кому нужны проповеди? Таким, как Джиён, чтобы они осознали свою греховность? Стоило только вообразить моего русского жениха, спорящего с Драконом, как мне стало его жалко. Он будет цитировать Евангелие (ни одной собственной мысли!), вздымать персты и грозить Божьей карой, а Джиён будет покуривать, улыбаться и кивать, после чего скажет что-нибудь вроде «если ты такой святой, то мужские причиндалы тебе ни к чему» и велит своим людям ему всё отрезать. И мне даже не будет печально… потому что я здесь, я едва не умерла несколько раз, меня обесчестили, оскорбляли, унижали и морально пытали, а что смог сделать мой жених, на стороне которого должен быть Бог? В каком месте он мужчина, если из нижнего борделя меня выволок Тэян — убийца, сутенер и насильник, а косвенно спас от жуткого клиента Мино — продажный карьерист? Я вдруг стала ощущать, как внутри меня разливается странное счастье — счастье, что я избежала брака с тем своим нареченным, с тем, кто не мог помочь, спасти, заступиться, в ком мужественности не было и на грамм. Даже рядом с Сынри я чувствую себя увереннее, имеющей защитника. Да, я бы навестила свою семью, но остаться жить там?.. А как бы я поступила, если бы пропал тот, кого я люблю? Неужели не нашла бы его? Я понимаю, что если бы сама не оказалась в подобной ситуации, то понятия не имела бы о мафии, её возможностях и том, как и куда пропадают люди, но пропади мой жених — сидела бы я на месте? А если и он не сидит? Мне вдруг сделалось стыдно, что я разлюбила его. А если он до сих пор пытается найти меня? А если напал на след, но нарвался на Джиёна, и тот его уничтожил? Если я напрасно обвиняю его в бездействии, и он ноги сбил в кровь, чтобы найти меня? Хотелось бы узнать хоть о чем-то, что происходило после моей пропажи. — О чем задумалась? — представив меня всем своим знакомым, Сынри уделил внимание и мне, отведя за столик, накрытый множеством лакомств. — О том, что сейчас творится в моей семье. Я ведь была, так сказать, помолвлена до тебя… с человеком, с которым дальше скромных поцелуев у нас ничего не заходило. Забыл ли он меня? — Сынри тронул мои волосы, собираясь откинуть их назад, но передумал, и просто погладил локон до самых кончиков. — Ты его сильно любила? — Нет. Но это я поняла только здесь. Останься я там, никогда бы не заметила, что чувства бывают и сильнее. — Чувства вообще всегда разные. Нельзя сравнивать одни отношения с другими. Каждые отношения — это взаимодействие, обе стороны делают вклад, кто-то больше, кто-то меньше. Но если один из двоих тварь или подонок, то что он может привнести? Измены, обман, скандалы, злобу, капризы, кучу дерьма? Отношения и любовь не одно и то же. Любовь — это один из видов вклада. Некоторые отношения строятся и без неё. — Ты про наши? — удивившись рассудительности Сынри в подобной области, всё же пошутила я. — Прекрати делать вид, что ты меня не любишь, — просиял он, шутя. Я не сдержала улыбки. Кто-то из гостей подошёл к нему с разговором, и я не успела парировать, что и он, в таком случае, влюблен в меня по уши. По-моему, когда отношения и любовь не одно и то же, то эти отношения называются дружескими или партнерскими, и не имеют ничего общего с отношениями мужчины и женщины. Поднявшись, чтобы не скучать под деловую беседу, я пошла на террасу, с которой открывался прелестный вид на Сингапур, начавший зажигать огни в фиолетовых сумерках. Пахло тропическими цветами, выхоленными мужчинами и знакомым запахом самого города. Я стала узнавать его, какой-то особенный, юго-восточный, где деньги, богатство и продажность въелись в асфальт, дома, мосты и саму воду, и это всё пряталось под энтузиазмом туристов и деловитостью местных жителей. — Невеста без места? — Я вздрогнула от знакомого голоса и обернулась, увидев, как Джиён, зажигая сигарету, приближается и встаёт рядом. — Никак за нелюбимого замуж собралась? Больно грустный вид. — Веселый человек и счастливый человек — разные люди, — натянуто улыбнулась я, вспомнив один из его ответов мне, когда я сказала как-то, что он не похож на счастливого. Джиён удивленно повел бровью. — Ты хочешь заверить меня, что счастлива? — Стараюсь быть, вопреки твоим усилиям. — Мне нужен Сынри, а не твои страдания. Как движется дело? — оперся он о балюстраду и задымил рядом. Скинуть бы его через неё, чтобы улетел и расшибся внизу! — Кто сказал, что я за него взялась? Я не хочу работать на тебя. Я — не твой человек. — Ты либо со мной, либо против меня. Ты против меня? — Джиён посмотрел на меня изучающе, и по мне пошёл холодок. Быть против Дракона и заявить ему об этом? Для этого нужно быть безрассудной. — Я хотела бы сохранить нейтралитет. — Нейтральная серая масса хороша для разведения всяких смесей: цемента, бетона, говна с грязью, — Джиён пожал плечами. — Ты априори к ней принадлежать не можешь. И весь мой жизненный опыт говорит о том, что воздерживающихся не бывает. Пусть молча, но каждый принимает чью-то сторону. На чьей ты, Даша? — А сам как думаешь? — Ты учишься уходить от ответов. Сынри с тобой не только в постели практикуется, но и в риторике? — Праздное любопытство тебе чуждо. Чем же вызван твой вопрос — завистью или желанием создать новую коварную интригу с кровавой развязкой? — Даша, не отвечать на вопросы вообще — не искусство, а невоспитанность. — Я начну отвечать на твои вопросы, когда научусь отвечать так, чтобы это не приносило мне вреда, а тебе пользы. — Значит, ты всё-таки против меня, — протянул он, а я замолчала. Я не умею с ним достойно разговаривать, я не знаю, как вести с ним беседу так, чтобы в результате не оказаться дурой. — Но почему? Я тебя и пальцем не тронул… — Ты сделал всё, чтобы сломать меня. — Не всё, раз не сломал, — хмыкнул он. О да, если бы это было его целью — он бы её добился. — Когда ты оказалась среди похищенных, я тебя знать не знал, а потом вытащил из борделя под свою крышу, вёл себя учтиво, если мне не изменяет память, не бил, не морил голодом… предлагал сотрудничество, не подразумевающее дефлорацию. Это ты её выбрала, захотев ещё и какую-то девицу спасти. — А нижний бордель? — Ты сама это всё выбрала, — ещё раз, почти по слогам, произнес Джиён. — Я предупреждал о борделе. — Это была вынужденная мера… — Даша, глядя мне в глаза скажи, что у тебя не было выбора, и что ты не могла отказаться от ночи с Сынри за которой всё последовало. — Я посмотрела ему в глаза, но сказать не смогла и слова. Да, я выбрала спасение Вики, ценой всего, что было дорого мне. — Вот видишь. Я же говорил, что свою судьбу делаем мы сами. Ты делала выбор, и я тебе его реализовывал. Даже лишил тебя девственности не я, а Сынри, однако зла ты на меня… может, ты потому и злишься, что я сам этого не сделал? — У меня дернулась рука. Ударить, ударить по этому невыносимому лицу! Дракон заметил мой затаившийся жест. — Если прозвучит пощечина, будет скандал. Ты хочешь привлечь к нам внимание? — Я расслабила руку, опустив вниз. — Я хочу вернуться в Россию и забыть обо всем, как о кошмарном сне. — Он сделал последнюю затяжку с язвительной ухмылочкой и, потушив окурок, придержал его в руке. — Не хочешь. — С чего ты взял? — Ты научилась красиво ходить на каблуках. Такими походками не стремятся в коровник. — Глупости. Ты растерял свою великую логику? — В меньшей степени, чем ты свою веру. — Я едва не скрипнула зубами. К слову о каблуках, пока я на них, то выше Джиёна, и это меня даже как-то подбадривает, а его ничуть не смущает. — Я не воспылала любовью к Сингапуру, этой ипостаси Содома и Гоморры. И не хочу остаться здесь жить. — Никто не говорил, что ты полюбила Сингапур, но мне кажется, что ты наконец-то стала любить жизнь. Разве в этом есть что-то зазорное? — Жизнь? О какой жизни идёт речь? О том существовании, которое я влачу? — Я подразумевала душевные страдания, но когда прочла послание в улыбке на губах Джиёна, то замолчала. Представляю, как это выглядело со стороны: стоит нафуфыренная девица, не работает, забот не знает, одета в драгоценности, ухоженная и при женихе-миллионере, и жалуется на то, как невыносимо ей, бедняжке. В какой момент я утеряла адекватность и здравомыслие? Если отодвинуть мои моральные стремления, то я живу, как в раю. — Тебе не понять, что меня терзает. — Неужели? — Джиён продолжал на меня смотреть так, что я сама себе не верила. — Это ты сама плохо понимаешь, что же именно тебя не устраивает. Нелюбимый мужчина? Заменим его на любимого, и ты найдёшь другой повод — вы не в России! Поместим вас в Россию, и там ты сделаешь вид, что теперь-то всё в порядке, но всё равно будешь изводиться. Почему? Вспомн