шо, я отвечу. Чаще мне скучать некогда, и скучаю я, на самом деле, редко. Даже когда остаюсь в одиночестве и смотрю в одну точку. У меня очень много мыслей, и очень много дел, о которых стоит тщательно думать. Нет, мне не скучно… если ты думаешь, что бессмысленность порождает тоску — то это не так. Бессмысленность ничего не порождает, она бесплодна. Пустоту, которую она даёт, можно занять чем угодно. Ты слышала Йесона? Посей, что хочешь, и взращивай. Я с ним не согласен. — Я всё-таки угадала! Я знала, что его взгляд полон скептицизма. — Как что-либо вырастить на бесплодной земле? Рисуй по воздуху, пиши на воде — тот же результат. Почему же от этого впадать в уныние? То, что на фоне бессмысленности легко найти, чем себя занять и развлечь, не означает, что обрелся смысл. Это подмена понятий. Эдакое, к примеру, «всё было напрасно, но вдруг я влюбился». И что? Всё перестало быть напрасным? Ты завтракал, ходил на работу, покупал газету и смотрел футбол, чтобы влюбиться? Никак не связанные вещи. Нет, любовь — это очередное развлечение, занятие, ширма, которая прикрывает отсутствие смысла. То же самое семья, дети, деньги — это досуг, развлечение. Это не цель, не то, ради чего, это то, что сопутствует, то, благодаря чему. — А что же тогда в твоём понимании смысл? — запуталась я. — Выдумка? Как и истина. — Постой, но как же тебя пугает бессмысленность, если ты признаёшь, что иного и невозможно? — А почему все боятся смерти, когда знают, что, в конце концов, умрут? — Ну… многие верят в вечную загробную жизнь, поэтому считают смерть не последним этапом… — Так тем более тогда, чего бояться? Умер и попал куда-то, где живёшь дальше. Но вернёмся к смыслу. Почему я сравнил его с истиной? Потому что его тоже каждый придумывает сам для себя. Кто-то говорит: «Главное заработать побольше денег» — это выбор этого человека, кто-то говорит: «Я хочу встретить свою половинку» — это он решает, что ставит во главу стола. Каждый сам сочиняет, ради чего и для чего хочет жить — это смысл, по-твоему? То, что они выдумали сами, как самое главное? И у всех оно разное… но где настоящий ответ, для чего они родились? Для чего создано человечество? Чтобы рождаться и умирать? Вот для чего рождён конкретно я? Да черт его знает, Даша, и на эту тему каждый фантазирует, как ему удобнее, как ему в голову взбрело. — Но ведь у каждого, действительно, может быть своё предназначение в жизни. — Допустим. Один рождён пророком, чтобы дать людям надежду, другой врачом, чтобы спасти тысячу людей от болезней, третий преступником, чтобы обокрасть сотню дураков, а четвертый амбициозным полководцем, чтобы положить миллион народа населения на войне. Половина хороших, половина плохих, и того КПД — ноль. Мы можем разбирать отдельные личности и их биографии до бесконечности, но если избавиться от близорукости и поглядеть как бы сверху, увеличивая панкратически фокусное расстояние, то в общем охвате увидим, что бесконечная смена поколений, жизней, наций, государств — мышиная возня. Ты думаешь, что меня пугает бессмысленность внутри моей жизни? Нет, ты неверно поняла. Внутри неё я ориентируюсь прекрасно и нахожу гору развлечений и удовольствий. Раз уж меня выплюнул злой рок на землю, то я тут верчусь, себе на радость, но я говорил о конечной роли жизни в существовании… Вселенной, что ли, давай назовём такой глобальный объект. Этой Вселенной, которую мы даже представить своим умишком не можем — хотя Сынхён, когда упорется, заявляет, что может, и даже две штуки — всё равно, есть мы, нет нас. И тем, кто будет после нас всё равно, были мы или не было нас. Как нам сейчас всё равно на те миллиарды, что откинулись ещё до нашего появления на свет. — Так, тебя огорчает, что ты не оставишь свой след во Вселенной? — Мне удалось ухмыльнуться. — Нет, ты правда маньяк в области гордыни. Твоя мания величия не знает пределов. — Я не отрицаю, что я о себе очень высокого мнения. Но должен же у меня быть хоть один недостаток? — Джиён засмеялся. — Нет, мне не важно оставить свой след во Вселенной. Кому тут что-либо оставлять после себя? Зачем? Я всего лишь, когда задумываюсь о мироустройстве, угнетаем мыслью о том, что если это всё создал кто-то, то он был настолько туп, что сам не понял, нафига это всё лепил, а если это всё создалось само собой, из хаоса, то зачем мы должны париться? Но если большой взрыв[7] — это то, благодаря чему всё и появилось, то почему нет культа почитания большого взрыва? Религии в его честь, миллионов адептов… что за неблагодарность? Ладно, это долгая тема, Даша. Я тебя наверняка утомил. — Нет, мне интересно. — Серьёзно? — Да. Ты как-то говорил о том, что яблоко с древа познания и изгнание из Эдема — это аллегория. На самом деле подразумевалось, что люди, обретя разум, обрекли себя на страдания, потому что стали единственными представителями животного рода, которые осознают болезни, боль, смерть, голод, и там, где антилопа скачет и жуёт траву, человек хватается за голову и задаётся вопросами, почему эта трава зеленая, почему антилопа не умеет разговаривать, почему солнце светит. И это превращает в трагедию его жизнь сильнее, чем холод и недостаток пищи. Однако ты, чей разум явно глубже и сильнее, чем у многих, утверждаешь, что не страдаешь. Так что же, познание всё-таки способно даровать счастье? — Способно, но как я сказал тебе однажды — в Эдем обратно не пускают. Ты чувствуешь это? — Что именно? — Что не можешь думать так же, как прежде. Не можешь видеть многие вещи прежними глазами. Когда ты пыталась мне читать нравоучения и воспитывать, ты же была уверена, что если я захочу, то стану милым и наивным благодетелем, не так ли? Что же ты скажешь теперь? Может человек, поняв однажды что-либо, перестать обращать на это внимание и вернуться к первозданному мышлению? — Должен смочь, — упрямо заявила я. — Ты можешь сейчас в постели испытать тот же страх, трепет, тот же неподдельный стыд, что в первый раз? — Передо мной пронеслись все эти недели ночей с Сынри. Сыграть что-либо попытаться можно, но почувствовать то же самое, что было со мной в первую ночь? При всём желании — нет, у меня больше нет тех чувств, рожденных неизвестностью. — Нет, — честно и печально признала я. — Вот видишь… — Джиён отвлекся, и я услышала щелчок зажигалки. — Ты не обиделась на меня из-за Сынри? — Причем здесь ты? Это была его воля. Если бы он не хотел — он бы не изменил. — Ты права. Он таков. Мы сказали позавчера, что все мужчины изменяют — это неправда. Не все. — Я знаю. Мой отец никогда не изменял маме. Из-за поступка Сынри я и задумалась о бессмысленности. — А я-то думал, что ты захотела тоже ему изменить и вспомнила обо мне, — хохотнул Дракон. — Это была бы странная месть, отвечать на то, что ему приносит удовольствие тем, что доставляет мучение мне. — Тебе секс опротивел в принципе? — Я не могу сказать, что он отвратителен… но как можно получить удовольствие с тем, к кому ничего не чувствуешь? — Попробуй Мино, — вдруг выдал Джиён. Я чуть не задохнулась. Ничего себе советы! Но меня моментально бросило в жар, стоило только подумать о том, что мы… что я и он… что Мино… о, Господи! — Это что ещё за дьявольское предложение? — Ну, я же змей-искуситель. Почему нет? Если ты с ним переспишь, месть для Сынри будет справедливой, и ты, как хотела, получишь удовольствие. — В чем очередной подвох? Ты за это кастрируешь Мино? Что ты хочешь с ним сделать? — Дракон засмеялся. — Успокойся, ничего я с ним больше не собираюсь делать. Если хочешь — встречайтесь. — Меня почти затрясло. Несмотря на то, что я понимала, что отношения с Мино погублены, что та единственная и светлая любовь, которая мне представлялась с ним когда-то потеряла возможность существования, я таяла от одного допущения, что могла бы оказаться в его руках, с ним, снова получить его поцелуй… в нос ударил запах, которого не было рядом, но я помнила его, каждую ноту туалетной воды по мере её усиления, когда приближаешься к Мино. — А как же Сынри? Разве тебе не он от меня нужен был? — Если он тебе изменил, значит, твоя власть над ним не велика. Значит, он слишком просто к тебе относится. Чтобы мужчина задумался, ему нужно учуять запах конкурента… — Ах, так вот откуда эта щедрость? — вновь попалась я на удочку. Даша, ты же с Джиёном разговариваешь! — Это всего лишь методика по усилению привязанности ко мне Сынри? — А ты как думала? Если ты сейчас будешь там сидеть ноющая, потерявшая смысл и все радости, то он махнёт на тебя рукой. А если в твоих глазах загорится огонь, но гореть он будет для другого… Сынри задумается. — Однако я вовсе не собиралась превращаться в настоящую потаскуху, которая спит со всеми подряд. Когда я подумала об измене, я имела в виду не физическую, я хотела сделать именно то, что от меня изначально требовалось: заставить Сынри стать человеком Дракона, перестать быть на его стороне и подставить его. Да, я собиралась стать подлой… а теперь мне предлагают ещё стать и развратной? — Джиён, когда ты перестанешь сочинять для меня какие-то коварства, которые я должна реализовывать, сама о том не подозревая? — Я посмотрела на время. Мы с ним болтаем уже минут двадцать! Ничего себе, позвонила решить деловой вопрос. Не надо было начинать издалека… В результате и по делу передумала говорить. — Не знаю, когда это перестанет мне быть нужным? — Или когда наскучит? — Возможно. — Может, нам убить двух зайцев одним выстрелом? Ты якобы хочешь меня, а мне нужно заинтриговать Сынри тайной любовной связью… ты переспишь со мной, потеряешь ко мне интерес, Сынри ко мне привяжется — ты от меня отвяжешься. Идеально же, нет? — Ты хочешь со мной переспать? — Не хочу, но могу, потому что благодаря тебе мне всё больше всё равно. — А я не хочу спать со «всё равно», я хочу спать с «хочу», — наиграно капризно пробубнил Джиён. — Что ж, если я с Сынри создаю сносную видимость, то и с тобой бы справилась, наверное. — Я несколько более чувствителен, чем Сынри, я бы заметил притворство. И вообще, ты же знаешь — я не буду с тобой спать. — Я того же мнения. Это была шутка. Ладно, извини ещё раз за беспокойство… — Ничего страшного, ты… звони, не стесняйся, — расплылся Дракон по ту сторону трубки. — Угу, ты тоже. — Мы попрощались. И зачем я ему звонила? Чтобы снова захотеть Мино? Обрести смысл он мне не помог, скорее подтвердил, что он утерян напрочь. Зато он напомнил мне ту свою фразу: «Я давал тебе шанс не губить нас обоих. Запомни этот вечер. Обратно в Эдем не пускают». Вместо смысла я нашла единомышленника и компанию. Теперь мы с Джиёном по одну сторону баррикад, и как-то с этим нужно жить. Сынри вернулся из офиса с цветами, бутылкой шампанского и ещё одной красного вина. Снисходя до полу-прощения, я выпила с ним бокал, а потом ещё один… в результате мы на двоих выпили обе бутылки. Я стала разговорчивее, добрее и сговорчивее. Если выпить, не то чтобы всё становится приятно и весело, но уходит напряжение и то, на что сознание говорило твердое «нет», становится безразличным, трансформируясь в «почему бы и нет?». Я позволила завести себя в спальню, где Сынри был так ласков и нежен, что я его с трудом узнала. Целуя моё лицо, руки, тело, он шептал, что больше никогда так не поступит, зарождая во мне сомнения по поводу того, на чьей же стороне всё-таки остаться? Но внутренний голос недоверия подначивал меня не слушать его заверения, потому что это всего лишь слова неверного мужчины. Мужчины, с которым я опять разделила постель, представляя совершенно дру