Сынри сказал, что мои документы будут готовы вечером. Я держала в голове его предложение, что смогу устроиться к нему на фирму, но меня пока сдерживал недостаточный уровень английского. Я никого там толком не пойму. С другой стороны, документы — это и шаг к возвращению домой, но… Как много «но!». И одно из них начинается на «ми». И я не о третьей ноте, хотя если сравнивать заместителя начальника паспортного отдела с музыкой, то там безумно околдовывающее созвучие, целое произведение, соната, симфония! Куда мне возвращаться, к кому и зачем? Я зареклась не замышлять ничего серьёзного до получения информации о том, что произошло у моих близких за время моего отсутствия, а сведения Сынри тоже обещал вскоре предоставить. Я спросила его разрешения на прогулку по пляжу под чутким присмотром Тэяна, на что мой жених-любовник потерзался сомнениями и коротко пробубнил: — Ну, если он согласится… Тэян же не на меня работает. — Напоминание о том, чей он человек, должно было как бы сказать мне о ненужности лишних контактов, хотя бы и опосредованных, с Драконом. Я позвонила Тэяну, и тот согласился, попросив лишь подождать до обеда, потому что у него какие-то дела. Ожидание меня не затруднило, и когда он приехал, мы первым делом отправились в ресторан перекусить, перенеся прогулку на потом, когда желудок будет сыт. Я знала уже достаточно хороших заведений в Сингапуре, но выбор оставила ему. Мужчина привёз нас в ресторан возле пляжа, где мы и собирались погулять после. Тот самый пляж, где должны были раствориться боль и время, но вместо этого усилились и повисли тяжким грузом. На улице было жарко, и людей бродило не так уж много, но из зала веяло прохладой кондиционера, и не будь здесь очень дорого, все бы набились сюда, потягивая лимонад. Мне бросилось в глаза два ярких пятна и, идя за Тэяном, я не смогла не замедлиться, разглядывая в сдержанной обстановке помещения желтое и красное вкрапление. Приглядевшись, я узнала Сынхёна и Йесона, последний в обещанном кричащего цвета пиджаке, а первый, наверное из солидарности, в алом. К тому моменту, когда и Сынхён меня заметил, подняв руку, их увидел и Тэян. И вместо того, чтобы искать свободный столик, мы подошли к ним. — Добрый день! Какая встреча! — поднялся Сынхён, кланяясь головой. — Вот уж правда. — Мой спутник оглядел их, пожимая руки. — Что это? Никак День Дурака, а я не в курсе? — Всего лишь проигранный спор, — улыбнулся Йесон, мельком покосившись на меня. — Ты тоже проиграл? — обратилась я к Сынхёну. — Нет, это добровольное, — пригладил он, как любимую старую собаку, полы пиджака. — Мы похожи на M&M’s? — Есть что-то… — Осторожно протянула я. В тридцать четыре года нормально наряжаться в шоколадные конфеты? — Как поживает ваша супруга? — переключила я внимание на Йесона. — Спасибо, хорошо. Мы сегодня уезжаем, — он указал на пиджак. — Наконец-то, это заканчивается. — Передавайте ей привет, — раскланявшись, мы прошли дальше. Да, Сынхён теперь доложит Джиёну о том, что мы с Тэяном по-дружески катаемся и гуляем по Сингапуру, но я не думаю, что Дракон и без него бы был не в курсе. Сам же Тэян всё может сообщить. У него же нет секретов от товарища, которым он так восхищается! — Ох уж этот чудак! — уселся Тэян, взяв меню в руки. — У него вместо мозгов уже лапша, похоже. — А я думаю, что он умный человек, — не оборачиваясь, сказала я о Сынхёне. — Ты знаешь его прошлое? — Мы встретились глазами, и в моих было видно, что я-то кое-что знаю. — Я был в тюрьме, когда его жизнь изменилась, — витиевато сообщил Тэян. — Ты знал его жену? — Почти нет. Видел один или два раза. — Я развернула из атласной салфетки зеркально начищенную вилку и, хотя мы ещё ничего не заказали, завертела её в пальцах. — Сначала Сынхён вызывал во мне дикое отторжение и презрение, но, вопреки всему, я начала его уважать. — Это не трудно. Он достойный человек. Наркотики — единственная его слабость. — Вспомнился тот момент, когда Сынхён подвел меня в ту комнату, из которой было видно, как занимаются любовью Кико и Джиён. А что, если он делился сокровенным? Показывал, что сам предпочитает вот так смотреть, представляя другое, вспоминая… Мечты устремленные в будущее, как у меня о Мино, приносят мучение неизвестности, но что тогда чувствует человек, чьи мечты навсегда остались в прошлом и обречены превратиться в прах? Поевшие, мы разулись и брели по песку вдоль воды. Любовь Тэяна ко мне незримо ощущалась, но именно она, мне кажется, создавала некоторое напряжение, мешая мне свободно с ним беседовать, как с Сынри. Да и Тэян чувствовал себя так же. Я хорошо помнила то внутреннее терзание, когда узнала, что Мино посетил проститутку, переспал с другой, пока я грезила его чертами, губами, хотя бы одним поцелуем. Что же творится в Тэяне, когда он прекрасно знает, что каждую ночь я сплю с Сынри? И ведь он по своему почину вручил меня тому, чтобы спасти. Иногда встречаешься с такими жестокими условиями выбора, что кажется, будто прежний вопрос «отдать девственность» или «не отдать девственность» — сущий пустяк. Не могу сказать точно, чем манил меня этот пляж. Здесь прошел один из последних вечеров до того, как судьба моя окончательно покатилась вниз. Возможно, ходя туда-сюда по этому месту, я пыталась вернуть то ощущение невинности, которое было во мне до её потери. Но время упущено… Хотя, если его не существует, то как его можно упустить? Оно не движется, а люди меняются. А что, если и это не так, и мы только надумываем себе лишнее, считая, что раз что-то случилось, логичнее было бы повести себя по-другому, нежели прежде. А что, если мы сами в состоянии не меняться? Джиён, по-моему, овладел таким искусством. — Тэян, ты когда-нибудь был счастлив? — сунув ладони в карманы шорт, спросила я его. — Скорее всего. До того момента, когда стал задаваться вопросом — а счастлив ли я? — Я понимающе кивнула. — В тюрьме больше не о чем было рассуждать, как о жизни, о прожитом, о сделанном, изредка о будущем, но из-за решетки оно никогда не выглядит обнадеживающим. Думаю, что именно это в местах лишения свободы и ломает многих, там слишком часто и обильно думаешь. — Расскажи что-нибудь о себе, — попросила я. Мужчина, которому я обязана не спасением — как выяснилось, ничего и не должно было со мной случиться в нижнем борделе, — но готовностью пойти ради меня до конца. Я ничего о нем толком не знала, кроме того, что когда-то он любил хорошую девушку, не ответившую ему взаимностью, а потом попал в тюрьму и его новая пассия ушла к другому парню, с которым изменяла ему всё то время, что они встречались. — Да что обо мне рассказывать? Я, как и Джи, с малолетства на улице и в криминале. Ничего другого у меня никогда не было, разве что лет до десяти. — А что родители? Где они? — Далеко, я с ними не общаюсь, — отвернулся к горизонту Тэян. Ясно, семья не излюбленная его тема. Бывает и так, что родственники не становятся самыми близкими людьми для нас. Не всем везёт родиться в кругу любящих, добрых, заботливых и благополучных мам, пап, братьев, сестёр, дедушек и бабушек. — Ты один в семье? — Нет, ещё младший брат… — он предугадал по взгляду мой вопрос: — С ним я тоже не общаюсь. Не видел его лет семь и понятия не имею, где он и кто. — Как же так… — Тогда мне казалось неважным всё, кроме денег, власти, а потом, когда ввязался в преступность, уже первостепенным было хотя бы выжить, победить, устранить соперников. Для этого пришлось многим пожертвовать. Тем, чем я не стал бы жертвовать сейчас. — Внезапно нас нагнал Сынхён. Со стороны ряда закусочных, снявший от пекущего солнца пиджак и оставшийся в тонкой бледно-серой рубашке, мужчина шлёпал по влажному темному песку в лакированных черных ботинках, к которым уже прилип этот самый песок. Брюки плотно закрывали ногу, не показывая даже цвета носков, потому пострадали тоже, слегка намоченные по краю. Я сравнила наши с Тэяном босые ступни с его пуританской закупоренностью. — Вы всё ещё гуляете? — мягко поинтересовался он. — А я вот проводил Йесона и тоже решил пройтись. — Шедшие мимо две девицы в купальниках, улыбаясь американскими улыбками, загляделись на Сынхёна, ища отклика с его стороны. Он был видным мужчиной, высоким брюнетом с благородными чертами, поэтому было на что клюнуть. И тем больше он привлекал внимание, что кроме него ни одного человека в брюках и офисной рубашке тут не было. Сделав вид, что не заметил, как с ним попытались флиртовать, Сынхён вытащил солнечные очки с верхней пуговицы, за которую они были зацеплены, и нахлобучил их на нос поплотнее, чтобы скрыть взгляд от яркого света и ненужных ему озабоченных переглядок. — Жарко сегодня. — Сынхён поправил указательным пальцем очки за оправу, чтобы не сползали, и я заметила на безымянном золотое кольцо. Как я раньше не видела? Он до сих пор носит его… — Да, душно… — согласилась я, понимая, что совершенно не знаю, о чем с ним можно было бы поговорить. У Тэяна зазвонил телефон и он, извинившись, достал его и отошёл что-то решать деловым тоном. — Ботинки не жалко? — решилась я, кивнув вниз, частично подозревая, что Сынхён мог и не обратить внимания на порчу обуви. Мужчина посмотрел вниз, отчего очки опять шевельнулись, и их пришлось придержать. — Да нет, — пробасил он глухо. — Крокодил уже мертвый, что ж его жалеть? — А живого тебе было бы жалко? — Каковы были рамки человечности Сынхёна? Шире, чем у Дракона? — Живых в принципе немного жальче, чем мертвых, — заметил он. Знал ли он, что Джиён рассказал мне о его жене? — Мы с Джиёном часто спорили о существовании загробного мира. Ты знаешь, наверное, об этом… — Жаль, что он спрятался за непроницаемыми черными стеклами, я бы хотела читать эмоции в его глазах. — Интересно всё-таки, есть он или нет? Я в него верила, но твой товарищ пытался убедить меня, что это всё ерунда. — Ты слышала когда-нибудь о Гарри Гудини? — Я покачала головой. — Был такой иллюзионист и фокусник век назад. Кстати, он и в России бывал с гастролями. Так вот, при жизни своей он хотел доказать, или вернее узнать, что есть нечто сверхъестественное, что существует место, где обитают души. Он искал медиумов и экстрасенсов, колдунов и магов со всего света, желая, чтобы они доказали ему, что призраки, параллельный мир, волшебство — существуют. Ни один не прошёл его проверки, все оказались мошенниками и шарлатанами. И вот, когда он умирал, как говорят, он оставил своей жене какой-то пароль, какой-то тайный знак, который он должен был подать, если бы вдруг остался духом или смог перебороть преграду, разделяющую мир живых и мертвых. Человек, который фактически обманул законы природы — настолько невероятны были его трюки — верил в то, что и смерть обмануть удастся. И вот, когда он скончался, его жена стала ждать и искать возможности связаться с его душой. Она тоже принялась нанимать медиумов и некромантов, которые должны были сообщить ей тот самый пароль в качестве доказательства, что Гудини «вышел на связь». Но ничего не произошло. Никто так и не назвал ей условленного. Даже великий иллюзионист не сошел с небес на землю. — Я не собиралась вставляться, но Сынхён предупреждающе поднял руку. — Только про Христа не надо. — Я и не думала… он же не фокусником был, в конце концов, — насупилась я. — Да? А, по-моему, превращать воду в вино и ходить по воде — это чистое шоуменство. Я так и представляю себе седого старца-отца, то бишь Бога, который говорит: «Сынок, я отправляю тебя к людям, наделяя чудотворными силами, чтобы ты дал им истину, учение и облегчил им жизнь, творя исцелен