ие душ и тел», а Иисус такой, — Сынхён щелкнул звонко пальцами, — «Блестяще, побегаю по морю и наделаю алкоголя из водицы». По факту он больше смахивает на Брюса Всемогущего. Будь ты на его месте, стала бы доказывать своё божественное происхождение таким образом? — Слушай, я не хочу говорить о религии. Всё, давайте забудем, что я христианка, можно я буду молча верить? — Конечно, пожалуйста. — Сынхён развернулся к проливу, встав ко мне в профиль. Я дала отпор, но верила ли я уже, как прежде? Поздно было просить не говорить об этом, потому что всё во мне было в сомнениях. — Если праведный человек и грешник полюбят друг друга, а после смерти первый попадёт в рай, а второй — в ад, станет ли рай для праведника раем без возлюбленного? — Стесненная тем фактом, что не хочу открывать свои знания о его биографии, я растерялась, но ответ, казалось бы, был на поверхности. — Нет, я думаю, что без дорогих людей раем ни одно место не станет. — Примерно как роскошь Сингапура не делает меня счастливой без близких и любви. — Как же быть? — Не знаю. Возможно, душа после смерти забывает свои чувства… может, поэтому Гудини и не вернулся? Он всё забыл. — Сынхён задумчиво постоял, покачнувшись с пятки на носок. — Ужасно. — Что именно? — Солнце печет просто ужасно, — внезапно сменил тему Сынхён. — У тебя когда-нибудь было желание заплакать при виде солнца? — Кажется, у кого-то мозги припариваются и он начинает входить в привычное ему состояние. — Да вроде бы нет… а у тебя? — На рассвете, постоянно. Поэтому предпочитаю спать до обеда. — Что такого сентиментального в солнце? — Оно оповещает о новом дне. Воспевает жизнь и пробуждение, — спокойным низким голосом сказал Сынхён. Я опустила ресницы, начиная понимать, когда Тэян вернулся к нам, закончив разговор. — Ну вот, надо кое-куда съездить, порешать дела, — он кивнул мне. — Поехали? Отвезу домой. — Я посмотрела на не шелохнувшегося Сынхёна. — Что ж… до свидания! Приятно было… пообщаться. — До свидания, — отзеркалил мужчина, и мы ушли, а он так и стоял на берегу, обездвиженный, через черные линзы смотрящий на горячее небо, раскаленное солнцем, на которое он любовался в одиночестве, потому что кто-то, умерший три года назад, новых дней больше не увидит. Вечером Сынри привёз мне новый паспорт и вручил так торжественно, словно это были документы на владение целым государством. Я полистала с интересом удостоверение личности гражданки Южной Кореи, ознакомившись с псевдонимом. Вряд ли он мне пригодится, потому что паспорт требуется лишь для легитимизации меня, как человеческой единицы, а звать меня всё равно будут по настоящему имени. Оставалось узнать только, что творилось на моей родине, и эта моя просьба тоже была вскоре удовлетворена Сынри. Дней через шесть после дарения паспорта, он, в свой выходной день, свозил меня в ресторан, а оттуда мы заехали в какую-то контору, из которой он вышел с тремя папками, достаточно толстыми, чтобы заподозрить их в насыщенности и информативности. — Держи. То, что ты хотела знать. — Он тронулся, а я так и гладила обложки до самого возвращения в квартиру, не решаясь окунуться в правду, не зная, какой она окажется. — Я попросил сделать снимки для достоверности. Значит, там, внутри, ещё и кадры из жизни людей, которых я почти пять месяцев не видела… из моей прошлой жизни. Усевшись в зале, я разложила отчеты перед собой. Не подписанные, они никак не выдавали себя, в какой папке о ком говорится. — С тобой побыть? — спросил Сынри, стоя в проходе. — Нет, лучше не надо, — отказалась я и, когда он скрылся, решилась распахнуть первую. Там была фотография моего жениха. Он выглядел… таким же, каким я его и помнила. Ничем не изменился. Отодвинув снимок, я принялась читать. Все сведения о нём, чтобы я убедилась, что речь идёт о том человеке. Потом я перевернула страницу. Под прозрачную плёнку файла была подсунута другая фотография. На ней мой бывший суженый сидел в своей машине с какой-то девушкой, обычной, простой, ненакрашенной. Но мне потребовалось прочесть комментарии, чтобы убедиться, что она заняла именно моё место. В докладе сообщалось, что (судя по датам) через месяц после моего исчезновения, когда я была ещё в борделе Тэяна и боролась за свою невинность, родители моего жениха нашли ему другую невесту, убедив его в том, что я пропала безвозвратно. Отшвырнув от себя папку, я уронила её на пол, и из неё рассыпались ещё фотографии, где молодой человек держал новую спутницу за руку где-то возле своего дома, где он улыбался и смеялся, разговаривая со знакомыми. В общем, никаких признаков несчастья и горечи от потери. Сжав кулаки, я ногтями оставила красные следы на ладонях. Поднявшись, я наступила на снимок с его лицом и несколько раз топнула, сминая. Чертов семинарист! Даже Сынхён любит сильнее! Он за три года не разлюбил, а этот… этот… Пнув фото, я плюхнулась на диван и взялась за следующую папку. Лицо мамы на первой странице заставило меня сразу же заплакать. Сжавшись и беззвучно захныкав, я прижала глянцевую бумагу к груди. На мамином челе застыло горе и тревога. Не приходилось сомневаться, что это недавнишний кадр, такой она никогда раньше не была… и косынка, под которую она обычно убирала волосы, сменилась черным платком. Она думает, что меня больше нет… я принесла ей столько страданий! Фото отца явило его более суровым, чем раньше, появились новые морщинки, седина в бороде. Мои родные… пальцы дрожали, пока я перебирала фотографии братьев и сестёр, дедушки, бабушки… у них ничего не изменилось без меня, за исключением того, что они жили в напряжении и мучительной надежде. В отчете так же рассказывалось, что родители до сих пор пытаются заставить полицию продолжать поиски, не бездействовать, что они обращались куда только можно, и продолжают обращаться. Но во всём этом мой жених не участвовал. Он уже не был частью моей жизни, он добровольно свернул в другую сторону. Всё это мне потребовалось переварить, прежде чем браться за последнюю папку. Там должно быть всё о Вике. Что узнаю я там? Неужели недостаточно того, что я рисковала жизнью, охраняя свою честь ради того, кто не попытался приложить хоть какие-то усилия для моего возвращения? Мерзавец… я думала, что оставила в России самое достойное, а тут окружена скотами и подлецами, но теперь… даже Сынри выигрывал на фоне этой непостоянной сволочи! Месяц, Господи, он переждал всего месяц, после чего согласился завести новую невесту! И ведь его никто не принуждал, не угрожал. А я… готова была умереть, лишь бы остаться нетронутой. Ради него. Тварь. Открыв досье на Вику, я увидела её слегка поправившейся. Сколько у неё уже должен быть срок? Около четырех месяцев. Самые страшные подозрения, казалось, развеялись. Она не сделала аборта, и моя жертва не была напрасной. Но потом я внимательно стала читать о её жизни. Отца нет, старший брат женат, имеет маленького ребенка и живет отдельно, в двушке. Мать Виктории работала на кассе в одном из сетевых магазинов; вернувшейся в положении дочери не поверила насчет похищения, и уверена, что та где-то нагулялась и вернулась (о чем беззастенчиво рассказывает всем соседкам и другим кассиршам). Обеспечивать дочь и её приплод не желает, хотя из дома не выгнала. Вика, бросив учебу, встречается с каким-то зрелым мужчиной, который, возможно, обещает взять её на содержание. Захлопнув папку, я спрятала лицо в ладонях. Всё. Конец. Это то, ради чего я принесла себя на заклание? Это то, чего я хотела для Вики? Нет, я верила, что она обретёт счастье, вернувшись на родину, но счастьем там и не пахнет. Я могу примерно представить, в каких условиях ей приходится жить. В борделе Тэяна ей было бы лучше. Да, я так искренне считаю. Каковы же итоги? Жених доволен жизнью без меня, Вика недовольна ей из-за меня, семья моя не обрела покоя после моей пропажи. А я сама? Запуталась и потерялась. Ни стало бы моё возвращение похожим на случай Вики? Вокруг сплетни, злые языки, неустроенность… от меня, правда, никогда бы не отказались мать и отец, и упрекать не стали, поверив мне. Разметав снимки, листки и папки, я поднялась, плачущая, загнанная в тупик, совершенно обессмысленная. Ворвавшись на кухню, я увидела там Сынри, тихо пьющего кофе. Наши взгляды встретились. — Можно что-нибудь разбить? — хлюпая носом, с красными глазами, спросила я. Мужчина некоторое время помолчал, потом встал, подошёл к раковине, раскрыл полку над ней и, указав жестом «добро пожаловать» на тарелки внутри, отступил подальше, сев на место. Подойдя к мойке, я достала первую тарелку. Никогда не била посуду. Всегда было жалко, не видела смысла в порче вещей. — А-а! — бахнула я её об пол и зарыдала сильнее. — Сволочи! — Я достала вторую тарелку. — Почему?! Почему?! — Звон, очередные осколки. Рука сама взяла третью. Слёзы лились не прекращаясь. — Я же хотела, как лучше! Почему ничего не вышло?! Что я сделала не так?! — Грохнув две тарелки подряд, я выдохлась, напрягшись от дребезжания в ушах, вызванного своими же действиями. Сев на корточки, я уткнулась в коленки, плача. — Всё без толку… всё напрасно… бесполезно… Сынри присел рядом и тронул моё плечо. — Не стоило тебе этого показывать, наверное. — Я подняла на него глаза. — Стоило, очень стоило! Какой же я была глупой… каждый раз, когда я считаю, что узнала о себе всё, оказывается, что всё намного хуже! Я не должна была спасать Вику, я не должна была думать о своём женихе… зачем? Кому это всё было нужно? Мне? Но мне тоже лучше не стало. — Даша, что не делается — всё к лучшему. По крайней мере, я доволен результатом, — услышала я его ободряющий голос над ухом. — Если бы ты не пыталась спасти Вику, ты бы не пришла ко мне… — И ты бы трахался с какой-нибудь другой — какая разница? — Я посмотрела на него, горя ненавистью и гневом, относящимися ко всему миру. — Какая разница? — Сынри поднялся, отступив. Такое ощущение, что я чем-то задела его. — Да, в самом деле — нет разницы! — Выйдя быстро из кухни, он оставил меня одну среди осколков. Осколков посуды, моей жизни, моих надежд и меня самой, расколовшейся ещё мельче, чем эти пять тарелок.
Вечеринка
Ночной отель, шум и гул, стоящие на первом этаже, что никогда не затихают в таких посещаемых и многолюдных точках пересечения путешественников всего мира, вежливые голоса девушек за администраторской стойкой; из глубин, что дальше лифтов, в больших залах, несётся мирный шелест казино, пощелкивание шарика, катящегося по ячейкам рулетки — красное, черное, десять, три, двадцать, молчаливое напряжение, кому же повезёт? — звон и объявления автоматов под их же музыкальное сопровождение. Я посмотрела на время, зевнув, что тотчас спрятала за ладонью. Десятками этажей выше меня лишили невинности, так что Марина Бэй Сэндс просто Мекка по значимости в моей жизни. Приехав сюда уже третий раз за неделю, я пообвыклась и не видела ничего ностальгического в этом месте. Больше не пытаясь склеить свою судьбу по кусочкам, я не махнула на неё рукой, но поплыла по течению. Люди, говорившие мне, что сражаться с превосходящими силами противника глупо, были правы. Был прав и сам противник: прежде чем что-то требовать, нужно стать кем-то. А поскольку правила в жизни, действительно, не действуют, то и становиться кем-то нужно не всегда идя напролом, дуром расшибая лоб. Иногда лучше затаиться и подождать.