Мания приличия — страница 141 из 200

е могу этого приписывания себе несуществующих достоинств. Что по национальному признаку, что по половому, что по религиозному. — Я согласна с тобой. — Я рад, милая, что у нас такое чудесное взаимопонимание. Когда мы приехали на пляж, Джиён сам взял меня за руку, и мы так и пошли, держа в свободных ладонях свою обувь, ведь по песку, теплому и влажному, куда приятнее ходить босиком. Мимо прогуливались сингапурцы и иностранцы, никто не обращал на нас никакого внимания. Мало отдыхающих или местных, из простых, знали Джиёна в лицо, кто он такой и что собой представляет. До заката было ещё долго, и мы принялись в молчании бродить, как когда-то. Хотя что-то несомненно было иначе. И дело не в моей утерянной девственности. Что-то изменилось в наших отношениях с Джиёном. И дело не в держащихся руках. Я узнала его с тех пор с куда более мрачных и плохих сторон, он откровенно показал, что может быть крайне жестоким и безразличным, но тогда я боялась его сильнее. Может, это я изменилась? То есть, это сомнению не подлежит. Изменилось всё, но не материально, не с виду, а где-то внутри, в чем-то невидимом. Может, даже пролив и небо изменили настроение и поведение? Таким же образом, как и мы с Джиёном. Или… или всё-таки Джиён не изменился? Неужели он единственное постоянство, которое встретилось мне в Сингапуре? Он способен повлиять на всех вокруг, на Тэяна, меня, Мино. Как сказал Сынхён, он может изменить мир. Но не в силах поменять себя? Или не хочет этого делать? Наконец, когда людей в какую-то минуту стало поменьше, я присела на корточки и стала выводить пальцем слова, там, где их сразу же крала волна прилива. Я написала «счастье» первым, и оно утекло туда же, где уже давно обитала «боль». Потом я подумала, что неплохо было бы увеличиться и моему уму, поэтому написала «разум». Размышляя над третьим словом, я заметила, что Джиён отошёл в сторону, и написал что-то на песке, поднявшись. Подхваченная любопытством, я поднялась, но, стоило сделать шаг, как Дракон сунул ступню в сандалию, и как шпателем, заштукатурил надпись сам, не дожидаясь воды. — Что ты писал? — подошла к нему я. — Неважно, — повернулся он к горизонту. — Ну, правда? Вряд ли «деньги», ты бы не стал прятать от меня эту надпись. — Как просто тебя заинтриговать. Может, это были именно «деньги», но стоило сделать вид, что я прячу надпись, как ты уже места себе не находишь от любопытства. — Так, что ты написал? — Не скажу. — Нечестно! У тебя не должно быть от меня секретов. На этой неделе. — Серьёзно? Твой идеальный мужчина должен быть прозрачным и не иметь тайн? Да брось. Это что же? Не закрывать дверь в туалет, озвучивать всё, что я думаю, предупреждать тебя о подарках, которые хочу сделать сюрпризом? Ты хоть понимаешь, что такое «нет секретов»? — Насупившись, я попыталась представить абсолютную искренность и прямоту. Это и я тогда должна бы была признаваться во всём? — Хорошо, частично сохранять загадочность — это нормально. Но всё-таки — что ты писал? — Ох, Даша! — Джиён зашёл мне за спину и, развернув к проливу, обнял сзади, сжав в руках и прошептав на ухо: — Это было слово «терпение». Оно нам ой как понадобится. — Ты не дал воде забрать его. — Он положил подбородок на моё плечо, и смотрел мимо моего лица вперед. Я всей кожей чувствовала его, даже его взгляд, устремленный вдаль. — Ты врёшь. Ты написал не это. — Да, но это написать смысл есть, — отпустив меня, он присел и вывел «терпение». Недовольная, что он не сдался, я нависла над ним, ожидая, дождусь правды или нет? Слоги на хангыле стерлись, но терпение у меня не прибавлялось, а наоборот таяло. Чувствуя, как сверлят его затылок взглядом, Джиён, не поворачиваясь, произнес: — Когда-нибудь узнаешь. Вечных тайн не бывает. Правда, многие открываются только после смерти их владельца. — Если с тобой что-нибудь случится, то ответ на свой вопрос я уж точно не узнаю. — Почему ты не воспринимаешь молчание, как ответ? В этом ошибка многих молящихся и верующих, по-моему. Они все ждут, когда им скажут, произнесут вслух откровения, Бог или ангелы, — Джиён взял меня за руку и потянул бродить дальше. — Прислушайся к тишине. Кричащим «Господи, ответь мне» людям Вселенная как будто говорит «заткнись». Замолчи и пойми, что всё бесполезно, в словах нет смысла, они ничто. Для понимания не нужны объяснения. Нельзя завладеть пустотой заполнив её, так от неё избавляются. Безмолвие — это круто. — Мне нужно некоторое время попринимать наркотики, чтобы научиться говорить на вашем языке, сэр, — лишь отчасти осознав его философию, провела я пальцами по своим распущенным волосам. Они пропитались запахом морской соли и туалетной воды Джиёна. Я вся уже пропахла и пропиталась Сингапуром, что дальше некуда. — Если хочешь, я могу подогнать тебе дозу. — Я пошутила, — ошарашено покосилась я на него. — А я нет, — притянув меня к себе поближе, он вытянул свободную руку так, чтобы мне было видно, куда он указывает. По направлению его пальца виднелся ларек с мороженым. — С каких начнёшь? Полегче — обычного пломбира или клубничного? Или сразу тяжёлые — фисташковое, шоколадное с орехами и карамелью? — Я засмеялась. — А если смешивать — будет очень дурно? — Ты же видела Сынхёна — будет передоз, будешь ходить осипшей, с шарфом на шее, пить сиропы и кашлять. — Если я заболею, ты обо мне позаботишься? — посмотрела я на него. — Конечно, милая, — очень искренне и непритворно заверил он. — Тогда пошли, возьмём ударную порцию. — И на качели? — И на качели, — согласилась я, пошагав за ним.

Вдвоём с Драконом

Я выбрала обычный белый пломбир, надеясь на знакомый вкус, но даже мороженое здесь было немного другим. Джиён ел какое-то цветное, в стаканчике, с фруктами. Мы вяло качались на качелях, найденных с большим трудом; пришлось прошагать километра два, пока нашлась детская площадка. Время от времени Дракон опять с кем-то вел общение в телефоне, переписываясь, а не созваниваясь.

— Ты любишь фруктовое мороженое? — У меня нет любимого, я всегда ем разное, — ответил он, облизав пластиковую ложечку и убрав айфон в карман. — Однообразие наскучивает? — И такой он во всем: нет любимой женщины, нет любимого места, нет любимой книги. Нет любимого ничего, кроме самого себя. — Нет, мне действительно нравится то одно, то другое, по настроению. — Ах, как я могла забыть! У тебя же самое переменчивое настроение на свете… — Сынри хочет с нами пообщаться, — посмотрел он на меня. Я не то чтобы растерялась, но не обрадовалась. — О чем? — Со мной — о твоём возвращении, с тобой — не знаю, об этом он сообщит тебе лично. Хочешь его выслушать? — Вряд ли он сообщит что-то интересное, — пожала я плечами. Скорее запутает меня и заставит переживать. Когда меня о чем-то упрямо просят, я начинаю сдаваться, в этом плане мне жутко не хватает твердости характера. Я податливая, до сих пор. — Но если он хочет… — А ты? Ты хочешь его видеть? — вернул меня к моему мнению Джиён. Желаю ли я лицезреть Сынри? Мужчину, который спал со мной последние месяцы, обеспечивал меня, был моим любовником. Нет, не только, мы ведь не встречались украдкой по гостиничным номерам, и не по выходным приезжали друг к другу. Мы жили вместе, и он публично назвал меня своей невестой, а без посторонних глаз вчера сделал предложение. Я могла бы стать его женой, но отказалась. Так кем же он был для меня? Важным ли, чтобы пойти на ещё один разговор? — Пожалуй, я хочу его выслушать, — согласилась я. — Тогда поехали, не будем откладывать. — Джиён поднялся и пошёл, не оглядываясь, не дожидаясь меня. Сиденье, на котором он сидел, ещё качалось, будто его потревожил ветер, а не человек. Я бросила обертку от мороженого в урну рядом, и медленно пошла за Драконом. Тот остановился, вспомнив что-то. Обернулся и протянул мне руку, которую достал из кармана. — Не всё я запоминаю с первого раза. — Я взяла его ладонь и улыбнулась. — Главное, что вспоминаешь самостоятельно. Идеальному мужчине не нужно напоминать. — Ничего не забывающий парень? Ты мечтаешь о супермене, по-моему, а не реальном мужике. — Лучше мечтать о несбыточном, как я, чем не мечтать ни о чем, как ты. — Кто сказал, что я ни о чем не мечтаю? — Я шла, глядя не под ноги, а на татуировки Дракона, расползшиеся по его рукам, одну из которых я держала. — Тогда скажи, о чем ты мечтаешь? Хотя, кажется, я когда-то спрашивала… но уверена, что тогда ты говорил не то, что думал на самом деле. — А сейчас скажу настоящую правду? — Губы Джиёна растянулись любезно, но ехидно. — Это неважно. Скажи что-нибудь, соответственное случаю. Я знаю, что ты не хочешь семьи, детей, любви, поэтому откровенной лжи не нужно. — Я мечтаю о том, чтобы умереть без сожалений. — Я сделалась угрюмой на лицо, но Джиёна это ещё больше позабавило. — Нет, это не значит, что я мечтаю о смерти. Это значит, что я хочу успеть сделать всё, что хочу, попробовать всё, что хочу, и не быть пристреленным до того, как удовлетворю всё своё любопытство. — Ты боишься смерти? — Нет, но я пущу скупую мужскую слезу, если успею понять, что меня грохнули в разгар осуществления какого-нибудь грандиозного плана. И что кроме меня его никто не доведет до конца. А ты боишься? Ну, в смысле, ты же теперь наверняка считаешь, что попадёшь в ад. — Ад? Если он существует, то я в нём уже побывала. — Отвернувшись к побережью, спрятала я глаза и почувствовала, как мои пальцы сжали сильнее. — А в раю? — Ресницы задрожали на широко распахнутых веках, но прежде чем посмотреть на Джиёна, я надела на себя равнодушную маску. Мужчина всё так же улыбался. — В раю ты побывала? — Раем была для меня жизнь до Сингапура. Сравнивая, я понимаю это, хотя когда жила в России, конечно, я не думала, что всё так прекрасно. Но, как ты сам сказал, обратно в рай не пускают. — А ты только что заявила, что я тогда говорил не то, что думал. Может, и это была ложь? Может, если ты увидишь во мне не Люцифера, а апостола Петра, у меня и ключи найдутся? — подмигнув, Дракон достал ключи от машины и, по-мужски засмеявшись, звучно и уверенно, подвёл меня к транспорту. Взяв с собой телохранителей, Джиён привёз меня в какой-то закрытый клуб, или ресторан, где нас уже ждал за столиком Сынри. Он поднялся и тотчас пошёл навстречу к нам. Охрана теперь была внимательна, и выставила руки, показывая, что не даст подойти к Дракону и причинить ему вред. — Я хочу сначала поговорить с Дашей. Наедине, если можно, — попросил Сынри у Джиёна. Тот обернулся ко мне. — Желаешь? Поговорите. — И обойдя собеседника, король Сингапура сел за столик, откуда поднялся Сынри. Расстояние не давало услышать наши голоса. Я неловко кивнула мужчине напротив, с которым осталась и мы отошли чуть в сторону, к стенке. — О чем ты хочешь поговорить? — О нас. — Сунув руки в карманы, Сынри поджал губы, с ненавистью косясь на Джиёна, беззаботно закурившего и вертящего пепельницу перед собой, почти как юлу. — Ты решила вернуться к нему и работать на него? — Работать? — Я усмехнулась. — За работу платят. А я как была безвольной рабыней, так ею и осталась. — Зачем тогда ты ушла к нему? — Я должна была куда-то деться ночью, — я посмотрела ему в глаза с этими словами. Сынри понял свой промах и опустил взгляд. — Я думала всего лишь отвлечься в чьём-то обществе, и не подозревала, что Джиён меня не отпустит. — Ты не очень-то и рвалась ко мне. — А с чего мне рваться? — сдержала я смешок. — Какая разница, чьей наложницей быть? Никакого уважения, никаких чувств… что ты сделал, чтобы я хотела к