тебе вернуться? — Что я сделал?! — недовольно ахнул Сынри. — Ты ещё скажи, что я ни черта для тебя не сделал! Лучше скажи, чего я для тебя не сделал, что тебе приятнее в компании этого чудовища? — Это чудовище меня и пальцем не тронуло само. Он не трахает меня без любви, лишь бы утолить свою похоть. — Ах, так я не должен был с тобой спать? Ради чего я тогда вообще должен был стараться для тебя? — Если ты не понимаешь, по каким причинам стараются люди друг для друга, то я и подавно не хочу быть с тобой снова. — Я уставилась на него впритык. — Вы с Джиёном доказали мне, что всё решают деньги, что судьба людей зависит от того, у кого они есть. Помнишь, когда ты купил мою ночь у Тэяна в первый раз, я сказала тебе, что не буду спать до брака и без любви? Что ж, вы сломали это, и я несколько месяцев спала с тобой и без одного, и без другого. Ты добился этого. Но, знаешь, те любовь и брак, о которых я говорила, всё-таки не продаются. Они деньгам не подвластны. И ты можешь купаться в своих долларах, это не подарит тебе ни чьих настоящих, искренних чувств. — Я попыталась отойти, но Сынри схватил мою руку. — Ты всё-таки предашь меня? — Не собираюсь. Вообще не хочу о тебе думать. Пока Джиён не отпускает меня, я попытаюсь отдохнуть от грязи. — Грязью ты называешь секс со мной? — Я почти услышала скрип зубов. — А как ещё называется секс с мужчиной, который прыгает из койки в койку? Без моральных принципов и привязанностей, считающий, что деньги в этом вопросе главное. Постой, это называется что-то вроде «шлюха». — У Сынри дернулся кулак. Он уже вытащил его из кармана, но я только улыбнулась. Возможно, уверенность была излишней, но я произнесла: — Если ударишь меня, Джиёну это не понравится. Очень не понравится. — А если… если я не буду с тобой спать какое-то время — ты вернёшься? — Я же сказала — это зависит не от меня теперь. Джиён меня, на самом деле, не отпускает. Да и, с кем тогда ты будешь спать? Продолжать шляться по борделям? — Господи, а что мне делать, дрочить, пока в тебе не проснётся желание? — прошипел, чтобы не прокричать это на весь зал, Сынри, сжимая моё запястье. — Пусти, ты ничего сегодня изменить не сможешь. — Если ты переспишь с Джиёном — я не возьму тебя обратно, ясно? — прежде чем отпустить, сказал он, и притянулся ещё ближе, чтобы прошептать: — Мы вдвоём могли бы его одолеть, Даша, но если ты перейдёшь на его сторону, он раздавит нас по очереди. И ты тоже его не победишь. И он тебя не пощадит. — Напоминание о лживости Дракона освежило во мне воспоминание о конце королевской недели, когда я была так жестоко спущена на землю и подверглась тяжким испытаниям. А ведь Сынри прав. Но Джиён умеет удивительно застилать глаза и представлять перед ними такие картинки, что никогда не подумаешь ни о чем плохом, пока оно не начнёт случаться. Мы подошли к столику, но на этот раз Джиён попросил меня: — Можно теперь дяди поговорят тет-а-тет? Подожди меня на улице, хорошо? — Его глаза не терпели ослушания, и хотя я могла бы посопротивляться, смысла в этом не было. Они сами могли бы встать и уйти. Поэтому я подчинилась и вышла на ещё жаркую улицу, в сопровождении одного телохранителя. О чем они там говорят? Обо мне? Я не прекращаю быть в Сингапуре товаром и предметом обмена. Что сейчас предлагает Джиён? Ясно, что отказывается меня отдавать, но не удивлюсь, если к этому он приплетёт какую-нибудь небылицу, заставив Сынри поверить, что тому самому так надо, так выгодно и вообще, если он сейчас меня забудет, или не будет требовать обратно, то потом будет в плюсе. А ещё Джиён может изобрести какой-нибудь план, как надо мной поиздеваться, и убедить Сынри участвовать в этом. Тогда мне надо будет осторожнее относиться ко всему, что сделает Сынри после этого. М-да, с Драконом не соскучишься. Обладать бы мне выдержкой Сынхёна, которому всё равно на обман, потому что у него есть какая-то своя линия, с которой его не сбить. У меня ведь такая тоже была, я держалась за веру, честь и Бога, но как же всё-таки болезненно меня с неё скинули! Джиён вышел достаточно быстро, не прошло и десяти минут. Остановился рядом со мной и обменялся многозначительным взором. — Я всё ещё твоя? — уточнила я. — Уговор же был на семь дней, разве я могу его нарушить? — Ты всё можешь. Милый, — театрально улыбнулась я. Мы двинулись к машине. — Ты права, бывало, я нарушал слово, не исполнял обещаний. Я могу быть очень нечестным и подлым. — Я думаю, ты всегда такой. Но иногда притворяешься искренним, чтобы подлость потом смотрелась масштабнее. — Так вот какого ты обо мне мнения. — Джиён открыл мне дверцу, усадив, и сел за руль, отпустив секьюрити. — Как ты смотришь на то, чтобы завтра прокатиться на яхте? Помнится, нас немного прервали в прошлый раз. — У меня по плечам пошел холодок, и хотя он был и от включенного в авто кондиционера тоже, далекий-далекий крик умирающего на стройке мужчины прозвучал в голове. — Я не очень люблю открытое море… — И ассоциации, связанные с ним? — угадал Джиён. — Обещаю, на этот раз нам ничего не испортят. Ну, если не начнётся шторм, за него я не могу отвечать. Хотя по прогнозам погоды не должен налететь. — Интересно, если бы нас унесло на необитаемый остров, ты бы смог на нём выжить? — Дракон засмеялся. — А ты думаешь, что я только благодаря службам доставки и прислуге выживаю? А сама-то на нём не завоешь? — Не знаю, по сравнению с Сингапуром, мне кажется, я бы предпочла необитаемый остров. — В моём обществе? — Я тряхнула головой, потому что начала представлять себя и Мино на пляже с белоснежным песком. Точно, условием ведь была компания Джиёна. — Если ты мне будешь надоедать, я всегда смогу уйти на другой конец острова. — Вот и скажи мне, каким должен быть я, чтобы не надоесть тебе? — Поведя плечами, я покачала головой. — Не знаю. Мне никогда ещё не надоедали люди… разве что… — Разве что кто? Ну же. — Сынри. Потому что… если бы не… — Пока я перебарывала робость, Джиён закончил за меня: — Если бы не вынужденный секс, он не был бы таким надоедливым типом? — Дракон как-то злорадно похохотал. — Тогда мне и стараться не надо по этому твоему пунктику, я к тебе не пристаю вовсе. С другой стороны… если бы ты была на острове с тем, от кого хотела бы домогательств, — ну почему он всегда так вовремя вставляет замечания в унисон моим мыслям? — А он не приставал, и не лез совсем, тебе бы это тоже не понравилось, не так ли? — А какие люди не надоедают тебе? — изобразив молчаливое неведение, перевела я стрелки. — Интересные. — Слишком абстрактно. Конкретнее. — Конкретнее? Непредсказуемые. Если я смогу описать тебе какой-то типаж, значит, я буду хорошо его знать, а то, что я хорошо знаю и могу предугадать — уже неинтересно. — Но Сынхёна ты хорошо знаешь. Однако не скучаешь с ним. — Джиён вздохнул и, тронувшись, задумался. — Когда-то мы беседовали о чувствах, и ты упорно называла меня бесчувственным. Я частично согласен. Не все чувства я способен испытывать, или не все в полной мере. Но я не могу отрицать, что симпатия и привязанность к кому бы то ни было, порой зависят не от разума, не от самовнушения или содействующих обстоятельств. Они просто иногда рождаются и имеются. Кто-то бывает приятен и интересен вопреки. Я могу назвать тысячи условий и аргументов, которые якобы составляют правила моего отношения к людям. Но во всех правилах есть исключения, ведь так? — А в жизни вообще нет правил, я помню. — Какая ты у меня идеальная, даже стараться не надо, — похвалил он мою смекалку, или, вернее, отсутствие склероза. Я и сама не знаю почему, но его слова откладывались в моей голове надолго. И когда я хотела порадоваться вслух, он добавил: — Но, может, всё-таки перестанешь разговаривать моими словами? Перестать разговаривать его словами… Именно его жизненная философия выбила из меня мою собственную, так чем же было её ещё заменять? Нет, я могу постараться думать как-то иначе, или хотя бы иначе выражаться, но не лучшее ли, не достойнейшее ли средство против Дракона — его же методика? Боже, неужели я всё ещё борюсь с ним? Иногда я вообще не понимаю, что я делаю. Стараюсь плыть по течению и не сопротивляться, но вдруг, из ниоткуда, сами собой, появляются мысли о том, что Джиёна нужно наказать, свергнуть, сломить. Зачем? Мне от этого станет легче? Себя я тем морально не вылечу и не верну ни счастья, ни душевного спокойствия. Если долго рассуждать о Джиёне, то я становлюсь Тезеем без нити Ариадны в лабиринте эмоций и чувств, потому что между неизгладимой ненавистью и глубоким уважением просто обязано находиться что-то связующее, объединяющее, но этого нет, и потому эти такие разные, но переплетенные между собой черты — уважение и ненависть — клубятся над пропастью. Лучше подумаю о Сынхёне, отношение к нему у меня как-то определеннее. Мне его жаль. Может, мне и Джиёна жаль? Нет, ни капли. Или всё-таки? Под мои внутренние метания, мы заехали ещё в какой-то клуб, Джиён сказал, что для небольшой встречи с какими-то его приятелями. Был уже ранний вечер, сумерки спустились, сиренево-синие и влажные. По мягкому ковровому покрытию мы поднялись на третий этаж (были застелены даже ступеньки). Ещё со второго стали слышны звуки катящихся шаров боулинга. Я играть не умела. Людей было не очень много. В неоново-лазерном освещении официантки разносили коктейли, а на телевизионных экранах под потолками и на стенах вертелись полуголые девицы из какого-то клипа. Музыка и стук не оглушали, но заполняли пространство в зале и над дорожками. Дракон подвёл меня к дивану полукругом на котором сидело двое мужчин, потягивающих что-то из бокалов, пока третий запускал шар в кегли. Они поочередно поднялись, чтобы пожать ладонь Джиёна. — Сколько лет, сколько зим, — поприветствовал он их. — Чуно, Уён, — галантно указав на меня, мужчина представил: — Даша, моя идеальная женщина. — О, неужели? — Щуря от улыбки и без того узкие глаза, оглядел меня Чуно. Черная футболка обтягивала накаченные плечи и тренированную грудь. — Должен ли я её поздравить или выразить соболезнования? Быть какой бы то ни было женщиной Дракона — ответственное бремя. — Ты преувеличиваешь, — якобы легкомысленно отмахнулся Джиён, пока названный Уёном пытливо рыскал по мне глазами. — Даже быть самим Драконом не очень-то накладно. — Верю тебе на слово, — сказал Чуно, усаживаясь после того, как сел Джиён. — Тебе виднее. — Даша, — повернулся ко мне глава сингапурской мафии, не оставив мне с краю места, чтобы присесть. — Пожалуйста, подожди меня в баре, ладно? Выпей чего-нибудь или перекуси, — достав пачку денег, он сунул мне её в руку. — Как-нибудь в другой раз поближе познакомишься с моими друзьями, а сейчас нам нужно посекретничать. К ним подошёл четвертый и я, не заставляя повторять себе дважды, развернулась и пошла, куда меня послали. Очень ли мне хотелось остаться в их компании? Я ничего не понимала в преступных делах, и знать о них больше, чем уже знала, желания не было. За моей спиной начались разговоры о Китае и неизвестных мне географических названиях, и я потопала прочь. Заказав в баре чай, я пристроилась так, чтобы перед глазами не мелькал ни один экран. Расплатившись сразу, я смотрела на оставшуюся у меня в наличии сумму. Стодолларовые купюры, я никогда не держала раньше таких денег, в таком размере. Хотя драгоценности, которыми увешал меня Сынри, стоили больше, но вот в таком чистом виде деньги для меня — новинка. Если бы я забрала вчера свою сумочку с телефоном и сделанными для меня документами, могла