Словно столетие спустя, я почувствовала себя. Первым же ощущением была пустота в легких, после чего я опять ощутила воду во рту, но перевернувшись на бок, получила возможность вылить её из себя, кашляя и отплёвываясь. — Джи… Джиён! — прокряхтела я, переворачиваясь обратно. — Он ушёл, всё в порядке. — Сквозь мутный взор от воды, что залила и глаза тоже, я пригляделась и увидела слегка намокнувшего Сынри. — Его нет здесь, не бойся. — Глотая смелее и смелее кислород, так что горло пересыхало и опять кашляло, я озиралась, находя нас с Сынри всё в том же старом и заброшенном ангаре. — Ты… ты… — Я выстрелил в стекло, чтобы не терять времени. — Руки тут же нащупали осколки. Огромная лужа и темный от влаги цементный пол вокруг. И больше ничего и никого, лишь мы двое. Сынри положил меня себе на колени, откачав и вернув к жизни. Я жива? Я жива! — Ты… — ещё раз сделала передышку я и договорила: — Ты теперь… дракон. — Да, я знаю, — с хмурой грустью отвел глаза Сынри, сжимая мою руку, которую отвел от битого стекла. — Свобода оказалась не в приоритете. — Ты поступился ею ради меня, — еле вымолвила я, не обретя сил после пережитого. — Ты хотела, чтобы я сделал иначе? — Он постарался улыбнуться. Не знаю, получится ли улыбнуться у меня? Иногда кажется, что подобные жесты испаряются из нас навсегда. Но я была благодарна Сынри, очень. Я не могла предположить, что он так поступит. — Спасибо, Сынри. — Надеюсь, теперь ты поняла, к какому монстру под крыло пыталась приземлиться? — Я на секунду забыла о Джиёне, и вот снова разговор о нем. До сих пор не укладывалось в голове, что он убил меня. Неважно, что я выжила. Он убил меня. — Эх, Даша, Даша, — приподнял меня повыше Сынри и, положив на своё предплечье мою голову, приобнял. — Всё плохо. — Может быть гораздо хуже. — Неужели? — Хочешь побыть в кубе, наполненном водой? — оживала я, возвращая, по крайней мере, сарказм. — Ладно, верю. Хуже бывает. — Я села, выпрямляя спину, но она не держала, и я наклонилась вперед, к вытянутым босым ногам, облепленным мокрым платьем. — Как самочувствие? — Более-менее. — После продолжительной паузы и некоторых соображений, я произнесла: — Хочешь, я тоже ради тебя поступлюсь свободой? — В каком смысле? — прищурился Сынри, потирая запачканный каплями крови галстук. — Ну, если твоё предложение ещё в силе, — напомнила я. Мужчина распахнул глаза, онемев. — В силе? — Если обычным женщинам нужно время подумать, то тебе нужно было отхватить приключений и люлей для верности? — заряжаясь присущим ему пафосом, пробормотал недовольно-язвительно Сынри. — Нет, если ты передумал… — взялась я вставать, но мою руку поймали. — Я не передумал. — Собрав волю в кулак, и пытаясь быть терпеливым, он повторил: — Ты выйдешь за меня? — Выйду, — кивнула я и улыбка, которую я успела похоронить, сама ко мне вернулась. — Я выйду за тебя, Ли Сынри, но не жди, что стану хорошей женой. — Так и я мужем буду негодным. — Зато любящим, — за него сказала я, потому что Сынри никогда не заявлял о чувствах. Моя огласка ему не понравилась, но, не став ничего говорить, он лишь сузил губы, попыхтел немного и добавил: — Ну, тогда и жена, главное, чтоб живая. — Неловко похмыкав вместо смеха, который ещё не мог вернуться при таких обстоятельствах, мы поднялись и побрели прочь, пытаясь выживать дальше, в условиях непреодолимого желания Дракона мешать этому. Или это мы, может, люди, умеющие чувствовать, мешали ему спокойно жить? Это мы, умеющие верить, жалеть и любить, привязываться и жертвовать, превращали его богатую и благополучную жизнь в выживание.
Мертвая
— Можете наклониться чуть-чуть вперед? Вот так. Да, спасибо. — Фотограф одобряюще улыбнулся, сопровождая свои просьбы движением руки, свободной от съемочной аппаратуры. — Положите ладонь на занавеску. Повыше, ещё немного. Отлично! Щелчки улавливаемых кадров раздавались уже около часа. Столичный корейский журнал, узнав о намерении известного миллионера, донжуана и тусовщика расстаться со своей холостяцкой свободой, заплатил Сынри для того, чтобы осветить первым его грядущую свадьбу в разделе светской хроники, и я, как невеста, должна была позировать в красивом подвенечном платье, в красивой, убранной цветами студии. Хотя платье было данью какого-то модного дизайнера, желавшего увидеть своё детище на глянцевых страницах, и в реальности расписываться я собиралась в другом. Не венчаться — расписываться. Сынри обещал подъехать позже, для парных снимков. У него были дела, большая часть из которых теперь принадлежала не ему, вынужденно, из-за того, что он спас мою жизнь четыре с лишним месяца назад. В ту ночь, когда я вновь глотнула воздуха и, под влиянием шока и стресса, не верящая, что в очередной раз отбилась от смерти, мы воссоединились с Сынри с такой чувственностью, что я могла назвать это занятием любовью. Моя благодарность, мои сорвавшиеся нервы и желание того, чтобы кто-то защищал меня, был рядом, хоть кто-то, кому можно довериться, довели меня до неповторимого состояния, когда моё сердце прикипало к Сынри, жалея его и принадлежа ему по вполне объяснимой женской привязанности, возникающей после пережитых трагедий и ударов судьбы. Но постепенно, возвращаясь к нормальному состоянию, к тому, в котором мне не свойственны были симпатии к типам, подобным Сынри, в быту не меняющих своих привычек, и конкретно к нему, я стала затухать в эмоциях и охладела. В нём же ничего не переменилось, ни в манерах, ни в чувствах ко мне, о которых говорить ему претило. Он по-прежнему вел себя развязно, откровенно, часто эгоистично и навязчиво, но стремился быть неразлучно рядом, ограждал меня от волнений и забот, опекал и задаривал, готовясь к свадьбе и готовя к ней меня. Но конфликт разных, не равномерных чувств давал о себе знать, вопреки моим стараниям скрывать это, теребить в себе что-то более яркое и горячее, чем милосердное «спасибо». Это всё выливалось в непонимание, мелкие ссоры — не скандалы, скорее молчаливое расхождение по разным комнатам, — в отлучки Сынри, тщательно законспирированные, прикрываемые бизнесом, но, тем не менее, очевидные мне, как поездки по шлюхам. Особенно всё было ясно, когда он уезжал в Сеул или Шанхай, или Гонконг, куда я не могла последовать за ним — путь из Сингапура был для меня заказан. Разумеется, там он спал с другими женщинами, имел любовниц, может и по две за ночь. Возможно, к ним его толкало именно моё прохладное и надменное отношение. Меня это мало тревожило, и я не допекала его ревностью и сценами. Он был со мной таким, каким он был мне нужен, и большее меня не волновало. — Всё, спасибо! Сделаем перерыв, пока не подъедет господин Ли, — озвучил фотограф, неглубоко кланяясь и отходя. Я приподняла подол платья и двинулась вдоль стен, декорированных книжными шкафами, оплетенными искусственными вьюнами-цветами. Спустя три шага ко мне приблизился парихмакер, поправляя прическу. Я остановилась, разглядывая корешки с золотыми буквами. Наткнувшись на имя Шекспира, я вспомнила услышанную фразу о том, что его в одной семье читают, вместо молитв. Пока занимались моими волосами, я вытащила томик и открыла с первой страницы. Как-то же нужно занять время. Пьесы начинались с произведения «Буря». Действующие лица: Алонзо, король Неаполитанский. Я закрыла глаза, почувствовав неприятную дрожь. Ох уж эти короли. Самоназванные, отвратительные, не ценящие ничего, кроме власти. Разомкнув веки, я попыталась найти в персонажах себя. Придворные, раб, шут, дворецкий-пьяница (кажется, этого я знаю). Место действия — корабль в море, остров. Меня случайно дернули за локон, не сильно, но я вздрогнула и захлопнула книгу, стиснув зубы. Сынри предложил мне перед Новым годом перебраться в какой-нибудь просторный особняк с чудесным видом на пролив… — Не хочу его видеть. Никогда, — оборвала я. — И, пожалуйста, не вози меня больше к воде. Не выношу её. И мы больше не бывали на пляже. Понимая прекрасно, что Сингапур мал до тошноты для меня, человека русского, привыкшего к тому, что можно по пять суток ехать в одну сторону и не видеть края земли, мы всё же умудрялись сузить места прогулок до тех районов, которые не были побережьем. Пролив я выдерживала только с верхних этажей, на горизонте, где он был далек и не касался меня, не мог коснуться. Набравшись сил ещё раз, я решила полистать книгу наспех, поверхностно. Глаза сами выхватывали строки, которые их притягивали. Некто Гонзало вещал: «Кому быть повешенным, тот не утонет». Я окончательно закрыла страницы, погладила обложку и всунула Шекспира в проем, почерневший пустотой в его отсутствии. Выйдя с профессионально освещенной площадки, я села за столик, к которому иногда подходил стафф, отвечающий за обслуживание задействованных на съемках людей. Он стоял у зеркала, в котором я увидела себя, уже привыкшую к макияжу, слишком часто стала краситься: то вечеринки, то выходы в высшее общество, то рестораны. Положение обязывало. Под постоянным солнцем моя кожа потемнела, а волосы выгорели, ещё посветлев. Нет, русским человеком меня скоро можно будет назвать с трудом. — Могу предложить вам что-нибудь выпить или перекусить, госпожа Уайт? — назвала меня по выдуманной для фальшивых документов фамилии молодая девушка. Я устало и равнодушно посмотрела на неё. — Кофе. Обычный. Полторы ложки сахара. Не пересластите. — Что-то в моём тоне обрубало дальнейшие вопросы и разговоры, и позволение исполнить требование не в лучшем виде. Девушка ретировалась. Я перекинула ногу через другую, устремив взор в никуда. Всё-таки встретив Новый год здесь, в этом городе-государстве, я поняла, что не покину его грядущие триста шестьдесят пять дней. Осень, зима, весна — я не видела разницы между сезонами в этих душных тропиках, всё одинаковое, монотонное, жара и влажность, небоскребы и идеально ровные дороги, китайские и индийские кварталы. Я выучила почти всё, лучшие заведения, салоны красоты, где стрижка стоила от сорока долларов и выше, бутики и маникюрные. Сынри старался не отпускать меня одну, хотя и дал мне ключи от квартиры. Но предпочитал возить везде сам, сопровождать, гулять по вечерам в парках вместе. Если не мог лично, то предоставлял своего водителя, который три раза в неделю возил меня на курсы изучения китайского и английского языков, ждал и вез домой, обратно. Сразу после Нового года, ещё в январе, мой жених решил, что убираться и готовить его невесте отныне не к лицу. — Нужно нанять горничную и повара. Приходящих, ну, через день, допустим, как считаешь? Мы лежали в постели, спасаясь под кондиционером,