Девичник
Сынри снял родителям квартиру, когда они прилетели. Точная дата свадьбы была выбрана мною, с учётом месячных, во время которых ни одной девушке не захочется ходить весь день в белом платье, даже если жених — не любимый мужчина. Накануне бракосочетания мы с ним, к тому же, повздорили в очередной раз, сначала из-за ребёнка Вики (он принципиально отказывался связываться с ней и иметь отношения с плодом своей порочной легкомысленности), а потом из-за того, что я призналась, кто поведёт меня к «алтарю» (тумбе, на которой будет лежать документ, где надо поставить подпись). Я как-то оттягивала до последнего освещение этого эпизода церемонии, не зря подозревая, что мой вот-вот муж не обрадуется Сынхёну. И не возникло не только радости, но даже хотя бы тихого недовольства. Сынри бушевал не меньше получаса, ругая меня за непонятные самовольные решения. Он просил отказаться от этой идеи и найти кого-нибудь другого, хоть Тэяна, с которым я «дружу» (глагол он так и произнес — сквозь зубы и с ударением, продолжая видеть во всех мужчинах возле меня претендентов на постель, соперников). Мы никак не могли прийти к компромиссу, но по поводу Сынхёна я всё-таки отстояла своё желание, а Сынри вспомнил про традицию мальчишника и решил уехать, я обвинила его в трусости и неумении принимать маленькие поражения, он надумал остаться, я заявила, что тоже хотела бы девичник, он ответил, что ничем помочь не может, я опомнилась, что жениху и невесте по обычаю надо ночевать перед свадьбой раздельно и Сынри всё-таки уехал к родителям, чтобы утром мы с ним встретились у них, откуда в ROM[15] меня должны были повезти шофер и Сынхён. Случайно узнанная информация о том, что сингапурские браки не являются действительными в России, меня чудесным образом будоражила изнутри. Даже если я никогда не вернусь на родину, я на ней не буду считаться ничьей женой. Свадебное платье лежало на кровати в гостевой спальне, где мы с Тэяном недавно позволили себе немного перейти грань той самой «дружбы». Корсет был вышит стразами, кружева ручной работы на нём и обрамлении выреза, переходящего в узкие рукава, прикрывающие лишь плечи, пышная юбка принцессы, рядом тянется по покрывалу прозрачная фата. Украшения ещё в коробке, на столике. Я присела возле наряда, в который облачусь завтра. Неужели это случится? А что это изменит? Ничего. Для меня это ничего не значит, и не принесет никаких перемен в мою жизнь, ведь я и так живу с Сынри, и весь город знает меня, как его пассию. Этот маскарад для самого Сынри, для того, чтобы утереть родне нос, показав, какой он самостоятельный мальчик, для похотливых мужиков вокруг, которым он будет мною хвастаться. Ладно уж, пусть будет эта свадьба, мне до неё мало дела, лишь бы хватило сил выстоять весь этот день, в котором, согласно корейским правилам (а семья Сынри, как он предупредил, была очень внимательна к каким-либо правилам), требовалось пройти множество этапов, от посещения отца и матери до свадьбы, получения благословения, потом самого заключения брака, потом торжественных мероприятий разного характера, потом принятия поздравлений от гостей, банкет в ресторане, обычно длящийся до середины ночи… и всё это ради того, чтобы снова вернуться сюда, в постель Сынри. Когда раздался звонок в дверь, я решила, что Сынри забыл что-то или всё-таки захотел остаться со мной на ночь, но потом меня посетила другая, не очень радующая мысль — а не Тэян ли узнал, что уехал хозяин логова и надумал наведаться? Я не хотела бы сейчас его визита. Хадича прошла по коридору, и я поспешила посмотреть, кто обнаружится за дверью. Там стояли Сынхён и Наташа. Мои глаза, не верящие себе, приобрели максимальный в своих возможностях размер. Мужчина робко сдерживал губы в серьёзном положении, поглядывая на Хадичу, а Наташа сияюще мне улыбнулась, подняв руки, в которых были бутылки вина. — Девичник на дом! Заказывали? — Я думала о нём и сказала своему жениху об этом. Совпадение? — Вам встретился Сынри? — озвучила я. — Нет, мы дождались, когда он исчезнет, — перешагнула женщина порог, и, поняв моё согласие на присутствие гостей, моя домработница ушла в другую комнату. — Признаться, подступало волнение, что он никуда не уедет. — Он мог никуда не уехать, — согласилась я. Сынхён снял ботинки и несмело углубился в прихожую, сказав: — Я верил в твою принципиальность и приверженность традициям. Ночь накануне свадьбы проходит раздельно. — Нас и помимо обычаев много что разделило сегодня вечером, — пожала я плечами. Удивление закончилось и я, наконец, поняла, насколько сюрприз оказался приятным, насколько рада видеть этих людей. Вроде бы чужих, и в то же время, свидетелей многих ключевых событий, каких-то близких. — Проходите скорее! Это… это неожиданно и здорово, что вы приехали! Только, разве на девичниках присутствуют отцы? — со смехом спросила я у Сынхёна. — Мне уйти? — не с издевкой или обидой, а искренне интересуясь моим желанием, спросил Сынхён. — Нет-нет, ни в коем случае! — Я провела их в гостиную, крикнув Хадиче, чтобы принесла бокалы. — Вообще, знаешь, я очень надеюсь, что тут мы только начнём, — призналась Наташа, — а потом сорвёмся в бары и клубы, покатаемся на лимузине, заберёмся где-нибудь на шест, облапаем полицейских за задницы, вводя их в негодование, будем убегать от них с какими-нибудь пьяными авантюристами. — Не слишком ли это будет? — присела я напротив них. — Это лишь малая часть того, что было в ночь перед моей свадьбой, — засмеялась она. — Кажется, я даже переспала под конец с каким-то стриптизёром… — А как же муж? — поморгала я. — Люблю его и уважаю, но прощаясь со свободой надо было оттянуться, — по-мужски ухмыльнулась Наташа. Мне кажется, что многое в своих чертах Джиён позаимствовал у неё. Он знает, что эти двое сейчас у меня? — Я вижу, ты смотришь на это с осуждением. — Нет, я давно никого ни за что не осуждаю… — Я кажусь тебе плохой? Я плохой человек из-за того, что иногда сплю с кем-то, пока муж не знает? — спросила она уже скорее у Сынхёна. — Чему ты учишь Дашу? — Уметь веселиться, когда есть шанс. Спасибо, — приняла она у Хадичи бокалы и, самостоятельно откупорив бутылку, стала разливать вино. Ей только сигареты в зубах и не хватало, но она безошибочно угадала, что в этой квартире не курят, поэтому даже разрешения не спрашивала, просто не делала этого здесь. — Я всегда всех учу брать то, что хочется, особенно если знаешь, что воспользуешься желаемым лучше, чем кто-либо другой. Ну что, — подняла она бокал, — без всякого лицемерия и деланных пристойных поз выпьем за счастье? Не новобрачных, которым оно завтра на голову точно не свалится, а простое человеческое счастье, которое нужно брать, если появляется возможность, ведь если сами не возьмём — никто не подарит, верно? — Я улыбнулась, соглашаясь, и мы чокнулись. Выпили. — А можно посмотреть на платье? — спросил Сынхён. Он пригубил вина на пол-глотка и поставил фужер в сторону. — Эй, отлыниваешь! — указала на это Наташа, заметив. Мужчина посмотрел на меня. — С твоего разрешения, можно я не буду много пить? — Конечно, — без вопросов разрешила я, поднявшись, чтобы отвести его к платью. И вспомнила, как настойчиво спаивал он меня когда-то в клубах, как от него невозможно было отвертеться, лишь бы я выпила. Но злоба от этого воспоминания была настолько мимолётной, что я не стала и припоминать это Сынхёну. Что было, то было. Я не злилась на него, потому что его жизнь и без меня создавала впечатление озлобленной на него клыкастой стервы, которая кусает побольнее и изводит. — Идём, оно в гостевой спальне. — Я с вами! — прихватив бутылку, пошла и Наташа. Мы вошли в комнату, я зажгла свет, и сверкающее вышивкой, белизной, стразами и дороговизной подвенечное платье предстало перед нами. Музейный экспонат без защитной стеклянной витрины. Никто не издал и звука, хотя не сказать, что оно разочаровало. Просто не было здесь необходимых эмоциональных подружек невесты, которые принялись бы щебетать и нахваливать с визгом и фальцетными комплиментами. Сынхён определённо побрёл в голове по тропам воспоминаний, приблизившись к наряду и молча любуясь. У Наташи же после нескольких минут лицезрения прорвался скепсис: — Если я пролью на него красного вина, бракосочетание не состоится? — Она посмотрела на меня с жалостью. — Я, конечно, не мама, но никогда бы не отдала хорошую девчонку замуж за Ли Сынри. Он же тупоголовый блядун! — Не такой уж он и тупоголовый, — по какой-то давней инерции заступилась я за него, потому что всегда заступалась за кого бы то ни было, ища лучшее и оправдывая. — И если ты думаешь, что он не подарит мне счастье… Знаешь, если я и не буду с ним счастлива, то по своей вине. Да, возможно, в какой-то момент он обрубил чувства к себе, вёл себя слишком… не так, как я хотела. Но он старался исправиться потом. Он и сейчас старается делать всё, чтобы я относилась к нему иначе. Боюсь, это именно я сделаю нас обоих несчастными. — Наташа погладила меня по плечу. — Я не буду портить твоё платье, но так хочу помочь чем-нибудь… — Когда-то ты сказала, что не пойдёшь против Джиёна, не будешь вмешиваться, — напомнила я ей. — А он разве сейчас устраивает этот брак? — Она посмотрела на Сынхёна. — У Джи есть какие-то планы на эту пару? — У Джи слишком много планов, — очнулся Сынхён, хлопнув ресницами и посмотрев на нас. — В последнее время мне кажется, что он в них либо запутался, либо перестал осознавать, что ему нужно. Либо же ему перестало быть нужным что-либо, — вздохнув, Сынхён пошёл на выход из спальни. — Но насчет Даши и Сынри ты права, он ничего не велел. — Он принял приглашение? — полюбопытствовала я, выходя тоже. — Взять — взял, но принял ли… Не знаю, — пожал плечами Сынхён. Клечатый костюм, синий с неярким рисунком больших квадратов, образующих клетки, сидел на нём как-то грустно. Мы вернулись в гостиную, и поскольку мужчина отказался быть третьим собутыльником, то мы с Наташей набрались двумя бутылками где-то за час. Она была повыносливее и менее восприимчивой к алкоголю, а вот у меня всё потеплело, я снова стала разговорчивой, даже настроение образовалось приподнятое, чего не было давно. Интересно, если Сынри всё-таки что-нибудь взбредёт в голову, и он возвратится, его сильно шокирует общество, которое он тут обнаружит? Хадича принесла нам закуски, и мы, расслабляясь и трапезничая, неспешно болтали. — Вообще, брак — любой брак, вне зависимости, на чем он основан, выгоде или любви, необходимости или желании, — рассуждала Наташа, — временами становится чем-то тяжёлым, что нужно пережить и вытерпеть до очередной волны радости и лёгкости. Так даже с любимой работой бывает, что она вдруг становится в тягость, поэтому, кто знает, может быть, с Сынри у вас будут не только плохие дни. — А ты давно замужем? — спросила я. — Двенадцать лет, — озадачила и изумила меня она. — Прости, я никогда даже не задумывалась, а сколько тебе лет? — Тридцать шесть, — в очередной раз вызвала на моём лице всплеск удивления Наташа и захохотала. Я бы никогда не дала ей столько! Но по всем данным да, ей не могло быть меньше, ведь Джиён говорил, во сколько впервые с ней переспал, а учитывая, что ему самому через четыре месяца тридцать пять… Но Наташа выглядела как-то независимо от лет, со своими татуировками, с новой короткой стрижкой и разбитной повадкой. — Да-да, я опытная тётка, поэтому знаю, что говорю. Да, дядь? — кивнула она Сынхёну. Задумчивый и молчаливый, он участвовал в беседе меньше, и у меня было чувство, что его что-то гложет. Но разве не таким он и был, когда не напивался и не отдавался на волю наркотиков? Его мучила Элин, вернее, её отсутствие, и вряд ли что-то изменится. — Я не согласен, что все браки рано или поздно повисают грузом, — покачал он головой. — Мой перестал меня устраивать, когда оборвался. Именно этим он меня и напряг, по сути, — попытался говорить без боли мужчина. — Вы не дожили и до трёхлетнего кризиса супружеской жизни, милый мой, — покачала головой Наташа, — как приключился другой кризис. Если бы не это, всё было бы как у всех. — Возможно, — не стал спорить Сынхён. Джиён говорил, что после двух лет брака у Элин обнаружили рак. Естественно, там уже было не до разбора полётов, не до выяснения отношений. За два года сильные чувства точно не ис