Не включая света, мы целовались с Мино, пока он не оттеснил меня к кровати. Я почувствовала её задней стороной колен, и тогда наши губы разомкнулись. Из-за спины Мино падал узкой полосой луч от лампы, что была в гостиной. Я опустилась на постель, забираясь на неё задом, отталкиваясь ногами и руками назад, чтобы освободить пространство для Мино, маня его следом. Он стоял и смотрел на меня, возбуждённую, ждущую, горячую от желания и горящую им. Футболку он выпустил ещё где-то по пути в спальню, теперь же взялся за джинсы. Его движения… его пальцы, расстегивающие пуговицу, опускающие вниз ширинку… Это всё было совсем не таким, как у Сынри, не говорило, как у того «мне плевать, что ты скажешь на это» или «я хочу и я возьму». Нет, Мино всем, от глаз до кончиков пальцев, показывал, что не сделает ничего, что не хотелось бы мне. А мне… мне хотелось совершенно всего, что он мне даст, что сделает. Я была согласна на всё, и об этом моё лицо красноречиво говорило. Поэтому Мино спустил джинсы, оставаясь в светящихся в темноте белизной боксерах, чья резинка с надписью Армани показалась ещё тогда, когда он разделся сверху. Он выступил из джинсов, как из воды, настоящий молодой бог, которого я, наконец-то, увидела без строгой экипировки клерка. Его тело было совершенным, неважно, что было недостаточно светло для разглядывания подробностей, оно было абсолютно идеальным для меня, упруго-твердым, гладко-рельефным, доводящим меня до исступления приближением, ароматом, контуром плеча, на котором дугой выступил бицепс, когда он оперся на постель передо мной, наступая, крадясь, забираясь сверху. Очередной поцелуй перехватил моё дыхание, проглотил мысли, способность мыслить. Пальцы Мино обхватили моё лицо, срывая стоны с языка, его язык скользил между моих губ, и я откинулась на спину, хватаясь за его плечи. Часы на его запястье едва слышно тикали, когда он откидывал мои волосы назад, возле моего уха, чтобы открыть шею и прильнуть к ней губами. Мои ноги раздвинулись в стороны, чтобы обхватить Мино снова, как делали это в машине, но теперь его жёсткой похоти, прикрытой лишь боксерами, не скрывала более плотная ткань, и я ощутила сквозь своё бельё его напор, готовность, длину. Моё платье расстегнулось волшебством ловких мужских рук, что он сделал не глядя, и через секунду я уже сама стягивала его через голову, торопясь прильнуть к Мино всем телом, кожа к коже. И вот мы были раздеты до пояса, бюстгальтер мой был откинут куда-то, и голая грудь ощутила крепкую ладонь, уверенную, в меру нежную, в меру повелительную, сжимающую вершину груди с силой, достаточной для того, чтобы почувствовать сексуальную власть над собой, но ещё не завизжать. Губы не уставали целовать друг друга, но в какой-то момент мы оба поняли, что нужно переходить дальше, и от этого синхронного осознания отделились, касаясь лишь кончиками носов, в упор смотря в глаза напротив, блеск в них, на уста, облизываемые рвущимися в пропасть страсти языками. Мино ещё раз погладил мою щеку. На другой его руке я лежала, и она ласково водила пальцами по моей спине, под лопаткой, и по позвоночнику шли разряды. Эта пауза, позволившая нам решиться, прекратилась захватом моих губ. Мино ушёл от щеки ниже, по предплечью, ниже, достиг бедра и оттянул трусики. Его пальцы, подумав о чем-то, не стали задерживаться, и потянули бельё вниз. Я приподнялась, чтобы он раздел меня до конца. Я не нуждалась в стимуляции, мне не нужно было, как с Сынри, чтобы он ласкал меня внизу, разжигая желание. Если бы Мино тормозил, я бы прожгла кровать. Более того, я была рада, что он не касается меня между ног… это по-прежнему казалось мне чем-то запретным, чем-то непристойным, развратным, потому что верх создан для верха, а низ для низа. Да, во мне ещё барахтались какие-то стереотипы, но это, пожалуй, из той категории, что не изменить в себе. Поцелуй всегда останется для меня больше возбуждающим, чем самый изощрённый кунилингус, а объятия человека, которого хочется и без горячительных приправ, сексуальнее, чем мастерский половой акт. Я дотянулась до его боксеров и тоже их потянула прочь. Он поймал меня за запястье. Я словно обезумела, и с трудом остановилась, ища ответа в его лице. Он недовольно нахмурился: — Презервативы остались в сумочке Мины… — Плохо соображающая, я потёрла лоб, ища выход из проблемы. — Подожди. — Сочинив что-то быстрее, Мино поднялся и вышел в гостиную. Я услышала смех Наташи и наигранное возмущение в её голосе, после чего Мино вернулся с победной улыбкой, подняв руку с добычей в виде презерватива. Он снова стоял у кровати, снова снимал с себя очередной покров, оставаясь окончательно без всего, только длинные ноги, только стройные бёдра, сочные и аппетитные, каким может быть что-то порождающее физическое желание, граничащее с голодом и желанием есть. Физическое желание, порождающее боль, если его не утолить. Я увидела его всего, полностью. В сумраке неосвещенной комнаты, но даже так… я не видела ничего более красивого и сексуального. У меня не было позыва отвернуться, устыдиться, перетерпеть. Я хотела смотреть, щупать… сделать то, что хотел от меня Сынри, но что мне было противно ему делать. Нет, оказывается, меня тошнило не от услуги, а от претендента на неё. Член Мино хотелось попробовать. Во всех смыслах, во всех позах. Он был крупнее Сынри, заметно крупнее, и когда он вновь опустился на меня, я приняла его с пылом, беззастенчиво, и даже жалела, что нас разделяет резинка. Сынри же утверждал, что меня не заставит избавляться от ребёнка? А чей он — ему знать не обязательно… Мино способен был удовлетворить меня только тем, что вошёл в меня, только тем, что лёг сверху, что прижал к себе. Как часто я слышала упрёки во фригидности когда-то, то от Тэяна, то от Сынри, из-за того, что я не хотела их. Мне хотелось смеяться! Как удобно мужчинам обвинять женщин в неспособности чувствовать, когда они просто не способны пробудить чувства. Мино не пришлось делать ничего сверхъестественного, вообще ничего не нужно было делать. Я хотела его так, как вряд ли захочу ещё когда-либо кого-то другого. И когда он плавно вторгся в меня, заполняя, из глаз брызнули слёзы. От удовольствия, экстаза, счастья. Я выгнулась под ним, задыхаясь, цепляясь за его бедра, когда он сделал движение обратно. — Нет, пожалуйста… — прошептала я, — не выходи из меня, побудь так… побудь во мне… просто побудь во мне. — Мино замер. Я обняла его, прижавшись к его груди, животом к его животу, теснее некуда, теснее невозможно. Мне нужно насытиться этим моментом, впитать его в себя, запомнить, как это, когда внутри тебя этот мужчина. По лёгкому движению, которым я ослабила хватку, Мино понял, что можно продолжать, и задвигался. Губы вновь слились в поцелуе. Ночь полетела демоническим шаром в греховную бездну, где не за что было зацепиться, чтобы прекратить, одуматься, осознать… Я не могла произнести ни слова, вертевшееся на языке «не останавливайся», «продолжай» и «ещё» срывались стонами и криками, и Мино не нуждался в просьбах. Каждый раз с Сынри мне хотелось, чтобы всё закончилось быстрее. Каждую секунду присутствия Мино мне хотелось обратить вечностью. «Целуй меня, целуй, поцелуи не должны закончиться» — думала я, пока это действительно происходило. Поцелуи не кончались. Я не помнила, чтобы мы отстранились друг от друга хоть чуть-чуть, пока между моих ног двигались его бёдра. Он оттягивал окончание, замедляясь, прекращая динамику, пуская в ход бёдра снова осторожно. Но под конец Мино не смог больше сдерживаться и заработал телом так, что я почувствовала внутри себя предел, глубину, боль изнеможения. Я закричала, готовая просить пощады, но он в этот миг кончил, ударив кулаком о подушку и с хрипом облегчения выдохнув у меня над ухом. Я приподнялась, впившись губами в его плечо и закрыв глаза трясущимися веками. Удовольствие, наслаждение, любовь — я не знаю, что это, что есть, а чего нет сейчас, но я не помнила ощущений прекраснее, чем испытала сейчас. Мино подождал, когда мы придём немного в себя, чтобы выйти из меня. Повернувшись спиной и слезая с постели, он снял презерватив и отправился в ванную. Я перекатилась на бок, чтобы увидеть его обнажённую фигуру, мелькнувшую на свету за дверью. С широких плеч глаза соскочили на самую роскошную задницу, какую я могла увидеть. После неё шли только те, от которых ослепнешь, как от солнца, то есть несуществующие. Впрочем, не уверена, что эта тоже не портила мне зрение, после неё не хотелось видеть никого и ничего. Через пару минут Мино вернулся, вытираясь белоснежным полотенцем, взятым в ванной, заодно им же и прикрываясь. Он забрался ко мне, откинув его, подставил плечо, чтобы я положила на него голову. Он не собирался выходить из сюжета о двух идеальных любовниках, или естественным образом вёл себя так, как положено истинному мужчине? Его рука, та, что с часами, взяла мою левую и стала гладить её, лаская пальцы. Некоторое время слов вообще было не нужно, они были лишними. — Я впервые изменил Мине. Вообще кому-либо, — сказал чуть позже Мино. — Я тоже, — улыбнулась всё ещё пьяненько я. — Что удивительно, учитывая наши отношения с Сынри. — Он не спит с тобой? — Спит, чаще некуда. Но не только со мной, я думаю. Я не против, мог бы не так редко… — Тебе не нравится?.. — Я остановила Мино, положив палец ему на губы. — С ним — нет. — Я поцеловала его, затяжно и жадно, как та, которая хотела бы завоевать, пленить, поработить, заявить о своих правах на этого мужчину. Где-то в нетрезвом сознании заиграла песня из далёкого российского прошлого: «Угнала тебя, угнала, ну и что же тут криминального?». Господи, я всегда думала, что эту песню спокойно могут слушать только сорокалетние разведенные тётки, а саму попытку забрать чужого мужчину я осуждала и кляла всеми плохими словами, какие мне были тогда известны. Теперь я пропела в душе эту песенку с хищной ухмылкой. Мино отозвался и победил меня в поцелуе по всем пунктам. Он целовался так, как мне, наверное, никогда не научиться. — А ещё раз можешь? — шёпотом спросила я у него, закидывая на его бок ногу. — Дай немного восстановитьс