Свадьба
В открытую дверь мы поочередно спланировали на автопилоте. Наташа взялась за ботики, чтобы снять их, и я, только поглядев на неё, додумалась скинуть обувь. Стояла тишина того часа, который замирает перед восходом солнца, перед подъёмом всех людей и пробуждением той части света, где занимается заря, в него обычно самый глубокий сон и самое неподатливое сознание. Но я ещё даже не ложилась, а хотелось упасть на подушку безумно. Если бы не выпитое, меня бы мучили вопросы, как я выдержу грядущий день? Но я выпила, много выпила, и переспала с мужчиной, о котором грезила ночами несколько месяцев подряд, по которому проливала слёзы и без любви которого погибала во мраке человеческой жестокости — сейчас меня не волновало ничего вообще настолько, насколько может не волновать человека, получившего от жизни главное и равнодушно относящегося к тому, продолжится она или нет. Только бы доползти до кровати, приземлиться на мягкое, забыться остатками нескромного на коже. В зале, куда мы с Наташей вошли, сидел Сынхён, и я, увидев его, вспомнила, что тут его и оставляла и это нормально, что он здесь. Он не спал, всё так же в костюме располагался на диване. — Я начинал думать, не случилось ли что? — Женщина, играя гримасой, нетрезво подирижировала пальцами в воздухе, как обычно показывают что-то непонятное и уклончивое, вроде «ты почти угадал», после чего швырнула хозяину ключи от его машины. Сынхён не сделал движения, чтобы поймать их, и они, стукнувшись о его коленку, отскочили на ковёр. Тогда он медленно наклонился и поднял их. Наташа тем временем скинула пиджак и, в брюках, упала на диван возле товарища, опустив голову на подлокотник, закрыв глаза и поджав ноги, чтобы не класть их на Сынхёна, хотя тот, казалось, не увильнул бы от подобного, и так и остался бы истуканом под грузом Наташи. Она, судя по всему, моментально вырубилась. — Да, надо бы поспать хоть немного, — кивнула я, озвучив основное, и стала разворачиваться к нашей с Сынри спальне. Сынхён поднялся, пойдя за мной следом. — Даша, я ждал тебя, чтобы поговорить. — Давай завтра, ладно? Когда меня будут красить и одевать. — Нет, это нужно обсудить с глазу на глаз. — Я остановилась нехотя, уже видя постель, которая обещала дать сил и приласкать. Не так, как Мино, но лучше, чем совсем никак. Хотя, иногда совсем никак лучше, допустим, чем с домогательствами Сынри. — Сынхён, я валюсь с ног… — посмотрела я на него умоляюще, но он был непреклонен и вошёл в спальню, обойдя меня, показывая, что не отстанет, пока не сделает того, чего хотел. — Ладно, только быстрее. — Я села на кровать. — Зачем ты пригласила Джиёна на вашу свадьбу? — как бы между прочим спросил он, достав из внутреннего кармана пиджака какой-то диск и вставляя его в проигрыватель под плазмой на стене, в которой я обычно посматривала что-нибудь, пока Сынри занимался со мной сексом. — Господи, давай не будем сейчас хотя бы о нём! — закрыла я глаза, тронув виски. От недостижимости сна сосуды начинали превозмогать себя и ухать, намекая, что я нехорошо с ними поступаю. Или они выпихивали из крови спиртное? Или разогнавшаяся кровь ещё не успокоилась после любовных страстей и требовала нового акта? Мино не довёл меня до того вида физического оргазма, до какого всегда старался довести Сынри, с судорогами, криком и приливом слабости, хотя я и ощущала каждую секунду острейшее, огромное удовольствие, экстаз до беспамятства от прикосновения губ и смыкающихся на моих икрах пальцев, но, что странно, внутренний оргазм от счастья и удовольствия, начавшийся в тот момент, когда Мино сел рядом со мной в машину и мы поехали из клуба в гостиницу, не прекращался до сих пор. Я готова была сама, своими руками заканчивать начатое возбуждение, только бы именно Мино погружался в меня, входил и целовал. Как объяснить этим мужчинам, насколько слаще и лучше вот эта сердечная нега и душевная услада, чем разрядка тела? Переданные через Сынри слова Джиёна оказались верны (а когда было иначе?), существует два вида людей: одни нас возбуждают, а другие удовлетворяют, и первые всегда будут интереснее, притягательнее и желаннее, потому что они будят аппетиты и заставляют действовать, а вторые гасят пламя и приносят с собой скуку достигнутого и постигнутого. Мне никогда не постигнуть Мино, поэтому он грозит стать судьбоносным раздражителем моих желаний до самой смерти. — Именно о нём я хочу с тобой поговорить. Для чего он тебе на свадьбе? — Я разомкнула веки и уставилась на Сынхёна. Мино? Ах, нет, мы же заговорили о Джиёне, это были мои мысли. Так, значит, о Драконе? Что ему сказать? О поедании девственниц и сожженных деревнях? Или о принце, чьё копьё побывало в принцессе, а не чудовище? И зачем говорить? Какой от этого толк? Я с трудом вспомнила, что мне нужно было от Джиёна и чья завтра свадьба. Я спала с Сон Мино, боже мой, я не хочу думать ни о чем другом, чувствовать ничего другого, я хочу упасть в этом алкогольном угаре и бредить наяву, чтобы наши с ним тела по-прежнему были слившимися. Какой к Джиёну чёрт? Тьфу ты, к чёрту Джиён. Хотя они там сменами на одной должности, в целом я не ошиблась. Выглядя, наверное, тупой и странной, я пялилась в глаза Сынхёну, пока не собрала мысли в пригодную для выражения форму. — Убить его хочу, — сказала я то, что искренне мне возжелалось в этот момент. Я разлучена с Мино физически, а теперь ещё этим проклятым Драконом меня будут разводить с Мино в мечтах? Не мешайте мечтать хотя бы, удовлетворитесь загубленной жизнью. — Убить? — повторил Сынхён. — Да, это когда пристреливают, вешают, топят. Ну, то есть, сделать то же самое, что он со мной. Пытался. Только у меня нет пистолета, верёвки и мыла, а бассейн вряд ли попадётся под руку на свадьбе, но я найду средства, не сомневайся. — Сынхён вздохнул и, запустив диск, сразу же нажал на паузу. — Даша, помнишь, я сказал, что был пьян в ту ночь, когда… Джиён попытался убить тебя. — Возможно, ты говорил что-то такое, — мозг не так-то легко соглашался сотрудничать. Я провела ладонью по лицу, потерев глаза. Дайте же поскорее отрубиться, как Наташа. — Я догадывался, что он планирует что-то нехорошее, но, поскольку он отказался поехать со мной выпить, а меня с собой никуда не звал, я приставил к нему пару людей… Не моих, его. Они драконы, но, так иногда получается, что я тоже могу давать им указания. В некоторых делах мы с Джиёном взаимозаменяемы, поэтому порой я позволяю себе повластвовать от его лица. Так вот, я попросил приглядеть за ним, и доложить потом мне, что за таинственное дело он проворачивал. Эти люди сделали видеозапись того вечера… — Я встрепенулась, вздрогнув. Только недавно всё стало забываться, и вот, оказывается, существует воспроизведение того ужаса. Если бы не вино и херес, и что-то там ещё, я бы могла сорваться и занервничать, но я только ещё пристальнее воззрилась на Сынхёна. — Я ничего не буду говорить. Просто посмотри сама. — Он приподнял пульт и нажал запуск. Лицо моё невольно повернулось к экрану. На секунду всё поплыло передо мной, а когда я узнала место, то холодная дрожь и мерзкий ужас стали буравить меня по всему периметру тела. Камера наблюдения, с которой велась съёмка, висела где-то в углу под потолком, видимо незаметная, потому что ракурс был непрямой, а словно исподтишка. Обзор открывался странный, и мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться, где именно это всё расположилось. Я видела за стеклом тот аквариум, в который меня бросили, и людей вокруг него. И спину Джиёна. Пытаясь сопоставить расстановку и видя, как меня ведут к Джиёну, я вспоминала, что же было за его спиной? Чёрная стена. Там была темнота, свет горел только вокруг куба с водой, в помещении ангара, где развернулась драма. И в эту темноту Джиён потом ушёл, закурив. Выходит, там была комната, отгороженная затонированным с одной стороны стеклом? Я стала с нетерпением ждать, когда произойдёт главное. Это хотелось и не хотелось узреть. Дальнего конца, где остался стоять Сынри, видно не было. Вот поднесли лестницу, вот меня повели по ней вверх. Я сморщилась, постепенно заслоняя лицо ладонями, готовая, как при просмотре триллера, закрыться в любой миг. Звуки слышны были едва-едва. Но когда раздался плеск, меня окатило ледяным потом, и я зажмурилась. — Пожалуйста, досмотри, — прозвучал голос Сынхёна. Я заставила себя открыть глаза и продолжить просмотр. Джиён с сигаретой в одиночестве вошёл в эту комнату, где почти не было света, очень слабый, из-за чего страдала цветопередача. Мужчина стоял почти под камерой, но явно не знал о её наличии, не подозревал о съёмке. Чтобы Дракон чего-то не заметил? В каком ему надо быть состоянии? Я видела на заднем фоне свои судороги в воде. Но Джиён, прикрыв за собой стеклянную же дверь, упорно стоял спиной, один, оставив телохранителей по ту сторону прозрачной стены. Его никто не видел тут, в этой каморке, из которой можно было бы увидеть всё, если бы он повернулся. Но он не поворачивался, плотно закрыв глаза. Набежали на лоб морщины от напряженных бровей, мучительно приблизившихся к переносице. Рука, поднёсшая сигарету к губам, явственно дрожала, причём с амплитудой тяжелобольного опорно-двигательной системой. Он курил совсем не так, как обычно, небрежно, в удовольствие и красуясь. Сигарета была похожа на баллончик с кислородом, из которого выжималось лекарство для лёгких. Джиён стал притаптывать ногой бетонный пол, уничтожая невидимого врага под ботинком. Мои руки за его спиной, в отдалении, стучались о стекло аквариума и бились. За жизнь и её спасение. Джиён опустился на корточки и, закрыв лицо ладонью, склонил голову. Пальцы поднялись по лбу и, ворвавшись в волосы, стиснули их, будто желая вырвать. Он качнулся раза три, потягивая себя за волосы, точно ненормальный, и из-под склонённого лица вырвался клуб дыма. Резко поднявшись, так внезапно, что я отшатнулась от экрана сидя здесь и сейчас, Джиён отбросил недокуренную сигарету, которой оставалось не меньше половины, и развернулся к двери, через которую вошёл, схватившись за ручку. Прогремел выстрел и звон осколков. На заднем фоне хлынула вода и с нею вместе изнутри упала вниз я. Джиён остановился с не повёрнутой дверной ручкой в ладони. Наконец, в кадре показался Сынри, подхвативший