бы не написала. — Поэтому не пришёл на свадьбу? — со взглядом ласково шепчущим «ты идиот?», спросила я. — Да, поэтому не пришёл. Но потом подумал, а что, если ты по-настоящему не хотела меня видеть? — И всё-таки пришёл? — Да. — Из противоречия, лишь бы не сделать, как я хочу, как будто тебе четырнадцать лет и ты…незрелый закомплексованный сопляк? — Так, вот сейчас обидно было, зачем мы переходим на оскорбления? — Да потому что ты достал! — Я резко поднялась, забыв об улыбках и смехе, и, приподняв подол, направилась к лестнице наверх, не оборачиваясь, но громко оглашая своим голосом особняк: — Хочу, не хочу, буду, не буду, убью, не убью! Герой, блин, великовозрастный! Нашёл себе развлечение, с ни в чем не виновной пленницей забавляться! Очень по-мужски, очень властно, очень круто! Мои аплодисменты! — Я встала на ступеньке и, отпустив платье, звонко забила в ладоши. — Ощутил себя королём? Или поклон ещё отвесить? Ну, прёшься от своего прозорливого ума и умения продумать всё на сто шагов дальше? «О, что бы ещё придумать такое? — пытаясь подражать его манере и тону, залепетала я, — заставить её вырвать себе печень взамен на жизнь какого-нибудь алкаша? Или отсосать всем моим драконам за сохранность новой партии девственниц? Как чертовски скучно!» Джиён смотрел на меня с первого этажа, тоже поднявшись на ноги. Я перевела дыхание, пытаясь угомониться. — Даша… — Что? Скатиться отсюда кубарем и сломать себе шею? Или сначала раздеться, и так будет зрелищней? — Не надо, пожалуйста, не раздеваться, не скатываться. — Тогда, с вашего позволения, ваше величество, я пойду спать, потому что спала каких-то два часа и очень устала, — развернулась я и принялась подниматься дальше. Послышались шаги Дракона, последовавшего за мной. — Что же ты делала, что так мало спала? — Я достигла второго этажа и развернулась, наивно похлопав глазами, взгляд во взгляде Джиёна и губы кокетливо раскрываются вполсилы. — А что бы ты делал в ночь перед своей свадьбой? Бухала, курила и, с вашего позволения будет сказано, еблась. — Ты теперь ещё и материшься, — констатировал факт мужчина, уставившись на мои губы, как будто они произнесли «хочу тебя», а не «еблась». — И… самое невероятное, что, похоже, всё это правда… Сынри не мог дождаться свадьбы? — Я разве говорила, что делала это с Сынри? — Улыбка сошла с уст Джиёна и его глаза вернулись к моим глазам. Расширившиеся, горящие, опешившие и заинтригованные. — А с кем же? — С первым попавшимся в ночном клубе подвыпившим парнем. — Не верю. — В этом, в общем-то, всегда ты весь и был — ни во что не верил. — Ты изменила Сынри? — Да, я его изменила. Как ты и хотел. — Ты поняла, что я не в этом смысле… — Да как же тебя понять, когда ты так много говоришь? — Блядь, ты меня троллишь? — А что ты мне за это сделаешь? Распнёшь? — Джиён издал рык, стукнув пяткой о пол и задрав лицо к потолку. Не хватало ему только крикнуть «Господи, помоги!», я бы посмеялась. Он даже вознёс руки, но опустил их на голову, ввёл пальцы в волосы и провёл по ним, призывая на помощь не Бога, а терпение. — Я тебя, блядь, выебу! — Ты обещал, что никогда со мной не переспишь. — Напиздел! — повернулся он ко мне, воспарив руками и тут же уронив их, хлопнув ими по бёдрам. Судя по тому, что в его лексиконе кроме нецензурщины ничего не осталось, я вывела его из себя. И это было здорово. Я припомнила, что ещё ему не нравилось, когда я говорю его же словами, повторяя за ним всё подряд. — Ты говорил, что никогда меня не обманывал. — Никогда, но в этот раз придётся сделать исключение, потому что невозможно больше терпеть подобное поведение. — Он обошёл меня снова, встав по направлению к своей спальне. — Ты же хотела брачную ночь? Она у тебя будет. — Хорошо, — кивнула я. — Во сне, — и отвернулась, пошагав к той спальне, что обычно выделялась мне, когда я жила в этом доме. Из-за угла вышел сонный Гахо, облизнувшийся и севший, чтобы любоваться нами. — Даша, мы идём ко мне в спальню, — сказал мне в затылок Джиён. — Я иду спа-ать, — напела я с издевкой, не останавливаясь. — Иди сюда! — грознее изрёк мужчина. Я добавила в походку пружинистости танца, завиляв бёдрами, отчего пышные юбки колыхались гребнями волн или большим-большим колоколом из шёлка и шифона. Руки мои стали совершать волнообразные движения в стороны, изгибались и вертелись вверх-вниз, будто звучала музыка, но я даже под нос себе ничего не подвывала. — Иди сюда, блядь, я кому сказал?! — Мне вспомнился любимый фильм другой моей бабушки, «Любовь и голуби», старый советский фильм без особых изысков, о семейных неурядицах и измене. Я принялась напевать, правда, на корейском, слова главной героини того фильма: — А не пойду, а не пойду… — Я задрала руки, отцепляя фату, и продолжая безвредно приплясывать. Отстёгнутая от причёски вуаль упала на пол, неугодная мне больше и ненужная. — Даша! — гаркнул Джиён, но тут же замолчал, оборвав сам себя. — Блядь… — прошипел он. Я дошла до угла и присела, чтобы почесать Гахо, словно Дракона не существовало, словно я тут одна с собаками. Сзади раздался совершенно другой, мирный, спокойный, расстроенный и жалобный голос Джиёна: — Поиграла и бросила, да? Сначала пусти на свои белые простыночки, а потом они нам уже неинтересны? — А ты как хотел? — широко улыбнувшись, оглянулась я через плечо, водя ладонью по голове шарпея. — Скучно мне с тобой, Джиён. — Зачем же ты всё-таки поехала со мной? — Потому что мне всё равно. Могла остаться, могла поехать. Сынри не уговаривал ехать с ним, потому что спал, а ты не спал, поэтому уговорил. — Не может быть тебе всё равно. — Это почему же? Ты считаешь, что запас чувств и эмоций безграничный? Ты думал изводить меня и издеваться надо мной, при этом не оставляя равнодушной? — Мы так часто и много произнесли «всё равно», что мне опостылели эти слова до тошноты. Ещё одно-два повторения, и занервничаю просто потому, что перебор этого «всё равно». — Я не собирался изводить тебя и издеваться. Если ты помнишь, то у тебя всегда был выбор, и то, что с тобой случалось, происходило в результате твоих решений. Ты до сих пор думаешь, что я не выполнил бы обещаний, данных в конце королевской недели? Что я не сделал бы тебя своей королевой, что не исполнял бы твоих желаний? Я сделал бы всё это, и даже больше. — В обмен на душу, — повторила я давнее условие, немного горше, чем хотелось. — Которая, позволь напомнить, вопреки всему оказалась у меня. Ты подарила мне её в декабре, хочешь получить обратно? — В бэу[21] не нуждаюсь… — произнесла я по-русски и, не найдя корейского аналога, перевела на английский, который Дракон знал замечательно: — Second hand не в моём вкусе. Оставь себе в вечное пользование. На память. — Оставлю, — подошёл ко мне Джиён, нависнув сверху. Гахо вырвался из-под моей руки, затершись о ногу хозяина, и мне пришлось встать, потеряв занятие. — Мою только верни. — У тебя же её нет. — Конечно, она же у тебя. — Красиво пытаешься петь, да только ты не соловей, а Дракон, и вместо трелей вырывается пламя, которое всё сжигает. — Этому огню имя — власть. В ней горит всё вокруг меня, потому что к держателю власти никто не должен приближаться, иначе он её потеряет. Только не отдельно от всего, а вместе с жизнью. Я тебе уже говорил когда-то, что в мире преступных высот на пенсию не выходят. Пока я жив — за мной всегда будут стоять сила, влияние, люди. Это как свергнутый монарх, пока его не казнишь — всегда есть угроза революции, что партия монархистов попытается возвести на трон обратно своего короля, восстановить прежний порядок. Даже в бегах и ссылке правителей преследуют и от них стараются избавиться. Когда я убил босса Сингапура, чьё место занял, то вырезал всех его ближайших соратников, лишив туловище головы, а группировку какой-либо связки. — Неужели ты признаёшь, что не всё тебе подвластно, что ты сам стал заложником своих достижений? — Пока я отвечал только сам за себя, у меня с этим проблем не было. Но потом появилась ты. — И в какой момент тебе на меня стало не всё равно? — Ну вот, я сама повторила эти дурацкие слова. Джиён потёр подбородок, не то думая, не то пережидая, не сменю ли я тему, чтобы не отвечать? — Когда твоё безразличие по отношению ко мне прекратилось? — Не знаю, может, в тот момент, когда я дал тебе незаряженный пистолет? — Заряженный был бы милосерднее. Не лги мне, то была твоя шутка, и ты в глаза меня не видел. — Это так. Возможно, тогда надо мной посмеялась судьба, не дав застрелить тебя по-настоящему. С тех пор было несколько случаев, когда я близко подходил к мыслям о том, что тебя стоит убить. Убить, чтобы ничего не продолжалось, не заходило дальше, но я говорил сам себе, что это глупая трусость, что не мне переживать за что-либо, что мне будет ровно, безмятежно, что меня ничего не заденет и не зацепит… И не цепляло, пока в моей голове не возник, как будто сам собой, простой до безумия вопрос, а что бы я почувствовал, если бы Даши не стало? — А ты умеешь чувствовать? — прекрасно зная, что «да», всё-таки язвительно подлила я масла. — Ты хочешь услышать ответ на этот вопрос? — Нет, — ухмыльнулась я. — Потому что тебе всё равно? — угадал мой ход мыслей Джиён, лишив очередное подобное заявление с моей стороны обаяния. Что ж, придётся ответить по-другому. — Потому, что все твои слова ничего не значат. Что бы ты ни сказал, это никак не отразит твоих поступков, ты будешь делать то, что потребует твой разум, а ему категорически по барабану, что ты чувствуешь. — Значит, важнее озвучить мои мысли? — Джиён, — подойдя к нему впритык, без каблуков я была чуть пониже него, и его глаза, вынужденные смотреть сверху, невольно проехались по моему декольте, прежде чем найти мои глаза. — Чего ты сейчас хочешь от меня? — Тебя. — Я с тобой спать не буду. — Эй, а вот это моя фраза, — наиграно нахмурился Дракон. — Ты пресыщенная скотина, ты, похоже, даже сам не понимаешь, когда у тебя начинаются развлечения, а когда серьёзная жизнь. Теперь ты убедил себя, что у тебя есть чувства, точно так же, как когда-то убедил себя, что у тебя их нет. Ты от своего больного мозга не избавишься, если ложкой его не слопаешь, так что не жри мой, договорились? — Я люблю тебя. — Я покривила скептично ртом, изогнув один уголок. — Я предупреждал насчет подобных речей, они меня эмоционально обезоруживают и вырывают предательские признания. — Ты обычно убиваешь предателей — вырви себе язык. — Я люблю тебя. Вырви его сама. — Могу откусить, если полезешь снова целоваться. — Ты меня этим не заставила отказаться от подобных планов. — К чему всё это? Хочешь начать новый спор? Новую неделю? Королевская, идеальная… какая теперь? Сказочная? — Не будет никакой недели. Даже выходных. Даже суток, — Джиён поднял руку, протягивая к моей, но я отступила, желая сначала выслушать. Он опустил руку обратно в карман. — У нас время до утра, пока никто не узнал, что ты здесь, что ты была здесь, что ты… почему-то вновь была со мной. Я прошу у тебя эту ночь, и ты больше никогда меня не увидишь, я не приближусь к тебе, никогда не вторгнусь в твою жизнь и не стану использовать тебя, не стану втягивать в свои интриги, я отодвину тебя от них так далеко, как это возможно. Я не хочу, чтобы с тобой что-либо случилось… — А раньше хотел. — Но раньше ты мне была безразлична точно так же, как миллиарды людей! Какого чёрта я должен был заботиться о тебе, когда ты мне была никто? Я не обладаю тупым разбрасыванием чувств, которым ты так кичилась, когда любишь всех, не т