у. Щедрые предложения, но я не для того выманила его на встречу (если это на самом деле благодаря моему приглашению), чтобы перекинуться колкими фразочками и разъехаться. Он отправит меня в Россию, и продолжит свои дела, убивать, красть, ломать жизни. Скольких ещё девушек, невинных и слабых, добрых и честных он похитит и раздолбает в своём проклятом государстве? Нет, я должна его уничтожить, я должна избавить мир от этого чудовища. — Я думала, что ты сдержишь слово насчёт брачной ночи. — Я хотел тебя и хочу, но… Я до тебя не представлял никакой конкретной девушки, когда воображал идеальный с моей точки зрения секс. Много света, белизны и непорочности. И взаимное желание. Взаимное, Даша. Я не буду с тобой спать, пока ты в своих фантазиях трахаешься с Мино. — Но ты сам всю жизнь так делаешь! — А с тобой хочу иначе, — он покачал головой, — но, видимо, уже не выйдет. Что ж, вот и первый недостаток чувств, когда живёшь по ним, ничего не выходит по задуманному. Когда я слушаюсь исключительно мозга, то всё следует моим планам, всё всегда получается и исполняется. А тут… я представлял себе такую ночь! Такие страсти и повороты! А что на деле? Обосрался, как юнец, — засмеялся Джиён, — убогие признания, неубедительные доводы, некрасивые формулировки, тупое перетаптывание в спальне с девочкой, которую месяцев восемь мечтаю отыметь. Да ну их в жопу, чувства эти, в самом деле, я Дракон или зелёное уёбище? — передернул он плечами и собрался пойти на выход, отходя от окна, но я перекрыла ему путь, встав посередине. — Ты отпустишь меня, даже не узнав самого главного? — Чего? — свёл брови к переносице Джиён. — Какого цвета у меня соски. — Мужчина ждал чего-то глубокого, язвительного, жестокого или такого, что даст пищу для дальнейшей долгой философии, но моё предложение его обескуражило. Брови его расслабились и он опустил взгляд на мою грудь, пока ещё спрятанную под платьем и бюстгальтером. — Чёрт… — с иронией шепнул он. — Оказывается, смысл в моей жизни ещё есть. — Сказать или показать? — повторила я, как когда-то. И тем временем подалась назад, забираясь на кровать, чтобы у Джиёна сузился выбор, и он однозначно захотел посмотреть, а не услышать. — Если я увижу, то захочу потрогать, — предупредил он. — А если услышу, то в любом случае захочу посмотреть. — Ты предлагаешь сразу вложить мою грудь тебе в руки? — оказавшись на кровати, я прилегла, откинувшись. Джиён стоял и бездействовал. — Мне самой раздеться? — Мне кажется, или минуты две назад я сказал, что надо расходиться? Почему ты в моей постели и я собираюсь к тебе присоединиться, ведь хочу раздеть тебя сам? — Это же ночь свободы твоих чувств. Видимо, разум не торопится возвращаться, так что не ищи логики. Дракон сдвинулся с места и залез на кровать тоже, подобравшись ко мне. Я приподнялась, повернув к нему спину. — Расшнуруй корсет. Без этого лифчик никак не снять. — Зачем мы это делаем? Мы же не собираемся заниматься любовью, но вряд ли остановимся на сосках, — его пальцы стали развязывать шнуровку и у меня облегчилось дыхание. Джиён продолжал ослаблять завязки, и когда две стороны корсета были разведены достаточно далеко друг от друга, мужчина расстегнул лифчик. Я придержала спереди одежду и бельё, которые теперь грозили упасть. Перекинув волосы через плечо, я обернулась назад, к Джиёну. — Не хочешь поцеловать меня? — Не хочу делать то, что я делаю хуже, чем кто-то, — злопамятно сообщил он. — Вот как… — Пышные юбки, клубящиеся вокруг меня, не позволят, пока я не собью его с толку, незаметно достать нож. Мне нужно каким-то образом расфокусировать его внимание, мне нужно возбудить его, взбудоражить, увлечь. Я указала на подушку. — Ляг. — Зачем? — поинтересовался он, но всё равно улёгся. — Так рост кажется повыше? Впрочем, горизонтально все одинаковые… Только свет я тебе не дам выключить. Что бы мы с тобой ни делали, я хочу яркого, ярчайшего света, я хочу видеть всё, видеть тебя, каждый сантиметр и изгиб… — Решившись, я наклонилась и поцеловала его сама, как когда-то делал он, затыкая меня. Накрыв губами его губы, я закрыла ему своей головой обзор и, перекидывая одну ногу через него, чтобы сесть сверху, я плавно забралась под юбку и достала нож, сжав его в пальцах. Ладони Джиёна оказались на мне: одна на талии обнажённой спины, другая на затылке, чтобы глубже целовать меня, прижимая к себе. Он отдался поцелую остервенело, как второй бегун на последних десяти метрах дистанции, пытаясь обогнать первого мчит и рвёт, чтобы занять призовое место. И Джиён догонял Мино, был близок, упёрся ему в спину, пошёл на обгон, поравнялся, стиснув меня в своих руках… Я прижала острое лезвие к горлу Джиёна, оборвав поцелуй и подняв лицо. Его кожа показалась тонкой и ранимой. Никакой он не Дракон, потому что нет защитной чешуи, с которой я бы не справилась. Шея с артериями, надрез — и смерть. Нет запасных жизней, нет власти над тем, чтобы спастись. Всемогущий и всезнающий король Сингапура зависит от силы нажатия моей руки. Мои губы вздрагивали, крепко сжатые, пока я смотрела ему в глаза, не содержащие страха. Перед моими, как через прорвавшуюся плотину, полетели кошмарные и тяжёлые видения всех дней, недель и месяцев, что я прожила здесь с прошлого лета; поданный мне пистолет, на курок которого я нажала, слёзы, бордель, беспардонность Тэяна, облапавшего меня в душе, слёзы, попытка Сынри меня трахнуть, драки путан, избиение клиентом, слёзы, угрозы, удары, чувства к Мино, переезд в дом Дракона, слёзы, беременность Вики, попытка ей помочь, наркотики, клубы, насмешки, слёзы, боль, пустота, страх, клуб, выпивка, споры, безнадёжность, домогательства, слёзы, обман, спасение Вики, мой первый раз, желание умереть, боль, унижение, нижний бордель, боль, унижение, страх, слёзы, слёзы, боль, слёзы, ужас, аквариум. Аквариум. Вода, смерть, конец. Я глотнула воздуха, будто вновь вынырнула на поверхность. Джиён спокойно смотрел на меня, впитывая через касание металла его холод. — И что дальше? — спросил он меня, такой спокойный и покорный, что невозможно было сопоставить этого человека с тем, кто бросал меня в портовый притон и куб с водой. Я стискивала пальцами рукоять ножа, боясь сорваться и не справиться, дать слабину, пойти против того, что задумала. Лезвие немного шаталось из стороны в сторону, я не смогла долго держаться твёрдо. Джиён почувствовал что-то, возможно, мою трусость, впечатление которой производили колебания. — Ну же. Хочешь убить? Убей. — Его наглый вызов придал мне храбрости. — Хочу. Хочу! — Я сузила глаза, скрежетая зубами, ощущая, как гнев заполняет меня, как ярость туманит разум. — Но сначала ты пожалеешь обо всём, что ты сделал, сначала ты заплачешь и будешь молить о пощаде! — крикнула я, видя, что Джиён не собирается и близко ничего такого делать. Он лежал, молчал и слушал меня. — Ты прольёшь свою скупую мужскую слезу, которую обещал! Ты говорил, что если тебя внезапно подстрелят — ты успеешь заплакать и пожалеть! Это не пуля, но я растяну твою смерть на несколько минут ради слёз и твоих мук! — Ты кое-что упустила из вида, — глядя мне в глаза, сказал Дракон. Я не убирала руку, и даже смогла перебороть в ней дрожь. — Я говорил, что пущу слезу по тем вещам, которые не успел реализовать. Я собирался плакать, когда у меня оставалось ещё что-то, чего я не испытал и не сделал. — Я сжала челюсти до хруста, а Джиён устало улыбнулся. — Благодаря тебе, познакомившей меня с чувствами, прежде мне неведомыми, у меня не осталось ничего, что я хотел бы ещё испытать, поэтому плакать мне больше не по чему. Режь, Даша, режь смелее. — Раскайся! — гаркнула я, с ужасом понимая, что это мои глаза мокрые, и в них набухли слёзы, которые вот-вот прольются. — Скажи мне, что ты осознал, как много подлостей делал, что тебя совесть мучит хоть немного! — Это что — исповедь? — хмыкнул он. — Дочь священника даёт шанс последнего покаяния? Но я тебе напомню ещё кое-что. Я как-то сказал тебе, что есть вещь, которую ты от меня никогда не услышишь. Знаешь, что это? Сожаление и раскаяние, Даша. Я никогда, — слышишь меня? — никогда не жалею о содеянном, потому что совершаю всё по собственной воле, тщательно обдумав и сопоставив со своими желаниями и нуждами. Я не собираюсь каяться. Или ты просто хочешь послушать обо всех моих грехах? Я могу несколько дней перечислять свои преступления. Против закона, против морали, против любых приличий и человечности. Я нажала на нож, выступила кровь. — Я даю тебе последнюю минуту, чтобы ты сказал что-то важное, возможно, завершающее твою жизнь. — Я сегодня и так масштабно попиздел, можно я умру молча? — улыбнулся он. Я прорычала от его непробиваемости. Алая капля окрасила сталь и шею Джиёна. Всё это время, с того самого момента, когда не раздался выстрел в мою голову и Джиён засмеялся, забирая у меня оружие, я где-то внутри верила, что он трус и слабак, что он баррикадируется ото всех, прячется, бережёт себя, что он холит и лелеет себя, дорожит целостью и сохранностью, своей жизнью. Я надеялась на то, что его возможно припереть к стенке, где он сдастся и скинет свою броню. Но вот он с ножом у горла, и я вижу всё того же Дракона — уверенного, равнодушного, хладнокровного. Или он не верит, что я смогу его убить? — А что насчёт тебя? — спросил он, пока я думала. — Ты же сказала, что простила меня, за что хочешь убить? — Я простила тебе свою смерть, — прошептала я безумным голосом, и губы ощутили соль. Я плачу, Господи, почему я плачу?! Почему я не прекращаю всего этого взмахом руки? Даша, убей его, убей, ты сможешь! — Но я выжила, а такой жизни я тебе не прощаю! — Что ж, резонно, тогда режь, и покончим с этим. — Он не пытался дёргаться, не пытался вертеться и сопротивляться, он лежал, придавленный мною к кровати, и не отводил от меня своих карих глаз, золотящихся от света лампочек над нами. — Ну? — Я надавила сильнее, но нож не резал, а проминал кожу вниз. Нужно было, наверное, сделать пилящее движение. Я повела ножом, понимая, что делаю это слишком осторожно для убийцы. Как будто бы только хочу посмотреть, а может ли получиться? Хотя надо просто взять и залихватски строгануть по этому горлу. Я нависла над Джиёном и, к моему стыду, на его щёку упала моя слеза. Свободной рукой я протёрла своё лицо. — Даша, Даша, — вздохнул Дракон, — нельзя быть такой сентиментальной, собираясь уничтожить врага. Ты же меня считаешь своим врагом? Значит, если ты меня не прикончишь, то я прикончу тебя. Выбор не велик. Я кусала губы и пыталась прекратить молчаливые слёзы, лившиеся от нервного перенапряжения. Рука больше не тряслась, но она не могла зарезать человека! В голове я это представляла много раз, и с наслаждением. Я видела испуганного и жалкого Джиёна, и себя, карательницей и беспощадной бестией вонзающей кинжал. В мечтах я разве что не купалась в его крови, но вот всё в моей власти, и я этой властью не способна распорядиться. Я ненавижу его, ненавижу! Как много раз нужно это повторить, чтобы решиться? Чем придать себе отваги? Если я этого не сделаю, то мне придётся его снова простить… неужели прощают от трусости и слабости? А говорят, что для прощения нужна сила духа! Нет, иногда для прощения нужно постыдное малодушие, не позволяющее воздать по заслугам негодяю. Я смотрела на свою твёрдую руку, и вдруг на её месте явно увидела другую, с сигаретой. Та рука дрожала, дрожала так, как не дрожала сегодня моя даже в самых мощных приступах волнения. Нет, нет, я не должна думать об этом! Это ничего не значит! Это всё