это невыносимо! — Однако он не ответил на мой вопрос «куда?». Откуда и без этого было ясно. Я взяла ладони Сынри в свои и потрясла их, привлекая внимание и приводя его в себя. — Я же больше не дракон, Джиён подтвердил, что отпустил меня, поэтому свои дела впредь я могу решать и дистанционно. Я сказал ему, что уеду, как можно быстрее, чтобы не видеть больше его морду, но тебя заберу с собой. — Я замерла. Пульс убыстрился, застучав гулко в висок. — И? — Он сказал, что мы свободны. Но даже если бы он не соизволил дать согласие, я всё равно бы увёз тебя отсюда. — Я стояла и чувствовала, как слабеют ноги, как разжимаются мои пальцы на его руках. Отпустил, освободил, отправил подальше… Я понимала, что именно это мы обсудили и приняли, что будем далеки друг от друга добровольно, что так надо для нашего спасения, но легко ли сердцем принять, что мужчина, которого любишь, отпускает тебя и не пытается удержать? Отпускает с другим, возможно, навсегда. — Куда… куда ты хочешь, чтобы мы уехали? — Сынри вымучено улыбнулся, погладив меня по щеке. — У нас же медовый месяц. Я очень хотел придумать что-то замечательное для тебя, что-то особенное, что-то, что тебе бы понравилось. Ты поедешь со мной в Россию? — Я ахнула, подавившись эмоцией. Я сплю? Я так часто мечтала о возвращении на родину, что всякая надежда на её посещение уже смешна, как анекдот, повторяющийся десятый раз. — В Россию? — Да, я её совсем не знаю, что там можно увидеть, и есть ли там хорошие места для медового месяца, но, я думаю, мы должны посетить твой дом. Твою семью, твоих близких. — Близких, которые думают, что я давно мертва? — хмыкнула я, не веря в происходящее. — Уверен, они с радостью убедятся в обратном. К тому же, разве не должны родители узнать, за кого ты вышла замуж? — Шокированная и в момент лишенная какой-либо энергии, я плюхнулась на стул, так что Сынри пришлось сесть рядом на корточки. — Ну, ты чего? — Я не знаю, это всё так внезапно, так… желанно, и в то же время, я совершенно не представляю, как быть и жить дальше, я только сжилась с Сингапуром, обустроилась в нём, хотя и всегда понимала, что не хочу быть здесь, и всё это временно. Я надеялась на то, что всё это временно, и вот… конец. А что будет дальше? — Никто никогда не знает, что будет дальше, — взял меня за руку Сынри. Ну да, кроме Квон Джиёна. — Но ты согласна лететь в Россию? — Спрашиваешь? — окончательно понимая, что на этот раз это не шутка, не розыгрыш, а реальная возможность очутиться дома, я одновременно улыбнулась и заплакала. — Господи, Господи! Россия… домой… домой! — Я уткнулась в ладони и слёзы полились сильнее, хотя я скорее со смехом произносила слова, нежели со страданием. Сынри гладил меня по голове, придерживая за запястье. — Как же я хочу домой, как же я хочу туда! И никогда больше сюда не возвращаться. Сынри, скажи, что так и будет? Что я не проснусь завтра в борделе, что меня не посадят в самолёт, который направляется в гарем арабского шейха, что я не буду продана на органы, что я доберусь до дома? — Он встретил мой взгляд и, потянув меня со стула, шепнул: — Иди сюда. — Я сползла в его объятья, и мы уселись на полу, застеленном мягким ворсистым ковром. — Ты будешь дома, Даша. Я буду рядом и прослежу, чтобы всё так и было. Я никогда не позволю тебе оказаться ни в каком притоне. Ты моя жена, и будешь ею. — Когда мы летим? — оживая и уже начиная выстраивать какие-то радужные планы, поинтересовалась я. — Если успеем собраться завтра, то завтрашним ночным рейсом. — Боже, как скоро… А как же Хадича?! — вспомнила я, отстранившись и посмотрев на Сынри. — Опять ты умудряешься думать об окружающих? Пока присмотрит за нашей квартирой, а потом мы подумаем, что с ней делать. Если хочешь, тоже её на родину отправим. — Нужно сначала будет спросить её, — задумчиво произнесла, положив голову на плечо Сынри и размышляя, что я скажу маме и отцу, когда их увижу? Как произойдёт эта встреча? Я вся уже была в своей родной деревне, за тысячи километров отсюда, и единственная часть, которая оставалась тут, в Сингапуре, засела где-то в особняке Джиёна, но это уже безвозвратно, я не отвоюю её там. И в то же время, приводя разум в адекватное состояние, я обнаруживала себя рядом с мужчиной, который не вызывал во мне никаких отрицательных эмоций. Я прислонилась к нему, как к человеку, способному помочь и спасти меня. Он с самого начала, с самой первой нашей встречи был таким человеком, ему ничего не стоило купить меня и отправить домой. Однако он, как и я, всеми своими добровольными поступками загонял себя в полную задницу, вынужденный подчиняться мафии, рисковать собой. Не одна я тут, всё же, дурочка. Но теперь это был не спонсор и меценат, теперь это был мой муж, который брал мою судьбу в свои руки, и способен был распоряжаться ею, только делал это, наконец-то, хорошо и правильно, напортачивший не меньше моего. Мы опять некоторое время просидели в тишине, пока я не спросила: — Почему ты передумал разводиться? — Не знаю… вернее, я знаю почему, но не знаю, почему так получилось. Я вдруг, каким-то озарением, понял, что это был очередной твой поступок на благо другого человека, вопреки твоей собственной сохранности, твоим принципам. — О боже, я ввела его в такое заблуждение! Я солгала ему, и моя ложь обернулась положительным результатом? Имею ли я право пользоваться добротой Сынри, возникшей из-за обмана? Боже, как я себя скверно почувствовала, зачем, зачем я сказала, что переспала с Джиёном ради его свободы? А что я должна была сказать? Я не могу пойти на попятную, тогда придётся объяснить, что между мной и Драконом нечто большее, а это запрещено, это невозможно, я обязана остаться при своём вранье и пожинать его плоды. Угрюмо притихнув, я слушала Сынри. — Ты совершала подобное и раньше, но почему я не задумывался? Не знаю. Ты отдала мне себя за Вику, ты отдала себя Джиёну за меня… Ты отдаёшь последнее и единственное, что у тебя здесь есть — своё тело, и это… Это ужасно, как древнее рабство. Я представил себя на твоём месте, без денег, без связей, без чего-либо, кроме самого себя, и даже это ты не оставляешь себе, а швыряешь во спасение кого-то. И нам, не замечающим этого, кажется нормально воспользоваться предлагаемым телом, в то время как, если бы нищий отдавал нам последний кусок хлеба, мы бы его не взяли, посчитав, что это слишком бесчеловечно и отвратительно. Почему же я не понимал, что ты в Сингапуре отдавала не то, что нетрудно отдать и, как говорят, «не обмылится», а свой последний кусок… неважно чего, самой себя, души, своей чести и принципов, но ты хоронила себя без остатка в попытках помочь кому-либо вокруг. — Сынри вздохнул, обняв меня крепче за плечо. — Да, я вспылил, осознав измену, но если бы ты не поступала таким образом, то не досталась бы однажды и мне… Я не мог окончательно осудить поступок, который подарил мне тебя. — Поэтому ты приехал в этот номер? — спросила я у него, положив руку с обручальным кольцом в предложенную ладонь, на безымянном пальце которой красовалось такое же, только пошире, и без надписи с внутренней стороны. Вот ещё один секрет, который мог бы разоблачить мой обман, и единственный шанс не проколоться — никогда не снимать кольцо. «Чтобы получить её, нужно убить дракона» или «вместе нужно убить дракона»? Обе расшифровки одинаково верны. Пока жив Дракон, я всегда буду принадлежать ему, даже в России, даже в Африке и на Северном полюсе. Но под драконом, которого следует убить, мне кажется, во втором случае подразумевается не Джиён. Мы с ним оба драконы, и наша страсть, наше влечение, наша любовь, которая сплела наши жизни — вот что есть дракон. И мы должны убить его вместе, чтобы не умереть ни вдвоём, ни по отдельности. Но в итоге, это всё тот же Уроборос — замкнутый круг, кусающий себя за хвост змей. В попытках избавиться от чего-то, что мешает — избавляешься от самого себя. Я пока ещё не знаю, каково с этим будет жить, но как-то придётся, и я постараюсь. — Меня неуправляемо потянуло сюда. Я так живо вспомнил всё, что произошло тогда. — Сынри добавил хриплым раздраженным шепотом: — И почувствовал себя мерзким скотом. — Я тебя тоже так тогда восприняла, — честно признала я. — Спасибо, успокоила. — Он поцеловал мою руку, которую держал, и, отпустив её, развернул меня немного на себя, чтобы видеть глаза. — Если бы можно было переиграть всё по-другому, начать с начала… Как бы ты провела ту ночь? Что бы ты сделала? Я хочу попытаться сделать всё иначе, так, как тебе было бы лучше. — Ты серьёзно хочешь знать, как выглядела бы та ночь в идеале для меня? — Сынри кивнул. Заговорщически ухмыльнувшись, я поднялась, направившись на выход. — Даша?! — непонимающе окликнул он. — Сиди на месте. Представь, что ты ждёшь, когда я приеду отдать тебе свою невинность, — притормозив, я оглянулась через плечо. — Только подыгрывай, ладно? Как хороший парень, мы же делаем идеальную постановку? — Ладно, — заинтриговано прислонился спиной к кровати Сынри. Я вышла из спальни, дошла до журнального столика в номере, где рядом с телефонным аппаратом лежал блокнот и ручка. Я быстро набросала текст, вырвала листок, и вернулась с ним в спальню, застыв на пороге. Сынри разглядывал меня с любопытством. — Боже, я так боюсь, — приложила я наиграно ладонь к щеке. — Мне так не хочется спать с тобой без любви, почти тебя не зная, не венчанной. Ты же понимаешь? — Смущенно подавив улыбку, Сынри мотнул головой, стараясь не сбиться с ролей, которые я нам прописала. — Понимаю. — Я тихонько поманила его рукой, призывая встать и подойти. Он ткнул себя указательным пальцем в грудь, убеждаясь, что я его зову к себе. Я кивнула, и муж медленно поднялся, приблизившись. — А теперь, — я сунула ему листок в руку, — застёгивай моё платье, и читай вслух. — Я повернулась спиной, и Сынри послушно поднял молнию, которую пять минут назад расстегнул. С запинками и смешками, вызванными неуютными обстоятельствами, он начал произносить по бумажке: — Я не стану трогать тебя до свадьбы, я хороший человек… ты серьёзно? — Я толкнула его локтем под ребро, заставив вернуться к тексту. — …Поэтому выполню все твои просьбы бескорыстно. — В конце листка я написала в скобках «на все вопросы говорить „да“», что прочёл себе под нос Сынри. — Ты отправишь Вику в Россию? — Изобразила я прошлое, и Сынри тоже пришлось вернуться во времени. — Да. — И ничего от меня не потребуешь взамен? — Да. — И меня отправишь? — Да. — Прямо завтра? — Сынри хохотнул, но не сбился: — Да. — Спасибо, — повернувшись к нему, я чмокнула его в щёку, и пошла на выход. — Эй, это вот так выглядит честная сделка, по-твоему? — пошутил он вслед. — А благодарность? — Я бы до конца своей жизни ставила за тебя в церкви свечки, вернувшись домой, — пообещала я, похлопав ресницами. «Ха!» — сорвалось у Сынри и он подошёл ко мне. — То есть, поступи я по-хорошему, помоги тебе, ничего от тебя не требуй — я бы остался ни с чем? Свечки в другой стране, знаешь ли, не очень согревают. — Я пожала плечами, указывая на странности судьбы, и Сынри положил на них руки, погладив большими пальцами изгиб, переходящий в шею. — Знаешь что? Тогда я не жалею, что поступил именно таким образом. — Вот поэтому ты мерзкая скотина. — Отлично, и эта мерзкая скотина — твой муж. И завтра мы улетаем к чертовой матери из этого царства Мерлиона. А сегодня я хочу остаться с тобой здесь, вдвоём… — Не сочти за каприз, но я не хочу с тобой спать, — прямо заявила я, не отводя отважного взора. Сынри немного поблёк, но сдерж