Прощай!
Сынри спал на своей половине кровати, не нарушив установленного мною негласного правила этой ночи — не приставать. Я пробудилась первой и, потерев глаза и посмотрев в окно, развернулась на другой бок, уставившись на спящего мужа. Естественно он был без рубашки, из-под одеяла торчало его голое плечо, часть груди с толстой золотой цепочкой на ней, сверху на одеяле лежала рука. Вне зависимости от того, какие чувства мы испытываем и к кому, любим или нет, иногда мы хотим человеческого тепла, на что мне не намекнул, а о чём прямо заявил Сынри. Я тоже его хотела, и обними он меня сейчас, с утра, я была бы не против, лишь бы это не зашло дальше. Но верила ли я в признание мужа, что это моя нелюбовь гонит его к сексу за деньги, к путанам и проституткам? Был такой тип мужчин, который принципиально не хотел признавать своей вины ни в чём, и я приписывала Сынри туда, пока он ни сказал, что считает себя мерзкой скотиной. И всё-таки, его обвинение меня в его изменах казалось мне надуманным и сфальсифицированным. Ничего бы не поменялось, люби я его самозабвенно и горячо, более того, я почти уверена, что именно это оттолкнуло бы его ещё дальше. Вика влюбилась в него с первого взгляда и была готова на всё — и где теперь Вика? Да, можно сказать, что мы с ней разные, и это несопоставимые примеры, но в первую очередь наша с ней разность изначально состояла в том, что Вике Сынри нравился, а мне — нет. Его привлекло это, именно это ему хотелось исправить, ему хотелось увидеть во мне такое же желание, как у других девиц, что велись на его сексуальные приставания или деньги. И теперь он будет говорить, что холодность его отталкивает? Пускай он не врёт, а просто сам себя не понимает, но я его изучила намного лучше, чем знала в начале. Стоит мне поцеловать его, сказать, что я буду хорошей женой, сидеть дома и печь пироги, он ухмыльнётся, успокоится, вернёт свой пафос и умчится, убедившись, что не нужно больше ничего делать, обхаживать, закреплять успех, отчитываться. Любящей его мне он будет звонить в два часа ночи, говорить, что ещё в офисе, что у него корпоративные слияния, приходить с рассветом и пытаться спрятать засосы и следы помады. Всё это я уже прошла, поэтому не надо сказок и басен. Джиён устроил мне хороший ускоренный курс молодого бойца, я стала разбираться в ситуациях и людях, я стала видеть то, что есть, а не рисовать в воображении несуществующее исходя из того, что мне вешают на уши. Конечно, если бы я хотела избавиться от постоянства со стороны Сынри, я могла бы разыграть чувства, он бы поостыл и дал мне вздохнуть свободнее, но у меня не было цели сохранить наш брак, я не собиралась продолжать быть его женой. Единственное, из-за чего я пока на всё кивала, со всем соглашалась — это чтобы возвратиться в Россию. Я доберусь до неё и больше никуда и никогда не поеду из дома, дальше родной области, по крайней мере. Сынри не заставит меня там с собой жить, в России не имеют законной силы сингапурские браки, это здоровенный козырь, который я намерена использовать. Почему я не попрошу его отправить меня в Россию одну? Потому что я не могла знать, как он на это отреагирует, а помимо этого подозревала с наибольшей вероятностью, что он разозлится и никуда меня не отпустит. Это не тот человек, который ради другого напрочь забудет о себе. Да, несколько раз Сынри продемонстрировал привязанность, но стоило ему узнать об измене, как чувства бурлили, бунтовали и хотели пропасть, так какой же результат мне даст прямая просьба оставить меня в покое?
Перед сном мы как раз больше часа обсуждали подробности перелёта в Россию, используя смартфоны и интернет, чтобы узнать, как проще добраться до моего сибирского захолустья. Из аэропорта Чанги прямые рейсы только в Москву, а оттуда мне лететь в Томск половину пути обратно, в этом было мало смысла. Из Сингапура можно было улететь в Бангкок, потому что это один из редких зарубежных городов, который имел прямые перелёты до Богашёвского аэропорта, но самолёты туда из Бангкока ходили примерно три раза в месяц, и если мы сегодня же вылетим в Таиланд, то там нам придётся ждать четыре дня нужного рейса. Как всё это было суетно и сложно! Сынри соглашался пожить четыре дня в гостинице Бангкока, посетить что-нибудь интересное в нём, тем более что он там много раз был и мог бы поделиться со мной своими любимыми местами, ведь медовый месяц же всё-таки… Но я предпочла вариант долгого-долгого пути до Москвы, а оттуда в Томск, чтобы нигде не ждать, не сидеть в номерах, не терять времени. Я спешила и торопилась, пытаясь этого не показывать. Почему я не хотела сидеть несколько дней в гостинице Бангкока? Потому что статичность заставляла начинать думать, а я боялась, что надумаю чего-нибудь плохое (уже сейчас, пока просто лежу, я думаю и думаю, и это раздражает, бесит, чёртов Дракон, зачем ты заразил меня своей думалкой неотдыхающей, я не знала, что это половым путём передаётся), например, примусь сочинять, как вернуться к Джиёну. Это мне совсем не нужно. Ещё я могу вообще захотеть остаться в Сингапуре, где угодно, только бы не лететь в Россию. Если бы кто-нибудь прочёл мои мысли, наверняка бы подумал, ну да, конечно, зачем возвращаться в своё Петухово, где чуть больше шестисот жителей, зачем возвращаться к земле, трудам, тяжелой работе, холоду и грязи, когда есть такая шикарная и обеспеченная жизнь жены олигарха? Но дело было не в этом. Я скучала по холодам, по нашему деревянному дому, по нашей деревянной Покровской церкви[27], размытым до поздней весны дорогам, из-за которых к нам не часто жалуют томичи. Как истинная дочь Сибири, я, наверное, в душе была наследницей декабристок, и мне вообще нетрудно было обживаться в суровых условиях, для меня они были нормой, благодаря привычке к которой, возможно, я и выжила в этом малайзийском «раю». Но есть именно что эта самая привычка, и проживи я десять месяцев в диком африканском племени или среди австралийских аборигенов, я бы привыкла и к их быту, всё вокруг как-то бы устоялось, приобрело отточенность, каждый день стал бы для меня обычным и обустроенным, и из этой обустроенности вырваться стало бы настоящим стрессом, даже если менять худшие условия на лучшие. Этого стресса мне и не хотелось, просто чтобы сохранить через такие страдания обретенное более-менее моральное равновесие. А ещё ужаснее было бы, если после России мне пришлось бы вновь отчаливать куда-нибудь. Поэтому я мечтала об окончательной оседлости, ещё раз пережить перемены, и всё. Я стала крутить на пальце обручальное кольцо, которое так и тянулось приподнять, чтобы заглянуть во внутреннюю сторону, но Сынри зашевелился, просыпаясь, и я оставила своё занятие, повернувшись к нему. Ещё в плену сна, с сомкнутыми веками, он поднял руку и потёр щеку, глубоко вздохнув. — Доброе утро, — шепнула я. Он приоткрыл глаза, щуря их, поскольку я лежала со стороны окна и из-за моего плеча светило солнце. Молчание было не напрягающим, а каким-то лёгким, помогающим настроиться друг на друга. Сынри мягко улыбнулся, разглядывая меня под лучами света. Я тоже его изучала в невинном утреннем виде. Наташа говорила, что Джиён в постели беззащитен, а я возразила, что в ней все такие, и мой супруг был тому ярким подтверждением. Сейчас он не выглядел соблазнителем и пользователем всех платных дырок города, он был тёплым и милым. А вот Джиён, кстати, чёрта с два он был беззащитным в постели! Даже когда я держала нож у его горла, у меня было ощущение, что собираются прикончить меня, а не его. — Доброе, — подал, наконец, голос Сынри. — Можно тебя поцеловать? — Ну, поцеловать — не трахнуть, почему бы нет? — дёрнула я плечом. — Давай уберём этот глагол из наших взаимоотношений? — приблизился он, коснувшись ладонью моего лица. — Тебя же он всегда заводил? — Раньше мне не приходилось видеть каким-то новым взглядом вот такую картину… — Нависнув надо мной, Сынри опустил свои губы на мои и, разводя их, сам немного налёг на меня, приводя к соприкосновению наши тела, кожу с кожей, так что тепло и энергия мужского организма стали непосредственно на меня воздействовать. Было ощущение, что где-то на клеточном уровне обнаженные мужчина и женщина способны создавать интимно-эротические моменты, даже если не испытывали возбуждения и желания ещё мгновение назад. Вернее, я не испытывала, а Сынри, судя по его чувственному языку, сокровенно проникнувшему в меня, вполне себе с ним проснулся. Несколько секунд я думала о том, что его нужно оттолкнуть, но затем вспомнила о Джиёне и не стала. Джиён не станет хранить мне верность, ни за что и никогда, он продолжит спать с разными девицами, снимать проституток, заводить романы и подружек. И не играет роли, будет он представлять при совокуплении меня или не будет. Он станет спать с другими женщинами, кончать с ними, лежать с ними в кровати, он не будет чувствовать угрызений совести, потому что в его мировоззрении верность заключается вообще в чём-то другом, она где-то в космосе, в трансцендентном хранилище достоинств, где они лежат, как в сейфе, и ими можно не пользоваться, главное, что они есть, и человек ими обладает. Верность как алмазное колье для Драк