Целительница
Белоснежные стены, местами драпированные тканями в стиле сафари, вились ввысь, к трех-четырех метровым, многоуровневым потолкам, приобретя оттенок фиалок и ирисов от неба, отражающегося сквозь огромные окна, пока Джиён не зажёг свет, и белизна не осветилась своим исходным цветом. — Проходи, располагайся. Хочешь перекусить, или сразу показать тебе комнату, в которой будешь жить? — он остановился возле задней части дивана, облокотившись на его спинку. Как только Тэян отъехал, мне стало по-настоящему страшно, ведь в лице того я нашла кое-какую, но защиту, а без него… Без него почему-то исчезло ощущение того, что я проститутка, или должна ею стать. Сутенер он и есть сутенер, рядом с ним будто на панели, будто на витрине, где ты и есть товар. В апартаментах же Джиёна, пусть сквозь страх, но я почувствовала себя человеком. Необъяснимая метаморфоза. Торшеры, плафоны и люстры излучали много света, под ногами, на деревянном полу, валялись ковры разной формы, мягкие, с густым длинным ворсом и коротким. Перегородки-колоны разделяли пространство по смыслу, отгораживая зону просмотра телевизора от лестницы, лестницу от коридора, ведущего куда-то, весь этот зал от площадки на ступеньку выше, которая выходила на террасу, открытую, с которой простирался вид на море. Или океан. Или залив. Я не знаю, что там протекало, вернее, плескалось. — Я бы предпочла узнать сначала, для чего я здесь, — несмело произнесла я. Джиён улыбнулся, понимающе покивав головой. Оттолкнувшись от спинки, он подошел ко мне. — Разумеется. У меня не было в планах томить тебя. Присядь, — указал он на кресло и сел на соседнее, возле камина, который в такую жару был совершенно не нужен, да и видно, что его давно не зажигали. Я послушалась и опустилась на светлую кашемировую обивку. — Это что-то вроде делового предложения. Если ты откажешься, то вернешься обратно, откуда сейчас приехала, разумеется, а не домой, — тут же поправил себя Джиён. — Деловое предложение? — повторила я. Мужчина продолжил: — У меня есть приятель, которого ты знаешь — Мино, — он развел руками. — То есть, знаешь не знаешь, но видела, когда только оказалась у нас. Помнишь? — Хорошо помню, — невольно сжала я губы, ещё не исчерпав в себе тот ужас, который испытала, нажав на курок. А теперь в меня закралось и нехорошее предчувствие, потому что разговор зашел о Мино. С чего бы? Он ведь не в курсе, что мы виделись ещё, и он помог мне. Я надеюсь, что не в курсе. — Так вот… видишь ли какое дело. Я не очень чувствительный человек, — мне захотелось перебить его и вставить «я обратила внимание», но рот вовремя закрылся, хотя Джиён заметил попытку и расплылся шире. — Да, ты не ослышалась. Не «совсем бесчувственный», а не очень чувствительный. Иногда я бываю эмоционален и озабочен чем-то. Чаще всего меня заботят мои люди, те, что меня окружают. Я переживаю за них. Хотя бы потому, что не люблю кислые лица вокруг. Мне нравится, когда фоном такая же беззаботность, как и во мне. Но что-то я опять всё о себе, — мужчина дотянулся до графина с чем-то золотистым, с виски, наверное, и плеснул в стакан, не предлагая мне, будто зная, что такое я пить не буду. Хоть кто-то не потешается над тем, что русская выживает без водки! — Вернемся к Мино. Мы с ним давно работаем, и мне нравится этот парень. Я не назову его близким другом, но он мой хороший приятель. И он несчастен. Ему разбила сердце одна… плохая женщина, — я воспроизвела по этому поводу в памяти то, что сказал сам Мино. Что ж, Джиён честен. — Он теперь относится к жизни очень цинично… но неправильно цинично, знаешь, с таким терпким разочарованием, от которого пасёт за милю скверной драмой. Я сам циник, но я циник позитивный, — заулыбался Джиён даже глазами, и они у него, странно, выглядеть стали добрыми. — Я хочу вернуть ему радость и веру в лучшее… Так сказать, подарить идею что ли, смысл. Да, пусть его на самом деле нет, но не надо давить на всех тленностью бытия, правда? Всем надо выдумывать себе что-то, чтобы счастливо существовать. — И я-то здесь в какой роли? — поняв, что он замолчал, спросила я. — Ты порядочная девушка, из тех, что не предадут. Из тех, глядя на которых можно обрести веру вновь, — я изумленно и недоверчиво распахнула глаза. — Не удивляйся, я говорю от всей души. Думаешь, я не вижу разницы в женщинах? Прекрасно вижу, просто у меня притупленное чувство жалости и сочувствия, поэтому мне порой нет дела, к кому как относиться, с кем как поступать, если это касается бизнеса. А сейчас мне нужно помочь товарищу. Я хочу, чтобы ты пообщалась с Мино и сделала его прежним. — Прежним? — Да, веселым и открытым парнем, с каким я познакомился лет пять назад. — Каким образом я должна это сделать? — сжались мои пальцы на коленях. — Демонстрируя собственный пример. В идеале было бы, если он в тебя влюбится. Это докажет, что результат достигнут, и Мино снова способен что-то чувствовать. Не люблю холодных людей, они меня пугают. — Поэтому я не увидела ещё ни одного зеркала? — Джиён засмеялся моему замечанию. Но я на самом деле не видела пока ничего такого, хотя в прихожих обычно принято повесить зеркало, чтобы глядеть на себя перед выходом. — Их вдосталь в ванных комнатах, так что если услышишь раздирающий крик ужаса, знай, что я пошел умыться, — я едва сдержала улыбку. У него ещё и чувство юмора! И какое-то порочное обаяние. Я слегка ущипнула себя за кожу, чтобы избавиться от этого наваждения. — Так что, возьмешься поработать реабилитационным центром? — Если я откажусь, то вернусь в бордель, не так ли? — уточнила ещё раз я. Джиён сложил ладони, будто извиняясь. — Ты намекаешь на то, что я ставлю тебя в безвыходное положение и это своего рода шантаж? — Что-то вроде этого… я хочу сказать, что у меня нет никакого желания играть с чьими-то чувствами и, тем более, влюблять в себя лицемерно кого-то, но желание не возвращаться в притон весьма велико. — Я не прошу специально влюблять, я лишь сказал, что если бы это произошло, то стало бы ясно, что Мино излечился от своей сердечной раны. Но, на самом деле, достаточно будет доказать ему, что не все женщины сволочи и суки. Мне кажется, тебе это под силу, — мы посмотрели друг другу в глаза. А ведь я сама, когда Мино обмолвился о своих неудачных отношениях, хотела доказать ему нечто подобное. Джиён будто угадывает мысли и желания. И почему он решил предложить мне поработать целительницей именно тому молодому человеку, чья внешность, чья персона единственная не оставляла меня здесь равнодушной? Или это воля Божья, такое вот совпадение? — И если я справлюсь, то что со мной будет? Опять вернусь в бордель? — Нет, если Мино взбодрится, и я получу былого товарища, то ты поедешь домой, — вдруг сказал Джиён и мои глаза растопырились на всю. Домой? Я не ослышалась? Мне предложили свободу впервые за всё это время? Пока что путь к ней, но всё-таки! Я постаралась сдержаться и не завизжать от предвкушения раньше срока. Радоваться слишком рано. — А если я не смогу? — Тогда вернешься обратно к Тэяну, — пожал плечами Джиён. — Но ты не огорчайся так, я не очень ограничиваю тебя во времени. Месяц, два, три, около того. Я подожду. — И пока я здесь… мне не будут приводить клиентов? — напряженно задала я вопрос. Всё складывалось как-то чересчур удачно, мне на руку, щадяще, так что с трудом осознавалось. — Сюда? Ни коим разом. Я даже себе сюда шлюх не привожу. Это мой дом. Никакой грязи, детка, — Джиён поднялся, и я невольно последовала его примеру. Возле него ощущаешь себя какой-то прислугой. Он хозяин — это видно по всей повадке, и если не лебезить, как перед барином, ощущение, что тут же высекут на заднем дворе. Или это я себе внушила такое? Если принять во внимание всё, что он только что сказал, то не такое уж он и чудовище… Нет, разумеется, забота о Мино не отменяет его преступлений. Но он умеет о ком-то думать, кроме себя. Заботиться, проявлять внимательность и волнение. — А с Мино я спать не должна буду, надеюсь? — Если ты с ним переспишь, то он примет тебя за одну из тех, за кого он и так сейчас принимает всех женщин, — Джиён зашагал, и я поплелась следом, соглашаясь с его рассуждениями, хотя никогда бы не подумала, что хоть в чем-то сойдусь с подобным типом. — Я потому тебя и выбрал, что ты не дашься. Ты проявила небывалую стойкость. Ты оказалась именно настолько чиста, чтобы поверить в силу твоего духа и возможного благотворного влияния, — мужчина косо улыбнулся, обернувшись. — И чтобы переступить порог моей хижины. Ненавижу дешевых и грязных людей там, где я сплю и ем. — Это комплимент, которым я должна гордиться? — мы остановились посередине лестницы. — А ты умеешь гордиться чем-то, кроме своей чести? Мне показалось, что ты религиозна, а таким людям должны быть чужды нотки самомнения. — Но не самоуважения. А уважать себя можно много за что… — приподняла я подбородок, смелея. — Так, я правильно понимаю, что мы договорились? — протянул руку Джиён, ту, что направляла пистолет, чтобы я якобы себя