Нет, Даша, нет, он рассмеётся тебе в лицо, если ты допустишь такое подаяние. Зачем ему любовь от кого-то, если он сам никого не любит, кроме себя? Внутри Дракона здоровый замкнутый круговорот любви в Драконе. Недаром всех змееподобных часто изображают свернувшимися клубком, кусающих себя за хвост, чем и образуют кольцо. Циркуляция полноценного, автономного эгоизма по венам и жилам этих чешуйчатых гадов. И как туда внедрить что-то ещё? Я же собиралась разбудить в нем доброе и светлое, но как? Как?! Если он сокрушается гибелью Земли от воздействия людей, значит ли это, что ему не безразлична судьба природы? Он же любит своих собак! Нет, шантажировать его, приставив нож к шкуре Гахо или Джоли, я не решусь. Я же тоже не смогу причинить никому физического вреда. Но тема животных многообещающая. Надо попробовать. Когда Джиён поднялся к себе, я вернулась на кухню и вымыла посуду. Он уедет куда-нибудь сегодня? Если да, то я боюсь потерять запал, а то и саму жалкую, но хоть какую-то идею воздействия на этого вероломного мужчину. Мне не хватало книги, или хотя бы интернета, чтобы почерпнуть из них умных слов и мыслей великих. Это всегда придаёт веса, да и афоризмы звучат лучше и красивее, чем то, что не всегда связно и удачно лопочу я. Нужно попытаться вспомнить что-нибудь подходящее по случаю… хотя бы показательные истории. Но на других ему снова и снова будет всё равно. Что, если все разговоры пытаться развернуть на него? Решено, я буду прощупывать его на наличие слабых мест. Усевшись в холле неподалеку от лестницы, я делала вид, что листаю журнал, а сама выжидала появление Джиёна. Он же пригрозил, что беспокоить его ненужно, поэтому лучше занять позицию, в которой я увижу, когда он будет передвигаться куда-либо по дому, тогда к нему и подойду. Вверху щелкнула ручка двери. Ноги Дракона прошли по коридору над моей головой. Шаги удалились в сторону домашнего кинотеатра. Через минуту там зазвучал телевизор. Присоединиться к нему? Нарушить одиночество главаря бандитской группировки — на это нужно набраться смелости. Как хорошо иногда терять контроль над собой, как сегодня утром, когда я стукнула подносом перед ним! Откуда только черпала храбрость? В тишине и без провокационных действий со стороны Джиёна, я не могу позволить себе и слова лишнего. Да и стоило начать думать о том, что надо подняться и заговорить об определенной теме, даже те слова, что были задуманы — рассасывались. Так всегда происходит: перед экзаменом, перед важными разговорами, объяснениями с родителями, когда случайно что-нибудь не то сделала (разбила вазу или потеряла дарованные на мелкие расходы карманные деньги) — мысли путаются, язык превращается во что-то отдельное и безвольное, отказывающееся идти на стыковку с мозгом. Зачем Мино напугал меня, что у Джиёна ничего не надо просить? Всё было бы проще, не бойся я заранее ненужной реакции. Я дважды поднималась с кресла и подходила к лестнице, готовя вступление, но потом возвращалась на исходную позицию и продолжала думать, закусывая костяшки пальцев. Вика, ребенок! Если бы я не отбилась тогда от Сынри, её бы не повели к нему, она бы не забеременела, так что можно сказать, что на мне лежит вина за её положение. Но тогда я сама могла бы забеременеть! И что бы я делала тогда? За жизнь своего ребенка — неважно, от кого он и чей — я бы говорила с Джиёном куда смелее. Итак, я ответственна за произошедший поворот событий. Это должно помочь мне, толкнуть дальше, сдернуть с места. Кроме меня Вике никто не поможет. А что я? И себе-то помочь не могу… Однако надо признать, что положение моё куда лучше. Не скажу, что привилегированнее, но немного выше. Меня понимают. Не как человека, а как носителя их же языка. Больше часа прошло в метаниях, невидимых Джиёну. Если бы он их видел, наверняка бы посмеялся тому, как я топчусь, мнусь, разрываюсь между ступеньками вверх и сидячим местом возле них, как сомневаюсь и трушу. Известна ли ему трусость? Телевизор замолк, и вновь послышалось движение. Если он пойдёт в спальню, то либо начнёт собираться куда-то, либо закроется там на неопределенное время, до ужина, может. Как долго я буду тянуть? Мы разошлись, не достигнув никакого компромисса, вернее, я просто ничего не добилась, не продвинулась ни на миллиметр. Взяв волю в кулак, я оттолкнулась от перил и быстро стала подниматься, успев перехватить Джиёна, когда он, как я и предугадывала, входил в свою комнату. В майке, болтающейся так, что с боков видно было все ребра и татуировки, в неприметных шортах, какие носят студенты и туристы на пляжах южных стран. Иди он по улице и будь мне незнаком, я бы никогда не подумала, что этот мужчина собой что-то представляет. Нет, одежда вовсе не была дешевой или растянутой — свободной она была по задумке, по фасону, и ткань была натуральной, возможно даже чистый шелк, но смотрелось это всё так неприметно и не притязательно, что оставалось только диву даваться, каким Дракон бывает в своём логове. Впрочем, он и выходил из него в этом же самом без запинок. В отличие от Тэяна, на боку которого красовался огромный крест, у Джиёна было написано английскими словами «вечно молодой». По виду было не поспорить, но что касалось его внутреннего содержания — я не согласна. — Что-то хотела? — глядя на меня, замершую перед ним, спросил мужчина. — Да, я… — заплетя пальцы, расцепив их, огладив свои охряные шорты, как школьница я завела руки за спину, шаркнув ногой. — Хотела ещё поговорить с тобой… — Понравилось? — подмигнул он, входя в спальню и позволяя мне последовать за собой. — Ну… это интересно, — для начала признала я, решив, что польстить себялюбивому человеку не будет лишним. — Несмотря на мои богохульства? — Он завернул за неровный угол, изламывающий стену его будуара. Именно этот изгиб мешал видеть с балкона то, что находилось во всей комнате, если она была раззанавешена. Тут была огромная просторная кровать, застеленная белоснежным постельным бельём, и как-то очень скромно и аскетично на ней смотрелась единственная продолговатая подушка в белой же наволочке. Вдоль одной стены тянулись книжные полки с надписями на корешках на хангыле. Ага, есть всё-таки тут источник мудрости! Джиён был начитанным и образованным, не было сомнений, что эти книги тут не для показухи — кому их показывать, если у него всего-то три-четыре друга в гостях и бывают? — Каждый имеет право на своё мнение, даже если оно ошибочное. Для того люди и разговаривают, чтобы рано или поздно найти истину, — осматриваясь, прошла я в центр. Дракон плюхнулся на край постели, лицом ко мне и спиной к изголовью. Закинув ногу на колено другой, он изучающее прищурился. — Ты думаешь, что истина достижима? — Конечно, почему нет? — подумав, я изменила своё решение. Не стоит быть такой твердолобой, лучше последовать примеру Джиёна и всегда оставлять себе место для отступления. — То есть, может и не для всех, или вообще лишь для избранных, но она есть. — А если истин, как и мнений, несколько? — Как же так может быть? Это же абсурдно, — растеряно улыбнулась я. — На то она и истина, потому что одна… — Кто это сказал? Бог? — я напрягла память. Есть ли в Библии что-то по поводу истины? Не помню, не помню! Я так давно не читала её, даже в руках не держала! — Возможно. А возможно и люди пришли к этому выводу… — Но люди же сами ошибаются? Значит, они могли упустить из вида, что истин много, или что их нет вовсе. Могли? — Если Бог не делал заявлений на этот счет, могли, наверное, — выдохнула я, теряющая опору без Святого писания. Вот и разница между религиозностью и разумом: Джиён отталкивается только от своих впечатлений и размышлений, и всегда знает, что сказать, а я, воспитанная по-христиански, без подручных инструментов не в силах обороняться. Надо было учить Библию наизусть! — Так, если мы будем опять о философии и религии, позволь я немного заправлюсь, ладно? — встал он и, подойдя к столику, на котором стоял графин с виски, стал наливать себе в стакан. — Это и расслабляет, и способствует оживлению мозговых клеток. — Неправда, алкоголь убивает что-то там в мозгах, и разрушает их деятельность, — вспомнила я полученную когда-то информацию. Не скажу, что не пила в основном из-за этих соображений, но и из-за них тоже. — Серьёзно? — изобразил комичное изумление Дракон. — Знаешь, сколько я выпил за свою жизнь? Я тогда должен быть амебой, которой пора вызывать сиделку. Но разве со мной что-то такое произошло? — Нет, но… вред ведь накапливается, и потом разом могут появиться побочные эффекты: склероз, паралич, Альцгеймера… — постаралась я выправить свою теорию. Я догадывалась, что Джиён не трезвенник, и уступает лишь слегка Сынхёну, но они ещё молоды, а болезни от вредных привычек проявляются с годами. — Ладно, рискуя стать онкобольным слеповато-глухим безумцем, всё же изопью, — пригубил он из стакана и кивнул на графин мне. — Не хочешь присоединиться? — Нет-нет, я точно не буду, — помахала я перед собой ладонями. А потом припомнила то, что подозревала: — Хватило эксперимента в клубе, когда мне, кажется, что-то подсыпали в бокал. Я права? — В этом точно ничего нет, — не отрицая и не подтверждая, протянул мне Джиён свой, от которого отглотнул. Приблизившись, он мне его буквально вставлял в руку, оставалось лишь развести и свести пальцы. — Налито при тебе, я отпил. Ты думаешь возможно при таком раскладе что-то подлить? — Нет, но сегодня, вообще-то, начался пост… — помимо прочего держала я в голове и правила и обычаи, к которым привыкла с детства. — Поэтому я не могу. — И долго длится этот пост? — сделал ещё глоток Джиён, пока я сопротивлялась. — Почти две недели. — Жаль, я надеялся, что ты составишь мне компанию, раз уж пришла, — потухая взглядом, отвел он лицо в сторону. — Я знаю, что тебя не надо беспокоить, и если мешаю — ты так и скажи… — Пока не мешаешь, потому и говорю — надеялся, что общение сложится в более дружеской обстановке. Честно скажу, все эти твои заморочки жутко напрягают. Я хоть и либеральных взглядов на всё, но всё-таки ты у меня в гостях, могла бы и поддержать здешние порядки. — Прости, я не хочу тебя обидеть или оскорбить, но пост… понимаешь, это когда нельзя… грех это. —