одну пачку, опять распаковал её, опять швырнул в мою сторону. Потом ещё одну, и ещё, запуская их всё выше, чтобы они осыпались из-под потолка, как листья осеннего сада. — Но они, сами по себе, ничего не значат. Это символ — символ власти. Можно родиться королём, но если у тебя не будет короны, трона и дворца — то какой смысл в титуле? Точно так же происходит и с деньгами… без них можно представлять собой что угодно, но в нашем мире они символизируют слишком многое, — Джиён взял одну стодолларовую купюру, достал зажигалку, сигарету. Последнюю он сунул себе в рот, а зажигалкой поджёг деньги, прикурив от этой быстро занявшейся и истлевшей вспышки, осыпавшейся пеплом. — Верх цинизма, да? — улыбнулся он, посмотрев на моё онемение. Прикуривать от денег… я будто гангстерский фильм смотрю вживую. — На эту сумму человек в странах третьего мира мог бы прожить месяц с лишним, но поскольку у него нет такой суммы — он умрет от голода. А я её просто сжёг. А о чем ты подумала, когда смотрела на это? Скажи честно, ведь не о нищих негритятах и камбоджийцах? — Я не успела понять, о чем я думаю… я была в шоке от того, что можно жечь деньги. — Можно, Даша, сжигать можно всё в нашей жизни… хотя сжигание людей, в отличие от прежних времен, карается по закону. Живых людей, разумеется. Кремацию никто не отменял. — Я боюсь даже думать о том, что ты практиковал это на самом деле, — с загадочной улыбкой, Джиён не стал рассуждать и оговаривать эту тему, пожав плечами. — Итак, согласна посмотреть демо-версию, что будет с теми, кто прекратит заморачиваться по поводу совести, морали и законов? Предлагаю семидневное турне под названием «Королева Сингапура». — В этом тоже есть какой-то подвох? — Одевайся, увидишь сама, — пошёл Джиён в смежную со спальней гардеробную, призывая меня поступить тем же образом. Посмотреть демо-версию? Если он попытается втянуть меня во что-то — я участвовать не буду. Только просмотр. Держи это в голове, Даша, и не переступай черту, которую пытается затереть этот мужчина. Я не знала, что именно он намерен делать, поэтому натянула на себя свои будничные вещи и подошла к выходу. Дверь была открыта, чему я удивилась. Обычно она заперта, и ключ не вставлен, чтобы я вдруг никуда не направилась без спроса. Выйдя, я нашла Дракона, выведшего из гаража на несколько мест красную спортивную машину с изображением дракона на боку. — Умеешь водить? — огорошил он меня с порога. — Никогда не пробовала даже… — А хочешь? Порулить неплохое авто, тут коробка-автомат — ничего сложного, — я подошла к нему, мотая головой. — Нет-нет, я боюсь этого, тем более, могу поцарапать, а она ведь миллионы стоит, не сомневаюсь. — Ну и что? Может, всё-таки попробуешь? Уж езда за рулем-то — не грех? — Нет, просто я не решусь, правда. Спасибо, — отказалась я окончательно и села на пассажирское, куда мне указал господствующий в этом мегаполисе кореец. — Такая смелая девочка, а иногда такая трусиха, — хмыкнул он, повернув ключ в замке зажигания. — Смелость должна быть уместной, а не напрасной, — кивнув, Джиён тронулся. Жара вновь разогрела воздух до труднопереносимых градусов. Но в салоне машины спасал кондиционер, создававший самую комфортную температуру. Мы покатились под неплохую музыку, что-то более мягкое, чем обычно включал главарь мафии. Было несколько китайских плавных, инструментальных мелодий, пришедшихся мне по вкусу. Спустя полчаса следования по прямой дороге, Джиён стал притормаживать у обочины. Я посмотрела в окно на надпись на столбе, у которого он устраивался. — Я не очень хороша в английском, но, по-моему, тут написано «парковка запрещена». — В Сингапуре слово «запрещено» ко мне не относится, — он и не пристегивал ремень безопасности, а я свой отстегнула, когда он заглушил мотор. Вокруг было тихо, безлюдно, кудрявая зелень, утыканная бело-розовыми цветочками, свешивалась через изгородь какого-то парка или территории коммерческого здания, видневшегося в глубине. Тишина и покой. Под небольшим наклоном вниз шла улочка. — Видишь спуск? — Джиён ткнул туда пальцем. — Там закрытый пляж. Работают в обслуживании только те, кто понимает корейский. В принципе, на пляж положено пускать всех желающих, но есть кое-какой дресс-код, негласно установленный местными бизнесменами. Иди, попробуй туда войти. Я специально припарковался здесь, чтобы было не видно, с кем ты приехала. Я подойду буквально через две минуты. — Зачем? — непонимающе не торопилась я покидать машины. — Ну, пожалуйста, просто попробуй убедить охранников впустить тебя на пляж, который богатые люди решили присвоить себе, поставив охрану. Я ни с кем там заранее не договаривался и ловушек тебе не готовил. Я всего лишь хочу наглядно тебе показать, что такое, когда ты являешься кем-то. Иди же, смелее, — мне, собственно, терять было нечего (кроме того, вокруг чего появилось столько шума, после моего попадания в Сингапур). Почему бы и не попробовать?
Я вышла и потопала в указанном направлении. Ограждение предстало передо мной быстро, в нём была и калитка, у которой с дремлющим видом стоял контролёр передвижения внутрь и изнутри. Следуя совету Джиёна, я подошла к нему и, указав за его спину, спросила, могу ли я пройти на пляж? Мне перегородили дорогу собственным туловищем и резко заявили «нет».
— А почему? — поинтересовалась я, изучая изгородь, были ли на ней какие-то надписи вроде «частная территория» или «вход воспрещен». Ничего подобного. — Не положено, — коротко, без подробностей ответил мне охранник и поднял взгляд над моей головой. Ему даже не хотелось говорить со мной, назойливой иностранкой, как он думает, наверное — туристкой. Выходит, общий пляж просто прилегает к чьему-то ресторану или гостинице, и их владелец делает на этом дополнительные деньги, или организовал местечко для привилегированных клиентов. — Здесь платный вход? — всё-таки побеспокоила я его ещё раз. — Нет, вход по пропускам, — ухмыльнулся жлобистый мужчина, произнеся заведомую ложь. — И где получают пропуска? — Девушка, сюда нельзя, что вам нужно? В пятистах метрах есть другой пляж, идите туда. — Но почему нельзя? — глаза снова оторвались от меня, но теперь мне и отвечать не стали. Внимание устремилось назад, и я обернулась. Машина Джиёна медленно подкатывалась к нам. Охранник дернулся к воротам, чтобы открыть их и позволить авто въехать чуть ли ни к самому проливу. Окно приоткрылось, Дракон выдал рукой останавливающий жест, чтобы ворота не трогали. Затормозив и выйдя из-за руля на асфальт, он пошел в мою сторону, даже не смотря на кланяющегося охранника. Я с неприязнью смотрела, как тот, кто одинаково не знает как людей меня и Джиёна, не стал со мной распинаться и объясняться, а перед главой мафии готов целовать землю, и хвостом бы вилял, если бы тот у него был. Дракон встал рядом со мной, подмигнув. — Ну как, всё нормально? — Да, меня не пустили, как и ожидалось, — спокойно сказала я. Сторож закрытого пляжа подлетел к нам, изумленно начиная понимать, что я спутница местного владыки. — Господин Квон, я не знал, что дама с вами, пожалуйста, простите, — ещё дважды согнул он свою спину, рассыпаясь в извинениях. — Она не представилась. Прошу, проходите. Простите, госпожа, — я впервые услышала к себе такое обращение, и мои глаза растопырились до предела. Госпожа? Откуда это поклонение? Джиён тронул меня за локоть, проводя дальше, и мы прошли мимо так и не разогнувшегося охранника, видимо, почувствовавшего угрозу своей жизни за то, что не уделил подобающего внимания кому-то, кто связан с Драконом. — Это… это так неправильно! — поморщилась я, идя по ровной дорожке, параллельной линии берега. — Он ведь ничего не знает обо мне, чем я плоха, чтобы считать меня полным нолем? Я, конечно, и раньше сталкивалась с таким отношением… в России достаточно хамства и людей, которые никуда тебя не пропустят и не помогут ни в чем. Я раньше принимала это за склад характера, но такое вот преображение вижу впервые… Я-то ведь осталась той же самой! И из-за того, что на меня упал луч света твоего сияния, мне открылись все двери в Сингапуре? — Именно. Это и есть влияние власти, Даша. Этих людей муштровал не я, воспитывал не я, создавал не я. Это самые обычные люди, которых большинство. И они пальцем не пошевелят ради тех, перед кем сами могут кичиться какой-то властью, превосходством. Каждый человек сам мечтает быть правителем, но пока он им не является, всё, что он способен хорошо делать — выслуживаться, в надежде получить покровительство и помощь сверху, — я опять подумала о Мино. Ведь он откровенно пресмыкается перед Джиёном. Со мной он галантен и тактичен, потому что это задание Джиёна, а каков он с другими? Такой же непрошибаемый, как этот охранник? Дракон остановился, указав на красивое здание слева от нас. — Пункт второй: ресторан. Зайди и посмотри, как тебя будут обслуживать. Я подойду через пять минут, пока тут просто прогуляюсь. — Ты думаешь, я ещё не поняла, чем всё закончится? — Я хочу, чтобы ты ощутила разницу, а не просто знала о ней. Это совсем другое. Иди. Ещё по пути, перед тем, как войти в зал, где сидели в основном мужчины, или пары — одиноких женщин не было, — я вспоминала все подобные случаи из своей жизни на родине. Поликлиники с огромными очередями, где вдруг какая-то женщина в полушубке и с сумочкой из крокодильей кожи проскальзывает в кабинет вперед всех и за две минуты получает справку, паспортный стол, где «закройте дверь, я занята!», а сама сидит и велеречиво щебечет о чем-то с коллегой, магазины, где скажут, что твоего размера нет и не дадут померить, потому что на глаз определяют, что ты не так богата, как хотелось бы; деканат университета, где никогда не подскажут и не помогут, пока не принесешь хорошую коробку конфет или коньяк, даже родители бывших школьных одноклассников, которые приучали своих детей дружить с теми, кто «перспективный» или «из хорошей семьи», что обозначало исключительно денежное благосостояние, а над нашей семьёй всегда витало молчаливое (а за глаза и не молчаливое) предубеждение «эти православные», или «РПЦ головного мозга». Я слышала, как так и говорили. Я и серебряную медаль не получила, потому что учительницы по биологии и химии «продали» её однокласснику, чьи мама и папа бегали к ним с подношениями, а мне не хватило «знаний», чтобы превзойти того парня, больше троечника, в общем-то, чем хорошиста — и моя ситуация далеко не единичная. Мало кому было дело до того, какой я человек, какие вообще сами люди, если они не могут дать тебе денег, подарить дорогой подарок, помочь с работой, навести связи с кем-нибудь. Отец рассказывал (не мне, конечно, а матери и старшим родственникам, но я, бывало, краем уха слышала), как в девяностые, после развала Советского Союза, все церкви осаждали бандитские группировки, многие подминали под себя священников, чтобы те работали на них и помогали отмывать деньги. Куча церквей до сих пор трудится рука об руку с криминалом, или с политикой. А отец никогда не соглашался на такое, за что бывал бит в те лихие годы, а в результате вообще отослан в приход подальше от столицы, чтобы не мешал «зарабатывать деньги». Я знала о коррумпированности церкви, но это не разрушало моей веры. Плохие люди не могут замарать имя Бога. У меня всегда был пример моих родителей, честных, самоотверженных людей, и пока я знала, что такие, как они есть, я верила, что этот мир исправим. Прошло уже больше пяти минут, но официантка ещё не подошла ко м