рел через плечо. — Ты против? Ладно, что для себя ты ничего не хочешь, но неужели ты откажешься порадовать свою мелкоту? — Джиён… — уставилась я в его узкие глаза. — Но… как ты себе всё это представляешь? Ты разыгрываешь меня, да? — Нет, почему? Поверь, анонимные доставки без ниточек и концов к отправителю — это легкотня. Ежедневно, в обход официальной почты, по миру совершается миллион таких пересылок. — Я стояла в растерянности. — Тебя ещё что-то смущает? Что это мои деньги? Неужели у тебя нет здорового самоуважения, которое сказало бы: «Ебёный корень, этот тип должен мне по гроб жизни моральную компенсацию, я вытрясу его, как осенний клен». Ну? — Я просто попыталась представить, как воспримет это моя семья, — негромко сказала я. — Они догадаются, что это как-то связано со мной. Что подумает мать? Она, наверное, поседела после моей пропажи. Прошло больше двух месяцев! Они меня уже похоронили, сколько слез они выплакали? Сколько сил потратили на поиски? И тут вдруг дорогие подарки, которые так и кричат, что я бросила их, что мне не было дела на их чувства, я просто уехала куда-то, хорошо устроилась, и теперь пытаюсь откупиться и загладить вину подарками? Они так и подумают, Джиён, они не узнают о том, что я на самом деле пережила и в каком статусе тут нахожусь. Да и где нахожусь, они тоже не узнают. — Ты боишься проклятия родителей в спину? Ты считаешь, что они отрекутся от тебя, если подумают, что твоя жизнь удалась, а ты о себе не кинула и весточки? — Когда это озвучил он, я пересмотрела свой взгляд на маму и папу. Никогда они не откажутся от меня, что бы я ни сделала. Даже придя в негодование от поступка, они потом примут меня обратно, когда бы это ни произошло. А это должно произойти! Я вернусь! — Нет, всё будет не так, но подарки они не примут. — Ну, давай я подпишу их: «Я украл, изнасиловал и убил вашу дочь. Приношу свои извинения», — я округлила глаза, представив, что в тот момент, когда мои увидят такую записочку, их сердце не выдержит точно. — Вижу по твоему лицу, что вариант тебе не понравился? — Джиён опять развеселился. — Да я же прикалываюсь. Но неужели ты не хочешь и попытаться сделать приятное семье? Подумай, что для них лучше: смириться, что тебя больше нет, или, исходя из подозрений, вызванных посылкой, подумать, что ты где-то процветаешь? По твоим рассказам я понял, что второе было бы предпочтительнее для твоих родителей. — Я промолчала, чем выразила своё согласие. Каким образом я ещё могла бы как-то дать о себе знать? Джиён не даст мне с ними связаться, особенно если я попрошу. Пусть его и не мутит от просителей, как пугал Мино, но просьбы выполнять он не торопится. А тут это его личная инициатива. И есть шанс, что мама догадается, что со мной пока всё хорошо, что я пытаюсь выбраться и вернуться. — Я буду тебе очень благодарна, если ты позволишь мне послать подарок брату, — сдавшись, произнесла я. И через пять минут мы уже стояли на кассе детского отдела и отдела игрушек, где перед нами заворачивали в цветную фольгу или клали в подарочные коробки покупки. Я пыталась остановиться только на том самом радиоуправляемом вертолете, но Джиён умеет наседать и уговаривать, и в результате я выбрала подарки обоим младшим. После чего он принялся пытать меня, что любят мои брат и сестра, которые постарше. И я бы хотела сказать, что сумела промолчать и отбиться от его уговоров, но тот, кто считает, что может переговорить или обхитрить Джи-Драгона — не пытался переговорить или обхитрить Джи-Драгона. — Ладно, маме и папе для презентов рано, — расплатившись, посмотрел на меня Джиён. — Ты, конечно, королева Сингапура на эти дни, но я не готов к столь серьёзным отношениям, чтобы пытаться подлизаться к родителям, — его юмор, поначалу казавшийся мне хамским и беспардонным, теперь виделся просто циничным и наглым. Я отнеслась к нему мирно, не став возмущаться. Он позвонил Мино, на чей адрес попросил отправить всё, что мы взяли, и велел тому разобраться с анонимными посылками. Я вновь вспомнила, что вся информация по мне была найдена и оформлена именно Мино, значит, за подобные авантюры отвечает именно он. — Да, как обычно, без улик. Вышлешь все на адрес Даши в России. Что в коробках? Даша по частям, — я услышала в трубке невнятный вопросительный голос. Джиён приложил палец к губам, призывая меня не подавать признаков жизни. Хихикая беззвучно, он силился успокоиться и ответить на бурю, вызванную по ту сторону. — Да достала меня со своим божеским мировоззрением. Покромсал и решил вернуть на родину. Да, надеюсь, что не начнет вонять, пока доставят, — теперь в трубке воцарилась тишина. Джиён подождал некоторое время, но Мино явно был в шоке и не знал, что сказать дальше. — Это была шутка, — наконец, другим тоном, сообщил он, перестав корчить раздраженного кровожадного маньяка. — С ней всё нормально, мы тут шопингуем понемногу. Да правда, да. Да живая она. Всё, пока. — Мужчина убрал телефон и посмотрел на меня. — А он за тебя волнуется. — Это от неожиданности, все бы удивились на его месте, — мы пошли на выход из торгового центра. — А шутки у тебя злые. Вообще, разве со смертью шутят? — Ты думаешь, если я буду относиться к ней уважительнее, то она меня минует и я стану бессмертным? — Нет, но может отсрочиться. — Знаешь, доставка зависит не от отправителя, а от почтальона, — продолжая ранее начатую тему, а вернее объединяя её с новой, произнес Джиён. — Так что даже если Смерть пошлёт мне заказное письмо, это ещё ничего не будет значить. — А кто же почтальоны? — А почтальоны все мы по отношению друг к другу. И огромное количество видимых и невидимых обстоятельств. Найдя лавочку с видом на пролив, буквально в пяти метрах от кромки воды, мы уселись на её спинку, поставив ноги на сиденье, поскольку Дракон посчитал его недостаточно чистым для нас. Взяв по большому стакану смузи, мы смотрели на накатывающие и отхлынывающие волны. Не знаю, насколько закрытым был этот пляж, но людей здесь было мало. Шум прибоя ласкал мой слух. Я наслаждалась солнцем и соленым запахом воды, смешивающимся с легкой горчинкой и пряностью готовящихся блюд в ресторане чуть в стороне за нашими спинами. — Странно, что ты отказался заниматься благотворительностью, а каким-то неизвестным мальчишкам и девчонкам подарки купить согласился, — произнесла я, отпустив трубочку из губ. — Разве не противоречиво? — Это входило в условия королевской недели. Мне нет дела до твоих братьев и сестер, но раз мы играем в партнерство, то всё должно быть достоверным. — Я не люблю играть… я хочу быть самой собой, и лучше, если бы все люди собой и являлись. — А что, мы как-то сильно ломаем себя и ведем себя иначе, чем обычно, изображая пару? — Джиён не был непостоянным или неустойчивым в настроении человеком, но веселье его и приподнятость немного отошли в сторону, он стал более задумчивым и острым на язык. — Нет. — Тогда какие проблемы? Даша, нельзя быть одинаковой везде. Ты что, совершенно идентично ведешь себя с детьми, ровесниками и взрослыми? Ты одинаково обращаешься к друзьям и преподавателям? О каком таком «быть самим собой» идет речь, когда топорно, как полено, везде одинаково, ведут себя только идиоты, не понимающие, в каком окружении и обстановке находятся? — Я хотела сказать, что лицемерие — плохо, как и любой обман. — А кого мы обманываем? — Боже, да всех! Мы ходим весь день, и ты представляешь меня, как свою спутницу. Как половину. — А чем это не правда? — Джиён допил свой смузи и отставил стакан. — Я провожу с тобой день, мы с тобой разговариваем, гуляем, вместе катаемся, и целую неделю будем это делать. В чем же неправда, что всю эту неделю ты моя половина и пассия? — В Кико! Пусть она и улетела, но она вернется… и где-то же она сейчас есть! — В данном случае придётся поспорить, кто из вас больше неправда. Ты живешь в моём доме — Кико в нем ни разу не была. Мы говорим с тобой обо всем на свете — с ней мы едва ли затрагивали тему, более возвышенную, чем марка вина к ужину. Ты можешь посылать меня и оскорблять — я проглочу, а если это сделает она, то, скорее всего, покатится к черту. Ты знаешь, что я люблю есть — она не очень-то. Я знаю о твоей семье и о тебе, пожалуй, больше, чем о Кико, которая ничего не знает о моём детстве, о котором знаешь кое-что ты. Итак, в итоге, она превосходит тебя в отношениях со мной только тем, что спит со мной, а ты — нет. И что же я вынужден признать, Даша? Что ты, ратующая за душу и любовь, ставящая их во главу стола, делающая духовное единение краеугольным камнем, утверждаешь, что более настоящие те отношения, где секс есть, а не те, где есть всё, кроме него? — закрыв рот, я замолкла. — В чем обман? Чего ты замолчала? Ты считаешь, что я должен тебя трахнуть, чтобы иметь право называть своей девушкой? Тогда у тебя никогда не было жениха. — В первую очередь, я считаю, людей связывают чувства. Без них никакая связь не имеет основы, без них она — обман. — Мне кажется, у нас достаточно чувств друг другу: ты меня ненавидишь, я тебя в некоторой степени уважаю. — Я тебя не ненавижу, — увидев, как изогнулись удивленно брови Дракона, я поспешила добавить: — В тебе много черного, но и белого хватает, и уже за это хочется проникнуться к тебе симпатией. — Черное и белое? Это вся твоя палитра? — Не совсем улавливая направление, я пожала плечами. — Плохое и хорошее, да? А остальные цвета ничего не значат? Или они не имеют морального значения? Красный — это хорошо или плохо? Синий — это добро или зло? Что, если я не черно-белый, как моя майка, а серо-буро-малиновый в крапинку? Это затруднит твои оценочные суждения, поэтому ты предпочитаешь делить на два? Ты слаба в математике. Делить иногда можно на большее, а порой даже на дробные числа. — А разве бывают ещё какие-то стороны кроме добра и зла? — Дикая, безумная, наивная ограниченность. Истина — одна, нравственных установки — две. Ты серьёзно считаешь, что если бы так и было, то нас окружало бы существующее многообразие? Да будь всего по одной-две штуки, миллиарды людей были бы, как под копирку, безликие роботы с механическими повадками. Но вариаций тысячи, так откуда же они берутся? Расширь кругозор. Человек, прикрывающий собой от пули другого человека — герой и самоубийца одновременно, так что же в нем победило, добро или зло? Трус, не поступивший бы так, напрочь отрицает возможность суицида, что характеризует его положительно, в отличие от героя, в то время как пожертвовать собой способен лишь потенциальный суицидник. Доказательства? Ты. Проповедуешь самоотдачу, не потому лишь, что тебе дороги люди, а потому, что ты была способна расстаться и со своей жизнью. А ты попробуй расстаться ради других с тем, что тебе дорого. Ты могла бы ради спасения целого квартала бросить на бомбу не себя, а свою мать? Нет, не могла бы, Даша. Так что же, мы будем продолжать говорить о том, что все делятся на плохих и хороших? — У меня едва ли не выступили слезы на глазах. Он предложил такие дилеммы, которые были неразрешимы, хотя, он прав, я никогда бы не пожертвовала своей мамой ради кого бы то ни было. А та моя попытка застрелиться — он всегда будет её вспоминать? — Зачем ты всё время тычешь мне той моей выходкой? Я же говорила… — А ты не совершай того, за что потом не готова выслушивать упреки. А если всё-таки совершила, то терпи обсуждения этого столько, сколько понадобится, и не ной. — Я не ныла! — вздыбилась я. — Вот и умница, — он спрыгнул с лавочки и пошел к воде. Я слезла с неё и догнала его. — А у тебя нико