Мания приличия — страница 68 из 200

у? Потому что я богат. Потому что у меня есть власть. Смысл и значение слов имеют вес только в зависимости от того, в чьи уста они вложены. Все мои теории, мысли, всю мою демагогию вложи в монолог заштатного школьного учителя. Над ним посмеются, как над преподавателем пустых звуков. Пусть эти слова произнесёт инженер или рабочий на заводе — он станет заумным изгоем, неприятным в компании циником. Продавцы и менеджеры с моей философией будут похожи на сектантов, понабравшихся из платных семинаров крылатых выражений о том, как добиться успеха или как найти гармонию. Безработный с такими речами покажется тупым неудачником, женщина — аморальной шлюхой. И только я, господин маленького государства, человек, купающийся в деньгах, кажусь со своими фразочками интересным и умудренным. Это смешно, печально и поразительно одновременно. Никому нет дела до содержания мысли. Всем важно то, в кого она обличена, как произнесена, при каких условиях. Вот почему нет истины, понимаешь? Одно и то же может быть сказано тобой и мной. Но за мной пойдут, а за тобой — нет, потому что ты ничего не добилась со своими убеждениями, а мне, якобы, проложили дорогу к сладкой жизни мои идеи и моё мировоззрение. Да черта с два, Даша. Я думал в шестнадцать лет одно, в двадцать другое, в двадцать пять третье, а сейчас — пятое, десятое и дальше буду меняться сообразно тому, как идёт моя жизнь. Но что бы я ни думал, я что-то делал, не сверяя это со своей жизненной установкой, а просто делал, как приходилось. Можно десять лет в голове держать мысль о том, что надо поступать так-то и так-то, но при удобном моменте, или в какой-то экстремальной ситуации поступить иначе. Моя психология свойственна именно тому положению, которое я занимаю. Предпосылки у этого, конечно, врожденные, но складывайся жизнь иначе — и я бы сложился по-другому. — У тебя была любовь до того, как ты разбогател? — напрямую спросила я. — Ты продолжаешь думать, что именно её отсутствие формирует меня всего такого плохо? — угадал он мои мысли. — Раз уж ты упомянула Наташу… я испытывал к ней что-то, что тогда захватывало и поглощало. Я был счастлив проводить с ней время, и новизна испытываемого придавала остроты и масштабности чувствам. Потом было ещё две-три девушки, которые занимали мои мысли, но с возрастом понимаешь, что это особенность юности, или каких-то процессов в организме, увлекаться чем-то настолько, что не в силах думать о другом. Разве можно назвать любовью проходящее настолько, что и в памяти-то не остаётся? — Наверное, нельзя, особенно если учитывать, что память-то у тебя хорошая, — улыбнулась я. — Вот-вот, и злая, — хмыкнул Джиён. — Возможно твой секрет в этом, — он нехотя отвлекся, выключив конфорку, и вернулся дослушать меня. — Если твой разум сильнее чувств, то нужно захватить именно его. Возможно, если что-то врежется тебе в память навсегда, то именно это ты назовешь любовью, — я не знаю, к чему я это сказала, но почему-то подобное показалось мне приближенным к правде. Услышав мои слова, Джиён посмотрел на меня глазами, напомнившими мне Кощея из русских сказок. В тот момент, когда разбит ларец, кролик, утка и всё прочее, и осталось только яйцо, хранящее иглу.

На яхте

Яхта Джиёна была красивой не только внешне, но и изнутри. Перекидной деревянный помост позволил мне забраться на неё с причала. При этом я волновалась, не ощущая твердой почвы под ногами. Я умела плавать, но огромные водные пространства несколько пугали меня, человека, выросшего далеко-далеко от какого-либо побережья, среди полей и лесов. Дракон взошел на борт первым, подав мне руку уже с палубы. Когда я встала рядом с ним, он убрал дощатый навесной переход и пошёл в капитанскую рубку.

— Ты сам водишь, да? — Джиён кивнул, поправив непроницаемые солнечные очки. В цветастой рубашке с коротким рукавом и белых тонких брюках, теперь он точно был вылитым гангстером. В кармане он беспокойно теребил зажигалку. С утра Джиён так и не покурил, и становилось почти заметно, что зависимость у него всё-таки есть, что бы он ни говорил. От этого стоило начинать нервничать и мне, ведь взамен я обещала выпить вина. А у меня пост. Как же быть? Уговор дороже денег, как говорится, но мой грех и отказ от курения Джиёна несопоставимые вещи! Однако отказаться будет некрасиво, забрав свои слова. Придётся следующий пост держать особенно строго, или срочно же при первой возможности поехать в тот православный храм, что мы с Мино нашли, и исповедаться. Батюшка должен меня понять, я стараюсь не для себя, а для людей, исправляю такого злодея и негодяя. — Это сложно? — войдя в комнату управления, посмотрела я на панель с датчиками и показателями. — Немного сложнее, чем с машиной, — Джиён достал ключи и завел яхту. Она была моторной, а не парусной. — Я мог бы купить капитанские права, но предпочел закончить курсы. Изучение навигации и минимальных знаний по управлению морским судном необходимы, если не хочешь повторить судьбу Робинзона Крузо, — Дракон разулыбался. — Я хоть и не боюсь одиночества, однако отсутствие кондиционера и ресторанов раздражило бы меня. — Что-то подсказало мне, что присутствие Пятницы его раздражило бы тоже. Зачем он предложил мне эту морскую прогулку? Разве интересна я ему настолько, чтобы посвятить мне собственный вечер? Для этого я должна оцениваться им как кто-то достойный внимания, но разве я не была всё ещё вещью, с которой он забавлялся, решившись даже на спектакль с двумя ролями, короля и королевы? Понаблюдав немного, как мы выходим на открытое водное пространство, я решила выйти на палубу, чтобы не стоять возле Джиёна в напряженном молчании. Погода была невероятно хорошей, с нужным количеством солнца, с легким ветром, с чистым горизонтом. Чем дальше мы удалялись от берега, тем больше катеров и других судов нас окружало. Множество владельцев своих транспортных средств решило поплавать сегодня. Становилось ясно, что уметь водить яхту сложнее, чем автомобиль уже потому, что никаких дорог не наблюдалось, не было обозначений и знаков, разделительных линий, только яркая гладь, где-то темнее, где-то светлее, в зависимости от глубины или качества дна, где-то искрящаяся под лучами солнца, а где-то померкнувшая под заблудшим пролетающим по небу облаком. Нужно отлично ориентироваться, если не в пространстве, то хотя бы в том множестве показателей на панели управления, чтобы не столкнуть свою яхту с чужой. Но система радиолокации и гидроакустические средства делали половину дела, так что требовалось именно умение понимать их, а не управлять непосредственно судном. Впрочем, если говорить о Джиёне, мне почему-то кажется, что он предпочел бы быть и капитаном, и штурманом, и вёсельным, лишь бы всё зависело от него и он управлял всем сам, держал всё под контролем. Сам. Если я долго думала о нем, то невольно проникалась уважением, затмевающим те отрицательные впечатления, которые он производил поначалу. Проживая здесь уже столько времени, я окончательно разобралась и в себе, например, в том, что есть люди, которых станешь ценить и беречь, а есть те, с которыми не очень хочется считаться, осознавая их черствость, глупость, недалекость, непорядочность. Я тоже была для Дракона из разряда тех, на кого плевать, так почему изначально он должен был возиться со мной? Он умеет дружить, дорожить, только ему нужно для этого узнать человека, понять, что тот этого достоин. Разве не логично? Сингапурский пролив ширился и стелился, разверзаемый носом яхты Дракона. Будь я на курорте, на добровольном отдыхе, или впервые увидай сейчас такую красоту, я бы восхитилась от всей души, но, несмотря на то, что мне это в принципе нравилось: пенящиеся волны, плывущие белые борты, плеск воды и запах, непередаваемый аромат безграничности, свободы и беззаботной состоятельности, удаляющийся в поднебесье крик чаек, превращающийся в подобие звуков скрипки, я поняла, что устала от вида этого бесконечного моря, прежде гипнотизировавшего и манившего. Изо дня в день, постоянно, оно окружало меня, именно что само являясь чертой, которую невозможно переступить, преодолеть. Оно надоело, завязло на зубах, вызывало не неприязнь, но легкое отторжение, уныние, чувство погружения во что-то безвозвратное. Я тонула в Сингапуре, я хотела леса, но не джунглей, я хотела поля, но не стриженного паркового газона. Пока не поздно, глотнуть березового воздуха и сдуть пух с одуванчиков. — О чем задумалась? — рядом оказался Джиён. Я с удивлением посмотрела на продолжающееся неспешное движение яхты и на него, оторвавшегося от штурвала. Мужчина улыбнулся. — Всё в порядке, мы ни во что не врежемся. Так, о чем ты так серьёзно тут рассуждала? — Разве серьёзно? — У тебя было очень глубокомысленное лицо. — Джиён посмотрел туда же, куда и я до этого. Мне невольно пришлось перестать смотреть на него, и протянуть свой взор туда же, к золотисто-голубому горизонту. — Я думала о здешней природе, глядя на панораму, и о той, что была на моей родине. Там я мечтала побывать на море, на любом побережье. Спустя столько времени, проведенного здесь, я понимаю, что не хочу жить там, где постоянно в пейзаже лишь море, море, море… Я скучаю по российским видам, которые многим иностранцам кажутся тусклыми и однообразными. Но это не так… в России есть фактически всё: горы, холмы, различные леса, поля, реки, овраги, скалы, озера, снег зимой, в конце концов! Тут бывает снег? — Вряд ли, — хохотнул Джиён. — Если там, в России, есть всё, что ж тебя в другие страны потянуло? — съехидничал он. Голова моя поникла, осознающая свою ошибку. С некоторых пор я всё меньше винила в своих несчастьях кого-либо, кроме себя. — Сам я вырос в Корее, а там иногда заваливает снегом, — продолжил Дракон, подождав и убедившись, что я не начну бросаться обвинениями. — Бывает, что зимой я езжу туда, потому что тоже люблю нормальные зимы. Когда холодно. Но недолго. А у вас, говорят, в России холодно почти всегда? — Очередная зарубежная басня! — Нет, меньше, чем полгода. Да и то бывает так, что то снега почти нет, то морозов мало… — я прищурилась, пряча глаза под ресницами от слепящих бликов. — Но я тоскую по России. Знаешь, я где-то читала, что на характер и менталитет людей влияют географические показатели, среди которых рождаются и взрослеют. Например, горные люди склонны к почтительному отношению к старшим и занимающим высшие должности, они за иерархичность, а равнинные всегда за равенство. — Что-то в этом есть, — задумался Джиён. — А если постоянно меняешь место жительства? Становишься переменчивым и неопределившимся? — Я хихикнула. — Не знаю, возможно, — пожав плечами, я продолжила об этом же: — Но вот если взять размер территории, то Россия — самая большая страна в мире, и многие знают такое выражение, как «широта русской души». Душа и русские люди как-то само собой сливаются воедино. У нас плохо с логикой, да, ты прав, мы не очень хорошо думаем, но зато живем душой. У нас всегда всё от сердца. Нам чужда европейская прагматичность и восточная хитрость. Наши безграничные просторы делают таким же наше воображение, наши чувства. Узость интересов нам непонятна. Деньги? Что такое деньги, когда выходишь в просторное поле, где колосится рожь, или пшеница, когда идёшь в гостеприимный лес, который всегда накормит ягодами и грибами, где выйдешь на луговину, посидишь, полюбуешься травами… зачем думать о деньгах там? Всё вокруг всегда говорит русскому челове