ня, побледневшую. — Да, кормёжку надо отработать, иначе не получишь и крошки. Это тебе не тэяновский бордель, где шлюхи живут, как королевы, — когда он это произнес, я действительно осознала это. Шлюхи там жили в роскоши и достатке, всего-то за одного мужчину за ночь. Жили там годами, выкупались оттуда влюбленными любовниками. И я могла бы провести там не один год, если бы не привлекла внимание Джиёна своим нравом. Если бы я не убежала от Сынри в первый раз, Тэян бы мне и господина Хаши не подсунул, ведь это было своеобразным наказанием за характер. Но в результате, от Сынри я так и не убежала окончательно. Все мои мытарства можно было прекратить той же ночью, что за меня заплатил Сынри, но ему пришлось подложить Вику, ведь я унесла ноги. Из-за этого она забеременела, по моей вине, и закрутилась вся эта история со спасением её ребенка. Я всего лишь попыталась исправить то, что натворила, сбежав от Сынри, и исправила. Вика улетела в Россию, а я вернулась к своему первому клиенту. Неужели предначертание и судьба — не простые слова? То, чему суждено быть — то произойдет, как не бегай, куда не девайся. Хотя я не очень выучила Сингапур за то время, что каталась по нему иногда в магазины, клубы или на прогулки с Мино (пожалуйста, забудь о нем и не произноси его имени, так будет легче), всё-таки узнала бы те районы, по которым мы ехали с Зико, видь я их раньше. Но всё было незнакомым. Из торгово-развлекательной зоны мы уехали в промышленную, а затем и непосредственно портовую, где виднелись краны для погрузок, фургоны, контейнеры, баржи, грузовые корабли у причала. Проехав вдоль набережной, мы углубились в постройки неподалеку с пристанью, за которыми прятался глухой шиферный забор. Ворота в нём пропустили машину Зико и мы, въехав в них, оказались в каком-то немощенном дворике, напоминавшем скорее нищие уголки Вьетнама, чем процветающий Сингапур. Нечто вроде сторожки у въезда, на бетонной плите вместо фундамента, украшало одно маленькое окошко, прикрытое с внутренней стороны давно нестиранным тюлем, дверь была распахнута и проход тоже завесили какой-то старой занавеской, не то от жары, не то от дождей, не то от насекомых. Когда мы проезжали, оттуда высунулся здоровенный лысый мужик, проводивший авто взглядом и зашедший обратно. Его плечи, торчавшие из-под майки, были в наколках от шеи и до локтей. Две собаки пробежали вдоль тех сараев, что заполняли периметр двора. Машина остановилась, и Зико вышел, кивая мне головой, чтобы я сделала то же самое. Несмело покинув салон, я тут же увидела, как из одной бытовки, сильно напоминающей дачки наших самых бедных русских пенсионерок, вышел рабочего вида мужчина, застегивающий ширинку. У меня начало плыть перед глазами. Стоял запах соленого моря, рыбы, дешевого растворимого кофе (в нём-то я научилась разбираться, благодаря Джиёну, по одному аромату определяла) и залежалой сырости. Солнце ещё не вошло в зенит, а уже было душно и жарко. Я зря не ценила кондиционеры тех мест, в которых жила всё это время. Тут их не будет наверняка. — Пошли, поищем тебе местечко, — поманил меня Зико и, ведя за собой, начал заглядывать в одну лачугу за другой. Похожие на контейнеры из фанеры, они выстроились длинным рядом до самого пролива, огражденного металлическими перилами. Поднимаясь на две ступеньки, мой новый сутенер бросал взгляд внутрь и, выходя обратно, вёл меня дальше, приговаривая: — Здесь всё занято. И тут мест нет. — Сколько тут девушек? — полюбопытствовала я, понимая, что за каждой дверью остаются проститутки, живущие здесь. Проживающие или, вернее, существующие, уже неизвестно сколько дней, недель, месяцев… сколько можно в таких условиях прожить? Когда обслуживаешь мужчин за еду. — Около пятидесяти, — пожал плечами Зико. — Я не считаю. Слишком часто привозят и увозят новых. — А куда их увозят? — замерла я. — В морг, куда же ещё? — Я похолодела. Значит, выход отсюда один? Господи, неужели их… до такого состояния… уроды… твари… я ненавижу всех мужчин. Всех! — Можно было бы просто с берега сбрасывать, но зачем плодить вонь и эпидемии? Хоронить их недорого. — И ни одна, ни разу… не вышла отсюда обратно, на свободу? — Зико задумался, притормозив. — Было два случая. Одну разыскало консульство её страны. Не помню, какой. А другую прихватил с собой её постоялец. Вот и всё, пожалуй. Другие только ногами вперед. — Ты говоришь о них, как о животных… — прищурившись от омерзения, покачала я головой. — А кто они, по сути? Кто мы все? Я в детстве помогал отцу на скотобойне. Признаться, разницы между воющими перед смертью коровами и местными телками — никакой. — У меня не нашлось подходящего и достойного эпитета, чтобы выразить всю ту тошноту, весь тот ужас, которые сковали мне грудь. Зико заглянул в очередную дверь. — Ага! Пустая койка. Проходи… как тебя? — Даша, — сказала я и поднялась на две стандартные ступеньки, возвышавшие все бытовки на низких фундаментах ровно на двадцать сантиметров над землёй. Хотя и не земля тут была, а гравиевая обсыпка, по которой шуршали подошвы, пока мы шли, а до этого шины автомобиля. Мои глаза сразу же уткнулись в неприглядную картину двух совокупляющихся на кровати людей. Женщину я не видела, она была снизу, а на ней двигался какой-то черноволосый и до темно-коричнего загорелый туземец. В футболке, с него была снята только обувь, стоявшая у кровати, а джинсы были приспущены, обнажая зад, который первым и бросился мне в глаза. Я отвела их, и Зико, видя, что я не в силах переступить порог, протолкнул меня. Помимо занятой, кроватей было ещё три: на двух расположились девушки, одна сидела, другая лежала (и их вид требовал отдельных возмущений, негодований и эмоций), а третья койка, застеленная несвежим покрывалом, простаивала, будто в ожидании меня. — Вот, Даша, тут ты будешь спать. Если дадут, — посмеялся Зико. На нас никто не обратил внимание. Трахающиеся трахались, лежавшая лежала, сидящая пилила стертой пилкой неровный ноготь. Обеих объединял ни цвет кожи, ни цвет волос, ни даже фигуры. По всему этому они были разными, если присматриваться. Даже по возрасту. Но чуть пожирневшие локоны, поблекшие щеки, тихие и вялые движения и пустые взоры обличали в них то, что им приходилось делать одинаково с тех пор, как они тут появились. Я в мыслях увидела своё недалекое будущее. Мне хотелось спросить что-нибудь у этих бедных уже не девушек, но ещё не женщин, однако я вспомнила, что это не Корея и не Россия, и какими языками владеют путаны — неизвестно. Подойдя к указанной мне кровати, я отдернула брезгливо покрывало и увидела простыню с рваной дырой, сквозь которую виднелся полосатый матрас. Также имелись пятна, и я не могла понять, сохранились они после стирки, или их даже не пытались отстирывать от прежней постоялицы? Пятна были разных цветов, и не хотелось думать об их происхождении. — Постельное бельё меняют, хоть иногда? — посмотрела я на Зико. — Ну, если на нём кто-нибудь обделается, тогда, пожалуй, сменим, — опять не к месту захохотал он. Гадко. Всё вокруг гадко. И непрекращающаяся возня на четвертой кровати тоже. — Так, а что с едой? — вспомнила я, решив уточнить, всё-таки. — На еду тратятся деньги с получки, так что, если не заработала ничего — не полагается. Никто не ебёт — умрешь с голоду. Закон прост. Днём, к сожалению, мужчины захаживают мало, от силы по одному-двум на шлюху наберется, а ночью начинается наплыв. Так что и десяток можно набить, обеспечив себе и завтрак, и обед, и ужин. Некоторым клиентам условия не нравятся, они берут шлюх на вывоз, себе в тачки. Если ты стеснительная, поищи такого себе, — повеселившись, Зико кивнул мне на выход, как бы продолжая экскурсию. Я вышла за ним, и он указал рукой на противоположную сторону. — Там душевые кабины, — я пригляделась. Да, какие-то подобия деревенских сортиров со шторками. Пять штук на пятьдесят, или около того, проституток. — Туалеты за ними. Вся необходимая фигня там есть. Там, — он указал на пролив, конец двора, где закачнивались ряды лачуг. — Никакого забора, никакой колючей проволоки, как видишь. Сбежать, спрыгнув в воду, пытались, но течение там сильное, плыть нужно либо очень далеко и долго, на что ни у кого ещё не хватило сил, либо необходимо прибиться к берегу, а тут километры тянутся драконьих владений. Где ни вылезешь — сцапают и вернут, только ещё и отпиздят, и поимеют все, от выловивших, до меня, кому, собственно, и вернут. А вообще там неподалеку вышка и человек с ружьём. Если увидит прыжок — выстрелит. Мне повторять было не нужно. Я кивнула на взор Зико, требующий подтвердить, что я его поняла. — Если ещё какие-то вопросы — по делу, а не о том, как связаться с Джиёном или спастись отсюда, — найдёшь меня, я пока тут, — мотнул головой молодой человек и ушёл. Я посмотрела ему вслед, не решаясь войти в хибару, пока там не прекратится грязное совокупление. Пришлось постоять ещё минут десять, прежде чем не очень опрятного вида мужчина вышел, и только тогда я вошла, избегая смотреть на девушек, и села на вызывавшее отторжение покрывало. Наволочка на подушке была не лучше остального, и я не представляла, как положу на неё голову. Я выросла в деревне, мне не привыкать спать на сене, под открытым небом, на надувном матрасе и даже дыша козьим помётом, который часто пах на весь поселок. Я в принципе не брезгливая. Но всему есть предел. И не оттёртые чужие месячные, заскорузлая сперма или я не знаю что ещё — это не то, чего спокойно коснётся даже самый непредвзятый человек. Судя по молчанию, которое сохранялось в комнате, девушки здесь выяснили между собой, что не говорят на общем языке, и не пытались разговаривать. Я незаметно оглядела каждую. Как их зовут, сколько им лет, откуда они? Боже, около пятидесяти невольниц, вынужденных отдавать себя просто за то, чтобы их не уморили голодом, и никто не пытается организоваться и воспротивиться? Все вместе, толпой. Чего бояться? Смерти от пули? А разве умирать здесь долго-долго и чуть ли не в пытках — это выход? Что за трусость! Нет, мне лучше не знать их имён и историй. Мне хватило жалости к Вике. Если я захочу помочь ещё кому-то… Господи, да как же кому-то? Их всех отсюда надо вытащить! Я не намерена трахаться за еду, пусть даже у меня было бы десять таких Сынри этой ночью. Стало быть, мне всё равно умирать от голода? Я откинулась на стену и поцарапалась о какую-то торчащую из неё занозу. — Блин! — не сдержалась я, предчувствуя, что предел моих нервов близится. То ли я ещё в тумане от шампанского, то ли от шока, но пока я всего лишь не осознаю до конца творящегося. Как только мой разум включится обычным образом, я не представляю, как вынесу всё это… — Русская? — вдруг услышала я вопрос и посмотрела на ту, которую покинул только что клиент. Оправив подол какого-то подобия платья-халата, она прикрыла полноватые ляжки. Темная, черноволосая, черноглазая, не очень молодая. Я коротко кивнула, ещё не веря, что слышу родную речь. Она улыбнулась той странной некрасивой, но приятной улыбкой, какую умеют рисовать на лице восточные женщины. — Я из Таджикистана, — с акцентом, совсем как на наших рынках, услышала я. — Молодая ты совсем… как сюда оказалась? — Ну, точно, по построению её фраз, я почувствовала, что вот-вот куплю кишмиш. И даже как-то странно тепло стало от этого. Захотелось броситься к ней, заплакать и рассказать всё-всё-всё. О том, как летела в Сеул, как была пересадка в Китае, как проснулась потом неизвестно где, как попала в роскошный особняк, где предлагали хо