Мария приоткрыла форточку, и в кабину ворвался равномерный гул мотора, настоянный на свежем воздухе.
— Река Рупунуни[9], - прокричал пилот, показывая вниз. — Еще полчаса — и будем на месте.
Пилота звали Андрес. На вид ему было лет двадцать восемь. Он был метис — наполовину белый, наполовину индеец. Симпатичный, медно-кожий, коренастый крепыш в ковбойской рубахе, потертых джинсах и с шапкой черных вьющихся волос. Сильные руки крепко держали штурвал, так что Мария была спокойна.
Под крылом проплыла красно-коричневая лента реки, пошли протоки, рукава и опять лес. На горизонте показался утопающий в вечернем тумане горный хребет.
Андрес был симпатичным парнем, но разговаривать Марии не хотелось. Все мысли были заняты короной и той тайной, которую она хранила в себе.
Девушка открыла портфель и достала фотографию короны большого разрешения. Изображение было четким. Все детали, узоры, орнаменты и надписи были хорошо видны.
Когда-то она была золотой, и если это правда, то что произошло с благородным металлом, раз он поменял свои свойства? Вот задача, которую ей надо было решить. «Миссия невыполнимая, — так сказал профессор в день ее отлёта и добавил: — но если вы сможете приоткрыть тайну короны, у нас на одну загадку станет меньше».
Мария задумалась: как такое могло произойти, что золото стало железом?
— Колдовство.
— Что колдовство? — вздрогнула Мария, ошарашенная неожиданным ответом пилота. Девушка невольно напряглась и подумала: «Он что, читает мысли? Очень подозрительный тип». — Мария покосилась на летчика и захлопнула саквояж.
— Такое бывает, особенно на высоте. Шум мотора, тряска, гул — всё это накладывает отпечаток на психику. Порой тебе кажется, что ты говоришь сам с собой, а выясняется, что всё, о чем ты думал, ты сказал вслух… И все всё слышали.
— Я что, разговаривала? — Мария наклонилась к пилоту, крича ему в ухо.
— Да. Вы говорили что-то про миссию, которая невыполнима, а потом сказали, что золото превратилось в железо. Я подумал, это вы бредите от недостатка кислорода. Но если это произошло и золото на самом деле стало железом, то без волшебства тут не обошлось.
— Вы верите в духов?
— Я — да, то есть нет… Я верю в Бога, Он Творец всему, — пилот замолчал, но видно, ему стало стыдно, и он добавил: — В духов — ну совсем немножко.
Мария улыбнулась.
— Все верят немножко, а как приспичит, так сразу бегут в церковь.
Андрес решил сменить тему и кивнул головой в сторону саквояжа.
— Я заметил надпись, что там написано на короне?
— Оро, мучо оро[10].
— Девиз конкистадоров, — молодой человек хмыкнул и качнул штурвал, выравнивая машину, попавшую в одну из воздушных ям.
— Я бы сказала — навязчивая идея.
— Эту фразу я знаю с детства. Все мальчишки нашего поселка бредили золотом Эльдорадо[11], и мы частенько отправлялись на поиски сокровищ. Хвала Господу, что никто не погиб и никого не сожрала анаконда. — Пилот перекрестился и добавил: — Я вырос в этих местах. Портейрас знаете? Не тот, что на востоке — большой и пыльный. А маленький, — Андрес большим пальцем показал себе за спину, — он там, возле большой реки.
Мария кивнула.
Она знала этот маленький городок на реке Тауйни, одном из северных притоков Амазонки. Как знала почти все деревни, поселки и фактории на север от великой реки. В одних была проездом, в других — как этнограф-исследователь, в-третьих — в роли миссионера. Где-то делала пересадку, где-то записывала мифы, легенды, обычаи, а куда-то летала от Красного Креста с продуктами и медикаментами. Если бы её разбудили ночью и сказали: «Нарисуй карту северной части Бразилии», — она нарисовала бы её с закрытыми глазами.
Чем дольше они летели, тем ближе становилась горная цепь, укутанная густыми облаками. Через некоторое время вдали блеснула гладь озера, и Мария увидела две стоящие рядом скалы, по форме напоминающие человеческие фигуры. Та, что покрупней, была похожа на воина, всматривающегося вдаль, а та, что поменьше, — на хрупкую девушку, прильнувшую к своему возлюбленному.
Деревья вдруг разошлись, открыв расчищенный кусок леса.
Внизу проплыло кукурузное поле, на краю которого приютилась индейская деревня с единственным одноэтажным каменным зданием, служившим одновременно и школой, и продуктовым складом, и больницей. Часть леса была вырублена под полевой аэродром. Самолет сделал круг и, пройдя над деревней, пошел на посадку.
Мария прикрыла глаза, ногти впились в кожу портфеля, а губы зашептали молитву: «Господи, сыне Божий, спаси и сохрани!».
Так и произошло.
Шасси коснулись земли, машина дрогнула и побежала по свежескошенной стерне, подпрыгивая на мелких неровностях. Промчавшись почти сто пятьдесят метров в облаке непроницаемой красной пыли, небесный путешественник замер возле кромки леса.
Гул двигателя постепенно перешел в неровное дребезжание, потом в тарахтение и постепенно затих. Только винт, крутящийся по инерции, продолжал со свистом рассекать воздух. После трех часов полета наконец-то наступила звенящая тишина.
Девушка выбралась из кабины, радуясь твердой земле под ногами. Шум в голове исчез, и его место заняли звуки джунглей: стрекотание цикад, крики обезьян и щебет птиц, которых в большом городе можно услышать разве что глубокой ночью или в зоопарке.
На крыльцо бывшей миссии[12] вышел пожилой индеец, одетый в яркую пеструю рубашку, темные шорты и выгоревшую на солнце соломенную шляпу. Старик был близорук. Не спеша нацепил на нос очки, приставил ладонь ко лбу и стал рассматривать прибывших…
Пыль стала оседать, и старый вождь разглядел пилота, который всё время нырял в чрево железной птицы, вытаскивая оттуда большие и маленькие коробки. Рядом с самолетом стояла девушка, вскрывала прибывший груз, и раздавала индейцам медикаменты и провизию. В силу плохого зрения её лица старик не мог разглядеть, но по фигуре догадался, кто пожаловал к ним в гости.
За спиной вождя в дверном проеме возникла суета, шум, гам и появились любопытные индейские мордашки. Не дожидаясь разрешения, пять мальчиков и столько же девочек с радостным криком «Мария!» кинулись к девушке…
Огненно-красное солнце медленно опускалось за деревья, в тени которых уже бродили сумерки. На поляне весело трещал костер, вокруг которого полукругом сидели несколько взрослых индейцев, детей и прилетевшая к ним этнограф Мария.
Запах дыма, печёного маниока[13] и жареных ясан (водяных курочек) плыл над деревней, настраивая на романтический лад. Марии казалось, что она окунулась в девятнадцатый век. Треск костра, полуобнаженные индейцы, не выпускающие из рук сарбаканы[14], и старый вождь, который представлялся ей в роли шамана, вещающего о былых днях. На коленях у девушки лежала раскрытая тетрадь, в которую она записывала всевозможные истории.
— Сеньор[15], - Мария посмотрела на старого вождя, — расскажите нам про Священное озеро.
— Расскажи, расскажи, — тут же загалдела детвора, пугая притихший лес.
— Ладно. — Старик подбросил веток в костер, подумал, глядя на звезды, и начал свой рассказ. — Это было давно, больше ста лет назад. В те дни наш народ был свободным, и всё вокруг — и горы, и леса, и то, что в небе, и в реках — всё принадлежало нам. Каждая деревня, каждое племя имели свои земли, где мужчины охотились, а женщины выращивали кукурузу. Мы ходили голые, а оружием нам служили луки и копья. Мы не знали ружей, не знали обуви и шляп, но мы были счастливы, потому что в реках в изобилии водилась рыба, в лесах — дичь, а в небе всегда парили птицы. Все племена жили в мире и согласии до тех пор, пока в наш мир не пришли белые люди, искавшие золотой город. А с ними к нам пришла кровь, болезни и предательство. Среди нас нашлись такие, которые за горсть медных пуговиц рассказали пришельцам про Священное озеро. И началась война. Жестокая и беспощадная. — Вождь умышленно сделал паузу, интригуя и завораживая слушателей. Помолчал немного для солидности и продолжил. — В тот год, когда родился Маракуда, войны и болезни, завезенные белыми людьми, унесли сотни жизней. Деревни опустели, а те, кто выжил, ушли подальше в джунгли.
— Дедушка, а кто такой Маракуда? — девочка лет шести, сидящая рядом с Марией, тронула старика за руку. — Ты никогда не рассказывал нам про него.
Старый вождь поправил шляпу и, покачав головой, ласково сказал:
— Ооо, это был великий воин…
Часть 1. Маракуда
Мальчик с ягуаром
На берегу сидел индейский мальчик.
Он сидел на корточках, созерцая темную, спокойную гладь реки. Рядом с ним на песке, уткнувшись мордой в передние лапы, лежал молодой ягуар. Зверь то ли спал, то ли прикидывался, но как только щелкала ветка или у берега раздавался плеск играющей рыбы, его уши дергались, ловя посторонний звук, а хвост вытягивался и чуть приподнимался над землей. Мальчика звали Маракуда, а его друга — Онка (Молодой Ягуар).
Они кого-то ждали.
Маракуда, из племени вай-вай[16], был не совсем обычный мальчик. О том, что он потомок светлокожих муисков[17] — королей Америки, он не знал, зато всегда, с того самого времени, как разум вошел к нему в голову, он осознавал свое предназначение. «Не может охотник, познавший язык братьев своих меньших, охотится на них, так же, как и лесоруб, не может срубить дерево, когда слышит стук его сердца», — так говорил старикам Маракуда. Они же в ответ только качали головами, удивляясь его мудрости.