водах, священного озера, но только после того, как дедушка совершит обряд подношения.
Девочка задумалась и не заметила, как из дверного проема стали выходить мужчины. Первым вышел её отец. Каракара пристально посмотрел на дочь и, ничего не сказав, прошел мимо, сохраняя на лице невозмутимость, свойственную вождю. Только плотно сжатые губы выдавали в нём некоторое волнение и тревогу. Сняв с пояса колотушку, он со всего размаху ударил в огромный бубен, висящий у входа.
«Буммм…» — покатилось по деревне.
— Скажи, отец, это война? — Пват подошла к нему и остановила занесенную для очередного удара руку.
— Да! — всего одно слово вырвалось из его уст. Рука описала полукруг, колотушка со всего размаха вмяла оленью кожу, бубен дрогнул, издав протяжно: «Буммм…»
«Буммм…» — откликнулись горы, «Буммм…» — подхватили джунгли и понесли звуки барабана вниз — в долину, где уже орудовали люди Гонсалеса.
Последним из хижины вышел Вайяма, вытирая рукой потный лоб. Пват сделала шаг в сторону и быстро исчезала в зарослях, с трех сторон окружающих деревню. С четвертой стороны к домам, вплотную подходило поле, засеянное кукурузой. Вайяма потоптался немного и пошел по тропинке к крайней хижине, чтобы попить и подкрепиться. Ему нужны были силы: через полчаса Каракара назначил сбор воинов и выступление в поход.
Только мальчик сел, как из кустов появилась Пват. В руке она держала стрелу, на конце которой висел черный кусочек неизвестной структуры и консистенции. Девочка сделала шаг — и стрела уперлась Вайяме прямо в шею.
— Сидеть.
— Сижу.
— Ты должен мне кое-что рассказать.
— Я ничего не буду тебе говорить. Ты женщина, а я мужчина, и твой удел — чистить горшки и нянчить детей.
— А твой удел — меньше болтать языком. Это в твоих же интересах. Видишь на конце стрелы смолу? Как ты думаешь, Черепаха, что это за смола?
— Я-я-я… Я не знаю.
— Даю подсказку. Это яд ку…
— Ку… ку…
— Кура… — Пват явно доставляло удовольствие мучить мальчика.
— Кура… кура… куры… — Вайяму начала бить мелкая дрожь, он всхлипнул и в ужасе произнес: — Яд курицы?
— Дурак! Ку-ра-ре[87]. Да не дрожи ты так, а то уколю.
— Не надо, я всё скажу!
— Вот это другое дело. Меня интересуют две вещи: что случилось в долине и где Маракуда?
— К нам прибежали фишкалиены. Их деревня в двух днях пути от нашей, ниже по течению реки. Они сказали, что идут белые люди, которые убивают всех на своем пути. У них большой плавучий дом, и они держат путь к озеру. Каутемок собрал военный совет, и меня послали к вам.
— С озером всё понятно. А где Маракуда?
— Не знаю, но он пропал вместе со своим братом. Хотя Мава исчез чуть позже.
— С этого места поподробней.
— Мы с Арой слушали Маву, который рассказывал, как он бился с мохнатым чудовищем.
— С кем?
— С пауком, который живет у них в хижине.
— Томми?
— Что?
— Продолжай, говорю.
— В это время Маракуда проскользнул мимо нас и исчез в зарослях, а Мава предложил проследить за ним.
— А вы?
— А мы отказались, — Вайяма опустил голову. — Отец говорил, что Маракуда — колдун и может превращаться в деревья, птиц и кайманов.
— И ты не знаешь, куда он пошел?
— Перед тем как послать меня к вам, Каутемок сказал, что Маракуда пошел к Священному озеру, и если я встречу его по дороге, то должен забрать и привести сюда.
— Ты свободен, гонец, — Пват отвела стрелу в сторону.
Вайяма тут же исчез из её поля зрения. Пват понюхала кончик стрелы и поморщилась.
— Фу! Неужели нельзя отличить какашку от запаха кураре? Ну и мужики пошли! — Она решительно отбросила стрелу и быстрым шагом пошла через деревню по направлению к вершине холма. Пока шла мимо хижин, сохраняла присущую дочери вождя степенность и неторопливость. Но как только джунгли сомкнулись за ее спиной, вся чопорность вмиг улетучилась. Пват ускорила шаг, постепенно переходя на бег и всё время набирая скорость. Наконец, сорвавшись, понеслась, словно пятнистая мазама[88], перелетая через выкорчеванные бурей пни и поваленные трухлявые деревья. Свист ветра в ушах и биение сердца в груди говорили ей о том, что она набрала максимальную скорость, и если ничто не помешает, то через полчаса она увидит Маракуду.
Вот что значит не слушать отца
Спуск прошел быстро.
Идти под гору гораздо легче, чем лезть на неё. Все, кроме Маракуды, попадали на прибрежный песок, наслаждаясь прекрасными видами. Оставив сумку на берегу, мальчик пошел к озеру: хотелось искупаться, но была и осторожность, навеянная предупреждением Каутемока.
— Ну и жара… — Маракуда смотрел на манящую кристально чистую воду. В голове крутились слова отца: «Озеро притягивает к себе. Нет страшнее искушения, чем окунуться в его воды, а войдя в них, ничего не трогай и не бери. Всё, что там лежит, — всё проклято. Озеро не прощает жадности». — Это точно, — мальчик вздохнул и почесал лоб. — Но я не жадный. Я ничего не буду брать, — убеждал он себя, входя по колено в воду.
Раскаленное от дневной жары тело почувствовало прохладу и потребовало от Маракуды немедленно окунуться. Он поднял вверх руки, задержал дыхание и, изогнувшись, прыгнул в озеро. Вода с плеском сомкнулась над ним. Мальчик поплыл под водой, разглядывая подводный мир. За ним потянулся след из перекрученной воды, и по мере того, как он опускался всё глубже и глубже, след таял, оставляя после себя серебристое мерцание.
Обнаженное тело цвета высветленной бронзы, петляя среди лилий, уходило на глубину. Извиваясь, словно рыба, Маракуда добрался, как он думал, до самого дна. Вокруг него всё было усеяно сокровищами. Они переливались в толще воды, мерцая и притягивая взор. И тут он услышал шепот: «Возьми золото — отдашь отцу, он купит новые стрелы и копья, они будут нужны твоему народу, чтобы защитить озеро. Возьми бусы — подаришь матери, она столько выстрадала из-за тебя, когда ты болел в прошлом году. Возьми браслет — подаришь своей девушке, которая уже бежит к тебе».
Маракуда протянул руку и взял браслет…
Онка и Мартин лежали на песке и смотрели на воздушные пузыри, блуждающие по озеру. Томми выбрался из коробки и, усевшись рядом с новыми друзьями, попытался сфокусировать взгляд. После нескольких часов болтанки, да еще проведенных в полной темноте, у него это никак не получалось, зато он услышал некое клокотание.
Это кипело озеро: оно бурлило, закручиваясь и образуя водоворот, который уходил вглубь. Хвост водоворота захватил Маракуду и потащил к краю обрыва, уходящего в сплошную темноту. Темнота закачалась на уровне глаз, скрывая от мальчика свои тайны. Это была пропасть, каньон, разлом, ущелье — называйте, как хотите, но оно было невероятной глубины. Оттуда тянуло холодом и смертью. Маракуда не знал страха, к тому же, он был сыном Каутемока и Ваугашин, которая, как поговаривали в деревне, была из рода муисков — древнего народа, правившего когда-то всей Америкой. Мальчик боролся изо всех сил, но ему не хватало воздуха, и перед глазами засверкали красные круги.
И тут он увидел его…
На троне, покрытом тиной и илом, в зарослях подводных растений, облепленный ракушками, восседал Макунайма — скелет в короне из чистого золота. Скелет протянул к сыну вождя длинные костистые руки: «Ты взял то, что не принадлежит тебе. Ты нарушил завет предков. Ты будешь с нами. Ты будешь один из нас».
Рука схватила его за волосы и дернула так, что Маракуде показалось, будто ему оторвали голову, она слетела с плеч и плывет рядом. Мальчик открыл рот — и воздух разом вышел из легких, уступая место хлынувшей туда воде.
Первое видение Маракуды
…Маракуда шел через сгоревшую деревню, вглядываясь в изуродованные и обезображенные лица своих сородичей. Они лежали везде: в домах, под навесами, возле домов и даже в джунглях. От сгоревших домов тянуло дымом и смрадом. Протяжно выл ветер, исполняя заунывную траурную песнь. Под ногами, словно пух, стелился мягкий, еще не остывший пепел пожарища. Где-то лаяла собака, а где — мальчик не мог понять.
Всё вокруг было каким-то серым, нереальным, мистическим.
Он увидел её еще издалека. Ваугашин с распущенными волосами сидела на земле рядом с телом своего мужа. Отец лежал на спине, закрыв глаза. На груди у него было пять отверстий, покрытых засохшей темно-коричневой корочкой. Правая рука всё еще сжимала боевую палицу, к которой прилипли окровавленные рыжие волосы. Маракуда подошел и сел рядом с матерью.
— Мама!
— В тот вечер он принес тебе символ война, — Ваугашин достала орлиное перо, нежно разгладила и положила его на колено.
— Отец знал, что на деревню нападут, и поэтому разрешил мне уйти к озеру?
— Он всегда любил тебя.
— Я тоже… — по щекам поползли слезы, и Маракуда всхлипнул.
Мать обняла его за плечи.
— Не плачь!
— Я не плачу.
— Перед смертью он просил сказать тебе, что верит в тебя и что только ты можешь спасти нашу землю. А теперь иди.
— Куда?
— На озеро, там будет решаться судьба нашего народа.
— А ты?
— А я буду молиться за тебя. — Ее голова качнулась и безвольно повисла. По волосам скатилась капелька крови и упала на белое орлиное перо.
Пват рассказывает Маракуде про белых людей
Тело вздрогнуло, изогнулась, и мальчик изверг из себя фонтан воды. Маракуда открыл глаза, и первое, что он увидел, — это склоненное над ним лицо Пват.
— Где я?
— На берегу возле озера, и всё уже позади, — девочка откинула прядь шелковистых волос.
— Пват, как ты здесь оказалась?
— Мне подсказало сердце! А если быть до конца откровенной, то я пытала Вайяму, и он мне сказал, что ты пошел к озеру.
— Вайяма? Откуда он знает про тыкву?
— Какую тыкву? Вареную, жареную или печеную?