Пват и Маракуда поднялись по лестнице и вышли на площадку. Кикрикури стоял спиной к ним с поднятыми к небу руками. Пват крадучись подошла к дедушке, поставила возле его ног сосуд с углями и так же тихо вернулась к Маракуде.
— О великий Камушини! — взывал хранитель. Широкие рукава жреческого плаща сползли до локтей, обнажив тонкие высохшие руки, покрытые сеткой вен.
В небе громыхнуло.
Ветер рванул одежды жреца и метнулся к углям, раздувая пламя. — Я слышу плач детей, стоны матерей, вижу кровь, текущую по моей земле. Чем прогневали мы тебя, что посылаешь нам испытания? — Кикрикури неторопливо развязал мешочек, взял горсть порошка и кинул в огонь. Зеленоватое языки взметнулось, поднявшись выше человеческого роста. Старик скрестил руки на груди и склонил голову. — Я знаю, что небо безмолвно и природа следует своим скрытым путем без слов, но я верю, что, когда я попрошу искренне, небо откликнется и ответит мне.
Солнце исчезло за набежавшими тучами.
В наступающей темноте далеко за горами сверкнула молния. В джунглях согнулись и загудели деревья, а над лесом взметнулись стаи птиц. Свист и вой ветра усилились, по озеру пошла рябь, нагоняя волны. На той стороне, в лагере охотников за сокровищами, словно по мановению волшебной палочки, одновременно погасли все костры. Вслед за этим раздались вопли ужаса и беспорядочная стрельба.
Мощный порыв ветра, который запросто мог сбросить человека в озеро, метнулся к Кикрикури и ударил его в грудь. Жрец стоял словно каменная скала. Его седые волосы развевались на ветру, на лице играла улыбка, а в глазах появился блеск — странный блеск с бирюзовым оттенком.
— Я знал, что ты услышишь меня и придешь!
Темнота над горами заклубилась, превращаясь в человеческое лицо.
— Что тебе надо, старик?
— Ответы на мои вопросы.
— Спрашивай — и услышишь.
— Ты можешь видеть то, чего не вижу я. Ты можешь знать то, чего я не знаю. Ты можешь чувствовать то, чего я не чувствую. Открой перед нами истину и покажи, что нас ждет!
— Смотри и внемли.
Сотни молний над горизонтом раскрыли перед ним картину погибающего мира. Посреди озера вдруг появился огнедышащий вулкан. Потоки лавы, выпаривая воду, заполнили чашу озера раскаленным металлом и потекли вниз, в долину, сжигая всё на своем пути. За потоками лавы из недр земли поднялись огненные демоны, взмахнули крыльями, с которых капал огонь, и с истошным криком ринулись во все стороны. Там, где они пролетали, вспыхивали пожары и пробуждались вулканы.
Небо было затянуто желтоватой гарью, перемешанной с падающим пеплом.
— Всё пришло в движение, и ничего не изменить. — Лицо, сотканное из воздуха, висело над городом, разговаривая со жрецом. — Пришельцы осушат озеро и откроют врата в преисподнюю. Выйдет огненный демон, который поглотит твой мир. Останови их — и жизнь вернется в твой сад, а я напою его влагой и жизненной силой.
— Спасибо тебе, Всевышний, что открыл мне глаза. — Кикрикури еще раз вознес руки к небу, и рукава снова соскользнули до самых локтей. — Прошу тебя только об одном: не оставляй нас в беде нашей.
— Никто не спасет вас, кроме вас самих. Мальчик пришел с юга, а девочка с севера, злой рок разъединит их, но они соединятся в одно начало и исполнят пророчество. Не противься и всё, что увидишь, прими как должное. Пустота — это конец; пустота — это начало. Кто-то должен принести жертву. Он последний в роду Ягуара, а значит, последний король муисков, а она его жена. Их путь лежит по одной тропе, рука об руку и в одном направлении. Его сила велика, и он может разбудить горы. Но капля крови, упавшая на алтарь, превратит его в камень. Это проклятие их рода.
Лицо исчезло, резкий порыв ветра задул ритуальный светильник, пламя потухло, и только тоненькая струйка дыма кружилась вокруг всё ещё мерцающих углей.
— «Мальчик пришел с юга, а девочка с севера… Они исполнят пророчество… Кто-то должен принести жертву…» — улыбка еще блуждала на его лице. Наконец до него дошел смысл этой фразы. — Только не они! — зашептали губы, а глаза лихорадочно стали шарить над горами в надежде увидеть в небе лицо. — Нееееееет! — крикнул старик, падая между двумя каменными ягуарами.
Пват и Маракуда кинулись к Кикрикури, но он уже покинул этот мир. Его путь теперь лежал в царство теней — туда, где его давно ждали, но по каким-то причинам боги откладывали путешествие. И вот сегодня это произошло.
Великое пророчество начало свой путь.
Кикрикури узнал, а дети услышали. Последний жрец муисков освободился от жизненных обязанностей и суеты, а им только предстоял выбор: убежать и спасти свои жизни или вступить в неравную битву и погибнуть.
О чем думал Макунайма
Разум людей был неподвластен Макунайме.
Не мог он проникнуть в глубины человеческой памяти, не мог предвидеть, предсказывать, предопределять: это удел Творца. Великий превратитель мог только ждать. Все его чувства: слух, зрение, обоняние, осязание ограничивались озером, и всё, что находилось за водной гладью, оставалось вне компетенции подводного короля.
С того дня, как Макунайма услышал гул людских голосов, количество утопленников достигло пятидесяти человек, но ему от этого не стало легче. Он не мог видеть, что творится вокруг озера, но чувствовал, как поднимается и опускается уровень воды, и от этого зависела его сила. Великий превратитель слышал, как рабочие вбивают сваи, навешивают сколоченные щиты, а пустоты засыпают камнями и песком. Повелитель знал: Медовая река перестала уносить лишнюю воду, — но не мог понять, зачем это людям.
Сначала он думал, они пришли за золотом, но потом… они перестали его брать. Испугались? Тогда почему не уходят? Значит, что-то задумали. А вот что?
Сходил бы посмотрел, но увы…
Не мог король встать со своего трона до тех пор, пока рука человека не коснется короны. Только тогда он обретет свободу. Взявший корону займет его место. Трон не должен пустовать — так гласит приговор. Но кто из смертных пожелает сделать это? Только безумец.
Противный скрежещущий звук бура проник в подводную толщу, превращая существование Макунаймы в сплошное страдание. Уже третий день не было ни одного ныряльщика, и в лапы водоворота не попало ни одного пловца.
Глазницы потухли, и подводный король затянул заунывную песню, от которой по воде побежала рябь, закрутились водовороты, разгоняя волны. Потоки воды набегали на строящуюся плотину, перекатывались через неё и падали на дно глубокого оврага. Такого раньше не было. По воплям людей Макунайма понял: им не нравятся его проделки.
Полученное знание не внесло ясности, и Макунайма пришел к выводу, что ему нужен мальчик — тот самый, с бирюзовыми глазами, потомок Драго — великого короля муисков. Зачем? Да чтобы поговорить.
Неизвестность тяготила Макунайму больше, чем заточение.
Маракуда и Пват готовят восстание
Было утро дня, следующего за днем, когда умер старый Кикрикури.
Маракуда лежал недалеко от плотины, наблюдая как угасает Медовая река. В глазах стояли слезы, на душе лежал камень.
Некогда узкая протока с кристально чистой водой, заросшая буйным тропическим лесом, сейчас представляла собой ужасное зрелище. Вдоль раскопанных, изуродованных берегов копошился настоящий человеческий муравейник. Он был огромен. На дне котлована трудились сотни людей — копали, долбили, рубили, взрывали. Здесь же урчали насосы, откачивая воду, тарахтели паровые бульдозеры, расчищая дно. На много миль вниз по реке тянулись лысые, вырубленные берега. Песчаные откосы были срыты, узкие места расширены, повороты сглажены.
Маракуда вздохнул и перевел взгляд на вереницу пленных индейцев, носивших валуны. Камни вырубали из кремневой чаши, в которой покоилось озеро. Не будет чаши — не будет озера. Таков закон природы, и такова воля богов.
Подползла Пват и легла рядом.
— Всё готово. Совет собрался, и тебя ждут. — Её глаза заскользили по спинам и лицам индейцев в поисках отца. Он был где-то там. Она это чувствовала.
— Надо предупредить пленных, чтобы они поддержали нас.
— Я пойду к ним.
— Нет.
— Не «нет», а «да», — у Пват было несколько причин идти самой. Первая — она очень хотела увидеть отца, а вторая — Маракуда. Как говорил Каракара, отряд без вождя не отряд, а стадо глупых ленивцев. — Ты должен возглавить армию и повести её в бой. Это наш единственный шанс.
— Это опасно, тебя могут поймать.
— Я буду осторожна.
— Я не могу тебя отпустить одну, — Маракуда достал из коробки паучка. — Он присмотрит за тобой. Ведь так, Томми?
— Без проблем, — паучок потер лапки, в предвкушении большого и важного дела.
Пват подставила руку и пушистый восьминог деловито переполз к ней на ладонь.
— Он такой маленький! — Пват погладила паучка по спинке.
— Хоть я и маленький, но весьма ядовитый и могу постоять не только за себя, но и за тебя, крошка.
— Смешной какой!
— Будь осторожна, — Маракуда обнял Пват за плечи. — Скажи братьям: атакуем лагерь сегодня на закате. Ударим по пришельцам с двух сторон.
— Не бойся. Всё будет хорошо! — Она поцеловала его в щеку, прошептала на прощание: — Я люблю тебя, — и ящерицей юркнула в сторону импровизированной каменоломни, где трудились почти триста индейцев, плененных в десяти сожженных деревнях.
— И я тебя… — мальчик зачем-то помахал ей рукой. Затем отполз в сторону, встал с земли, поднял копье и побежал на поляну, где собрался Большой Совет джунглей.
Что случилось с Каракарой и как он попал в плен
Каракара замахнулся, хотел ударить по скале, но кирка выскользнула из рук.
Боль, словно нож, прошла через всё тело. Вождь побледнел. Прижав руку к груди, навалился на скальный уступ, думая об одном: как бы не упасть. Под грязной, окровавленной тряпкой, обмотанной вокруг груди, зияла ужасная огнестрельная рана.
Силы таяли.