Интереса к книге, валяющейся на земле у мешков, старалась не показывать. Знала, что такие демоны, как этот, да еще и напитанные энергией ведьмы, могут какое-то время оставаться на погосте, наблюдать за вызывавшим.
Определить, есть демон или нет, я не могла. Это был мой первый вызов, так что сравнивать было не с чем. Не спеша, надела платье и первым делом зачистила место проведения ритуала. Так, чтобы ни магического, ни физического следа не осталось. Ведьм в Мархарате не жаловали. Не убивали, конечно, как это было во времена инквизиции на Земле, но и привилегиями не баловали.
Еще в те времена, когда ведьмы могли полностью пользоваться своей силой, их побаивались и старались не обижать. Но потом, когда баланс сил изменился в сторону магов, женщин начали гнобить, их права урезать, и свои позиции они отстаивали только благодаря ковенам, этаким магическим гильдиям.
А вот ведьм одиночек не любили все: маги, ковены, люди. Сначала их старались завербовать в ведьминские братства, а если одиночка отказывалась, на нее объявлялась охота. Ведьмы травили своих по неизвестным мне причинам, маги старались уничтожить любую конкуренцию, а люди, скорее всего, боялись рядом с собой магического соседства. В общем, чтобы жить более-менее спокойно, я скрывала от соседей свои способности, прикидываясь обычной женщиной.
Закончив с алтарем, спрятала пожитки в сумку и подошла к мешкам. Только после этого опустила взгляд на гримуар. Главная книга ведьм и чернокнижников. Конечно, гримуар существовал ни в одном экземпляре, и каждая ведьма дописывала фамильную книгу, вкладывая в талмуд листы для записей. Заполучить гримуар чужой ведьмы было невозможно. Да ведьмы и не пытались этого сделать. Знали, что чтобы прочитать чужую книгу, нужно будет как минимум выучить родовой шифр, а потом получить разрешение, чтобы его прочитать. Поэтому старались беречь свои книги, и вести их как можно подробнее.
Книга, которая лежала у моих ног, принадлежала моей бабуленьке. А до этого, как я теперь догадывалась, ее бабушке. Или прабабушке. Мама, насколько я помню, такими вещами никогда не занималась.
Я подняла с земли книгу, кончики пальцев обжег знакомый с детства переплет. Первым делом, захотелось открыть книгу и посмотреть, что она от меня прячет. Но вместо этого небрежно засунула гримуар в сумку и обошла мешки.
— И как ты их потащишь?
Хранитель наконец-то перестал прятаться и подошел ближе.
— Я тебе не помощник. Мне за ворота погоста нельзя. Да и стары́ я.
— Не переживай. Не первый раз замужем.
— Так ты ведьма еще и с мужиком?! Как он тебя, Сатану такую, из дома выпускает?! Совсем бабы стыд потеряли!
В ответ на возмущения хранителя я только рассмеялась и прикрепила съемные колеса к деревянной платформе, которая несколько минут назад выполняла функцию алтаря, прикрепила веревки и широкий пояс.
Не без труда погрузила на платформу мешки и ящики, затянула всю эту красоту кожаными ремнями и закрепила на талии пояс, аки лошадь. Лошадей, к слову, одиноким женщинам в этом странном мире держать запрещалось. Даже самая хилая кобыла считалась боевым оружием мужчины, и баба осквернять эту ценность не имела права. Поэтому в качестве тягловой силы приходилось использовать корову. Обычную такую, черно-белую корову. Вот только заводить ее на погост я опасалась, поэтому до места стоянки пришлось тянуть скарб на себе.
Глава 2. Крики
Зорька ждала меня в ста метрах от погоста. Моя тягловая красавица нервно жевала траву и неодобрительно посматривала в сторону кладбища, будто знала, чем я там занималась. А может, и знала. В этом мире все могло быть.
Я подтащила импровизированную тележку к настоящей телеге, сняла с талии пояс и посмотрела на небо. Нужна была минутка на отдых. Сердце бешено колотилось, то ли от волнения, то ли от усталости. Нужно было спешить. До деревни оставалось два часа ходу. Сначала нужно было вернуться на «большую дорогу», чтобы если кто увидит, подумал, что я возвращаюсь из города. Но лучше было вернуться до рассвета, пока все спят.
В городе, к слову, я тоже побыла, для алиби. Заодно купила горшков, бутылок и прочей утвари для своего маленького бизнеса. Вот уж никогда не думала, что придется строить настоящий бизнес в средневековье.
— Мууу! — Возмутилась Зорька моей нерасторопности.
И была права, подгоняя мою ленивую задницу. Я задумчиво посмотрела на погост. Чаргавага видно не было. Видимо, вернулся отдыхать в свою могилу. Или пошел делать кладбищенский обход. Хотя, что там уже обхаживать? Тела усопших давно истлели и ушли на Серые Равнины, как выражалась когда-то моя бабуленька. Кладбище было полностью пустым. Хоть ты там дохлого кота захорони.
Оторвав взгляд от покосившейся ограды, отмахнулась от ненужной жалости к трупу и посмотрела на масштаб работы. На погрузку мешков с помощью веревок, самодельного трапа на телеге и «такой-то матери» ушло минут тридцать. И еще минут двадцать мы плелись по кустам, к главной дороге. Зорька терпеливо тащила телегу, я пыталась следить за дорогой и не думать о том, что недавно случилось на погосте.
Губы до сих пор жег поцелуй демона, а кожа под платьем, казалось, еще горела от дьявольского прикосновения.
— Хорош был, зараза! — Сказала сама себе и почувствовала, как по телу разлилось возбуждение и желание вернуться на погост.
Конечно, будучи разумной женщиной, никуда возвращаться я не собиралась. Но от этого легче не становилось. Прожив три года в Мархарате, я совсем истосковалась по нормальной «мужской ласке», как здесь выражались.
Смотреть на мужчин этого мира без брезгливо сжатых губ было сложно. Даже самые завидные деревенские экземпляры вызывали во мне желание взойти на костер святой инквизиции, лишь бы только избежать близкого контакта с этими особями.
Самым завидным женихом в деревне считался Славко́, сын кузнеца, ну и его подмастерье по совместительству. Парень, к слову, даже симпатичный: широкоплечий, кудрявый, высокий и сильный. А черный защитный фартук так вообще мог бы его сделать звездой порноиндустрии, если бы он рта лишний раз не открывал.
Кажется, местные духи весь свой талант вложили во внешность этого экземпляра, а вот про интеллектуальную составляющую забыли. Вообще, мозг ему был дан только для того, чтобы он не забывал снимать штаны, когда ходит по нужде. И то, не всегда справлялся со своими функциями. Хотя курение дурмана еще никому не шло на пользу.
Вторым претендентом на девичьи сердца всея села был местный батюшка. И вроде в рясе чистой ходил, и речи умные толкать умел. Но было в этом субъекте что-то до ужаса лицемерное. Ни один черт так не заливает, как этот щуплый мужичок. Но, от него хотя бы не воняло.
В общем, на своей сексуальной жизни в этом мире я поставила крест еще год назад. Конечно, была у меня надежда попытать счастье где-то в городе, в центре страны, поближе к княжеским стенам, но там дела обстояли еще хуже. Бань в квартирах не было, а концепцию ежедневной гигиены еще не придумали. Вот и приходилось сексуальное желание сублимировать и превращать в звенящие монеты.
Зорька наконец-то вышла на широкую дорогу и остановилась. Я спрыгнула на землю, чтобы убрать с колес налипший грунт и лишнюю траву. К счастью, дождей давно не было, и вся работа заняла не больше двух минут. Снова забралась на телегу, накинула на плечи серый шерстяной платок и легонько шлепнула корову по заднице. Она снова начала двигаться, а мои мысли нет — нет, снова возвращались к поцелую с демоном.
Нужно было чем-то себя занять. Я хотела достать гримуар, но вовремя ударила себя по рукам. На дороге могли стоять полицейские посты. Я и так привлекала к себе много внимания рыжими волосами и неестественно молодым лицом. Не хватало еще и с гримуаром засветиться. Вязать во время полной луны тоже было нельзя. Местные считали, что в полнолуние вяжут только ведьмы, а благочестивые матроны в эти дни должны отложить клубки и крючки в сторону, чтобы не вплести в изделие «порчу». В общем, вязанием тоже отвлекаться было нельзя, приходилось сосредотачиваться на дороге.
Деревня показалась на горизонте ровно через час. Деревья расступились, и словно на картинке художника показались ряды аккуратных домиков с соломенными и черепичными крышами. Я почти выдохнула, когда Зорька въехала в деревню, поверив, что смогу добраться до дома незамеченной. Местные собаки нашу телегу знали хорошо, поэтому шум не поднимали, петухи еще не проснулись, и только где-то далеко в лесу слышался волчий вой, к которому я до сих пор не привыкла.
Мой домик находился на самом краю деревни. На отшибе, можно сказать. Когда-то в нем жила женщина, с дурной репутацией. Чем она так не угодила местным, я тогда не знала, но заселяться в ее дом никто не хотел. Даже за двором следить отказывались. За несколько лет после смерти хозяйки он зарос густым бурьяном, яблони одичали, перестали приносить нормальный урожай, забор покосился. Только стены и кровля каким-то чудом остались в нормальном состоянии.
Дом был проблемным пятном на репутации деревни, вот староста и решил спихнуть эту проблему на плечи беззащитной женщины.
— Вот тебе изба, а далей сама! — Как сейчас помню слова этого седого мужлана.
Тогда староста показался мне неотесанным стариком, но теперь то я знаю, что на момент нашей встречи ему только исполнилось сорок. А жене его было чуть за тридцать.
— Мы тута тебе не челядь, горшки носить! — Это уже были слова жены. — Крыша ёсть, да́ле сама. Мы чё магли́, памагли́! — Это уже сказала жена старосты, когда я с ужасом осматривала свое новое жилье.
После просторной трешки со всеми удобствами изба казалась мне непосильной ношей. Будущие односельчане на заселение заброшенного дома смотрели по-разному. Кто-то с ехидством, предвкушая новые сплетни, кто-то с откровенным сочувствием. Я к этому отнеслась с обреченным оптимизмом. Отказываться от халявной недвижимости было в моей ситуации глупо.
Сейчас, спустя три года, изба уже не была похожа на заброшенный сарай. Бурьян вырвала, деревья обрезала, забор заменила. За домом разбила нехитрый огородик, чтобы было чем кормиться первое время, пе