Сумерки сгустились. Весь день шел дождь, и флибустьер шлепал по лужам застоявшейся грязи. То там, то сям он либо нечаянно задевал поросенка, развалившегося у порога, либо своей руганью пугал домашних птиц, и те начинали биться в темноте, громко хлопая крыльями.
Он не находил ничего привлекательного в этом городе, о котором слышал немало лестных отзывов. В тропиках случались проливные дожди, но в мгновение ока с первым же солнечным лучом все высыхало. Здесь же грязь застаивалась и отравляла воздух. Ему было также известно, что в городе с наступлением темноты на перекрестки, на мосты вылезали бродяги и грабили мирных буржуа.
Лефор крепко сжимал шпагу и старательно вглядывался в темноту. Но время было позднее, улица Сен-Дени – пустынна, даже слишком пустынна: флибустьеру немалых трудов стоило разобрать надписи на вывесках, развешанных на фасадах домов, низких и покосившихся.
Наконец он отыскал таверну «Лисий хвост» по длинному пучку шерсти, развевавшемуся по ветру у двери и освещаемому масляной лампой, которая мигала при малейшем дуновении ветра.
Лефор открыл дверь и уверенно шагнул внутрь.
Он очутился в низкой, мрачной комнате, где пахло жиром, жареным луком и чесноком. Должно быть, за день здесь перебывало много народу: пол сплошь в разводах застывшей грязи, нанесенной сапогами. Однако теперь в углу сидели только четверо посетителей. Лефор оглядел их и, верный привычке оценивать людей и вещи с первого взгляда, счел, что перед ним вполне симпатичный народец. Самому старшему из посетителей не больше сорока лет, как решил про себя Лефор. На всех четверых были темные, почти черные камзолы. На широких перевязях висели длинные шпаги. Обуты незнакомцы были в мягкие сапоги, как и у Лефора, забрызганные грязью, а на поясах болтались кошели. На спинках стульев были переброшены их широкие черные плащи, а на соседнем с ними столе лежали шляпы с огромными полями. Пили посетители из оловянных кружек. Более всего Лефору понравилось, что они переговариваются вполголоса. Он решил, что это, несомненно, люди благородные, раз держатся столь скромно.
Впрочем, долго их разглядывать Лефору не пришлось: трактирщик вышел ему навстречу и предупредил, что из еды остались всего-навсего жареные колбаски.
– Скорее тащите все сюда, а уж я знаю, что с этим делать! – вскричал флибустьер. – Лишь бы вино у вас было хорошее, хозяин: тогда мы непременно найдем общий язык.
Четверо посетителей мельком взглянули на Лефора. Тот поискал глазами стол, за которым он мог бы расположиться. Наконец выбрал массивный, тяжелый стол по своему вкусу и направился было туда, но спохватился и позвал хозяина.
– У меня здесь была назначена встреча с двумя монахами, – сказал он. – Вы их не видали?
Трактирщик отрицательно помотал головой. Он не видел никого, кто хоть отдаленно напоминал бы монаха, а тем более сразу двоих.
Флибустьер смиренно принял этот ответ и сел за стол. Он размышлял. Ему казалось, что отец Фовель и отец Фейе в любом случае должны подъезжать к Парижу; даже если они прибудут ночью или на рассвете, доминиканец еще может опередить шевалье.
По правде говоря, всегдашний оптимизм на сей раз изменял Лефору, и он был недоволен тем, как проявил себя в этом деле. Он жестоко себя упрекал, считая, что держался недостаточно ловко и хитро с форейтором, что упустил немало удобных возможностей задержать дилижанс и что, если его планы провалятся, виноват в этом окажется он один.
К счастью, дымящееся и ароматное блюдо с колбасками, которое перед Лефором поставил трактирщик, развеяло его мрачные мысли. Он взял одну и надкусил. Проглотив кусочек, он разломил хлеб, пожевал, запил все кружкой вина.
Лефор сейчас же повеселел и приободрился. С третьей колбаской и третьей кружкой вина к флибустьеру вернулась врожденная словоохотливость и шутливость. Жизнь снова показалась ему ясной и безмятежной. Он говорил себе, что ему, Лефору, непременно удастся переломить положение в самую критическую минуту, пусть даже ценой собственной жизни!
Четверо незнакомцев смотрели на великана, который ел с завидным аппетитом; и если бы флибустьер был не так занят едой, он, возможно, разглядел бы в их глазах голодный блеск.
Время от времени Лефор хлопал в ладоши и требовал еще вина. Трактирщик подбегал и охотно удовлетворял его желания.
Когда хозяин заметил, что на блюде осталась всего одна колбаска и что Лефор допивает десятую кружку вина, у него зародились сомнения в платежеспособности клиента.
– Прославленный дворянин, – с сокрушенным видом начал он, потирая от волнения руки, – прошу меня извинить за неслыханную дерзость… но такие уж сейчас тяжелые времена. В нашем деле мы нередко имеем дело с разными людьми без чести и совести, которые уходят, даже не показав монеты…
Ив прихлопнул ладонью по столу и весело вскричал:
– Довольно, трактирщик! Я понял с полуслова. Признайтесь откровенно: вы боитесь, что я не заплачу… Слово Лефора, вы останетесь мной довольны, обещаю!
– Я бы с удовольствием положился на ваше слово, прославленный дворянин. Ведь я вижу…
– Неужели вы сомневаетесь в моем обещании?
– Нет, конечно, прославленный дворянин, тем не менее… Задаток…
– Задаток?! – переспросил Ив. – Задаток?!
Он отвязал от пояса огромный пухлый кошель и бросил его на стол; на звон монет четверо посетителей так и вскинулись.
– Вот золото, – проговорил между тем Ив, – которого хватит на тысячу миллионов колбасок, которые я только что съел… Вы удовлетворены?
– Благородный господин! – сияя глазами, воскликнул хозяин с поклоном. – Такого никто никогда не видел в стенах моего бедного дома!
Трактирщик раскраснелся от проснувшейся в его душе жадности, звон золота лишил этого человека покоя.
Если бы Ив был не так занят разговором, возможно, он бы заметил, что четверо сотрапезников, сидевшие неподалеку, заинтересовались кошельком не меньше трактирщика. Они отворачивали воротники, чтобы лучше видеть, и вращали выпученными от изумления глазами.
Конечно, они никогда не видели столько золота в одном кошельке и в руках одного человека и не могли представить, чтобы владелец такого огромного состояния заявился в «Лисий хвост», этот паршивый притон, один из тысячи парижских вертепов на грязных узких улочках, перегораживаемых цепью в дни волнений и народного недовольства.
– Эй, хозяин! – воскликнул Ив, почувствовав прилив щедрости, с тех пор как хозяин заговорил с ним угодливо. – Пошарьте-ка в кладовой и постарайтесь найти, чем я мог бы достойно завершить ужин…
Только теперь он заметил направленные на него взгляды других посетителей. Однако они показались ему по-прежнему симпатичными. Он улыбнулся незнакомцам и обратился к трактирщику:
– Подайте вина и этим господам! В этом кошельке на всех денег хватит, лишь бы не говорили, что Ив Лефор приехал в Париж и не проявил своей вошедшей в поговорку щедрости!
Один из четырех посетителей встал и со своего места поклонился Иву:
– Сударь! У вас прекрасные манеры, мы с друзьями заметили это, как только вы сюда вошли. Сей чертов трактирщик – презренный негодяй! Я едва не проткнул его шпагой, услышав, что у него для вас припасены якобы только остатки жареных колбасок: мы же точно знаем, что у него в кладовой отличные жирные окорока!
– Ах, мошенник! – взвыл Лефор, обращаясь к хозяину заведения. – Несите живо сюда лучший окорок да подайте тарелки этим господам; они разделят со мной трапезу!
Ив потирал руки. Насколько неуютно он чувствовал себя по прибытии в Париж, настолько теперь ему было хорошо в обществе четверых сотрапезников, готовых есть за его столом и за его счет. Однако внутренний голос велел ему прицепить к поясу кошелек, до тех пор еще лежавший на столе. Незнакомцы поднялись из-за стола, но пока не решались перейти к Лефору, так как не верили в такую удачу, и неловко переминались с ноги на ногу.
– Подходите, подходите, черт возьми! – пригласил их Лефор. – Садитесь за этот стол, и пусть этот проклятый трактирщик принесет всем вина! Вот как принято угощать у нас на островах!.. Гостеприимство – священный долг каждого в тропиках!
– Меня зовут Салиньяк, – представился один из посетителей, приближаясь к Иву и приветствуя его взмахом шляпы, украшенной перьями. Это мои друзья: Гараби, Орлиак и Фультремон…
Трое представленных гостей тоже отвесили поклоны, а Салиньяк продолжал:
– Сразу видно, сударь, что вы умеете красиво жить. Видимо, острова, о которых вы говорите, находятся далеко отсюда?
– Дьявольщина! – вскричал Лефор. – Я вижу, вы понятия не имеете о тропиках, господа. Но если вы когда-нибудь туда попадете, то стоит вам произнести имя Ива Лефора, и вас встретят лучше, чем его величество, если, конечно, он оказался бы в Сент-Кристофере.
Четверо собеседников переглянулись удивленно и вместе с тем растерянно.
– Чем же вы занимаетесь на этих островах? – полюбопытствовал Фультремон.
– Я – флибустьер, – признался Ив.
– А что это за ремесло?
– Я веду судно с сотней готовых на всё агнцев с оружием в руках, с саблями в зубах; на ногах у них соль, которой посыпают палубу…
– Солью посыпают палубу? – изумился Орлиак. – А зачем на судне посыпать палубу солью?
– Когда течет кровь, – не моргнув глазом, пояснил Ив, – меньше рискуешь поскользнуться. Любой человек, который поскользнется во время абордажа, все равно что мертвец…
Салиньяк и Фультремон переглянулись с понимающей ухмылкой.
– Что же вы делаете с оружием в руках и с саблей в зубах? – усмехнулся Гараби.
– Поджидаю вражеское судно, а когда вижу его, пускаюсь за ним в погоню. Мои агнцы его захватывают, и мы делим добычу.
Салиньяк звонко шлепнул себя по ляжкам и захохотал:
– Вы забавны, милейший! Ставлю сто пистолей против лиарда, что вы – гасконец!
– Вы проиграли, – невозмутимо заметил Ив. – Я родом из Бретани.
– Ах, бретонец! – подхватил Орлиак. – В Бретани живут хитрецы да ненормальные. Я не знаю ни одной проделки, которая бы обошлась без бретонца…