своего детства, обещал научить Рене обращаться со шпагой, спросил, чей рисунок висит на стене. Рене признался, что не его, а соседской девочки, с которой они подружились. Марион видела, что в комнате ее действительно "не было". Двое мальчишек не говорили о ней и не думали, их занимали только собственные дела.
Марион встала и провела руками по воздуху в том месте над кроватью, где сидел Огюстен. Очертила в воздухе его фигуру. Забросив гороскоп маркизы, провидица достала из сундука карты и принялась раскладывать большую звезду, раскрывая место новоявленного пришельца в своей жизни. Карты говорили, что она его не ждала и не звала, но теперь раз уж он появился, то никуда не денется, и ей надо набраться терпения и ждать. Ей гарантировалось множество проблем, но ни одного обмана или предательства со стороны мужчины она в раскладе не увидела. Карты говорили о хорошем и о больших переменах в ее жизни. Раздраженно смешав их, Марион перетасовала колоду и забросила на прежнее место. Гороскоп маркизы теперь казался ей более ясным, чем собственный, и она занялась работой.
Через два дня встретив Огюстена на рынке, она без возражений позволила ему проводить себя домой. Они стали иногда встречаться. В основном, у неё дома. Он появлялся, как раньше, незапланированно, и, возвращаясь домой, она гадала, будет ли он ждать ее или нет. Поскольку она думала о нем постоянно, дар ясновидения стал ей часто изменять в отношении их свиданий, и Огюстен снова был в выигрыше. Он заставлял ее ждать с нетерпением, большего ему и не было нужно. Их отношения по-прежнему были неглубокими и только дружественными. Марион это устаивало, что думал Жантильи, ей было неизвестно. Иногда он, по его выражению, брал отпуск на пару дней и исчезал бесследно. Она знала, что он шатается по трактирам с прежними друзьями и подружками. Марион была в ту пору очень занята в фирме Маржери и не огорчалась его отсутствием. Она точно знала, что однажды он снова появится, и была спокойна.
В конце зимы зарядили дожди. Придворные снова впали в манию преследования и наперебой заказывали яды и противоядия. Постоянно опасаясь быть отравленными, они требовали назвать им имена тех, кто возможно будет или уже делал попытки покушения на их жизнь. Барбара отвечала, что колдунья не частный сыщик. Она может помочь, но имейте же совесть, господа, обращайтесь хоть иногда и в полицию, а не только к магии!
Благодаря своему прочному положению при дворе и сильной поддержке нескольких фаворитов Его Величества, колдунья Маржери могла себе позволить и более смелые заявления. В Лувр она отправлялась теперь только в сопровождении двоих телохранителей. Дом в Люксембургском квартале превратился в роскошный особняк. Марион по-прежнему помогала ей, так же как все другие участники союза. И так же, как они, получала свою долю прибыли. Хотя львиная доля денег к огорчению Барбары уходила на декорации: костюмы, магические шары, зеркала, отделку особняка и прочую чепуху, не считая сырого мяса для филина и рыбы для кота, без которых никак нельзя было обойтись.
Марион была очень занята. В любое время дня и ночи ей приходилось быть готовой к поездке в Люксембург.
Огюстен не появлялся. Рене грустил, потому что маленькая девочка из соседнего дома, его подружка, тяжело болела. Денег на хорошего врача у ее родителей не было, к репутации Марион они питали глубокое презрение, подкрепленное страхом. Они утверждали, что в болезни их дочери виновата она, ведьма живущая по соседству, и грозили донести на неё в церковный суд.
Всё это не радовало. Марион чувствовала, что ей остро необходимо с кем-нибудь поделиться своей усталостью. Но из-за плохой погоды и ежеминутной возможности вызова к Маржери она никак не могла выбраться на Монмартр и слегка отдохнуть в "Ликорне" в обществе Марселы Фарду.
Огюстена она не видела больше месяца. Иногда заходила кошка, та самая, пестрая, по наглости схожая с Огюстеном. Но занимала она намного меньше места и если так же, как он, не умолкала ни на минуту, то ее мурлыканье значительно меньше действовало на нервы.
И всё-таки Марион чувствовала, что обделена чем-то важным. Так чувствует себя человек давно не видевший солнца. Она говорила себе, что именно в этом причина — в дожде. Который день льет дождь. На душе — смутная серость, она действительно скучает по солнцу, хотя, когда оно есть, никто особенно не обращает на него внимания.
Правда сердце подсказывало, что такое бывает не только с солнцем…
В один из ранних вечеров, когда на улице было уже совсем темно из-за дождя, Рене услышал шорох за окном. Кто-то царапал стекло.
— Мама, как думаешь, это наша кошка?
— Открой, посмотри, — безразлично ответила Марион. Она сидела на низкой скамеечке у камина и следила, чтобы не выкипел суп.
Рене отворил окно. Черная фигура взобралась на подоконник. Взмахнув мокрым плащом, как летучая мышь крыльями, человек спрыгнул в комнату.
— Добрый вечер.
Марион всплеснула руками:
— Господи, тебя мне только и не хватало!
— Тише, — попросил Огюстен, быстро закрывая ставни. — Надеюсь, ты действительно скучала?
— Ни капли!
— Ладно, я ненадолго.
Освободившись от тяжелого плаща, он упал на кровать и закинул скрещенные ноги на деревянную низкую спинку. Закрыл глаза.
— Ты что заболел? — спросил Рене, садясь рядом.
— Да нет, пришлось порядком побегать за этот день. Устал.
— Где ты пропадал?
Огюстен качнул головой из стороны в сторону:
— И тут и там. Дела. А у вас, как жизнь?
— Так себе, — вздохнул Рене. — Скучно. Ничего не происходит. — Везет же людям! — засмеялся Огюстен, из-под опущенных век быстро глянув на Марион.
Она не оборачивалась и старательно делала вид, что всё это ее не касается. Даже со своего места у камина она слышала постепенно успокаивающееся прерывистое дыхание мужчины и чувствовала, что он появился неспроста. Сердито налила рюмку коньяка и протянула Огюстену. Тот немедленно пружинисто сел.
— М-м… Спасибо, ты — ангел, — кивнул он, возвращая пустую рюмку. — Мне вообще то пора…
Рене умоляюще посмотрел на маму.
— Так, — сказала Марион, решительно уперев руки в бока и стараясь вообразить, что бы на ее месте сказала Марсела. — Вы, месье, пойдете куда вам угодно лишь после того, как всё объясните. И если я сочту нужным вас отпустить. Выкладывайте, в чем дело!
Огюстен протянул руку, отстранил ее и встал:
— Мне правда пора уйти.
— Всё-таки, что случилось?
Он прислушивался к какому-то шуму на улице. В ответ на ее вопрос скорчил кислую мину, ему не хотелось говорить.
— Вообще-то, за мной гонится полиция.
— За что?
— За драку, обычное дело. Эта каналья, кажется, был дворянин. Ну, а мне наплевать, честные господа не играют краплеными картами! Вот я и… Врезал ему.
— Шпагой? — ужаснулась Марион.
— Если бы! Кулаком в зубы. За это вряд ли посадят, тут сразу виселица, без разговоров.
— Что будете делать? Бежать из города?
Огюстен беспечно двинул плечом:
— Зачем? Да и куда мне бежать. Фараоны меня в лицо не видели, переждать бы пару часов и всё. Правда, если он сказал приметы, они немножко покрутятся в студенческом поселке, вокруг Сорбонны, возле университета, но это на пару дней.
— Короче, — прервала его Марион, — вам нужна неделя, не меньше?
— Пожалуй, да. Но не волнуйся, я завтра отправлюсь к себе, в Пасси.
— Они могут добраться и туда.
— Могут, — спокойно согласился он. — А что делать. Ладно, извини, я пойду. Постучусь в "Ликорн". Я бы сразу туда и пошел, но твой дом был ближе. Прости.
Первый раз за время их знакомства он за что-то извинялся. Марион уже поняла, что он вот так и уйдет, не желая просить ее о помощи.
— Оставайтесь, — неожиданно для себя сказала она. Огюстен никак не отреагировал на предложение, просто встряхнул плащ, который держал в руках, и повесил его на гвоздь, рядом с накидкой Марион. Рене взглянул в окно:
— Во дворе полицейские. Хорошо, что ты останешься тут.
— Хорошо, нечего сказать, — пробормотала Марион.
Огюстен наклонился к ней:
— Не волнуйся, буду спать у твоей двери, как собачка, — шепнул он ей на ухо. — Пока сама не позовешь.
— Не надейтесь, — так же тихо ответила Марион. Достала из сундука еще одно одеяло и вытащила из их постели тюфяк. Зимой они с Рене спали на двух, так было теплей. Теперь она бросила один на пол, правда не под дверью, а у камина. Огюстен молча повел бровями, давая понять, что оценил ее заботу о ближнем. Марион в ответ зашвырнула в него подушкой.
— Приятных снов, месье, — сказала она, укладываясь в постель, и потушила свечу.
Наутро, после спокойно прошедшей ночи, Марион рано уехала в Люксембург, бросив мужчин одних. Вернулась она к обеду. Почувствовала легкое волнение, когда во дворе ее встретил только Рене. Но, услышав, что гость наверху, тут же успокоилась.
Огюстен остался у них. Видя его каждый день близко, Марион оценила, что, пожалуй, приятно, когда есть с кем поговорить в любое время суток. Ну, если этот кто-то тебя понимает, конечно, и ведет себя прилично. Огюстен ее прекрасно понимал, но насчет второго были некоторые сложности.
Получив довольно чувствительный толчок кулаком в грудь, Огюстен отошел и сел на край кровати. Уже не первая попытка поцеловать Марион окончилась ничем. Первый раз она закатила ему пощечину, после чего он больше никогда не приставал к ней без предупреждения. Но и с предупреждением, когда он, сидя рядом во время разговора, хотел нежно обнять ее за плечи, Марион останавливала его. Он не особенно часто возобновлял свои попытки и не устраивал женщине травлю в границах ее комнаты, но она всё равно сердилась, хотя редко говорила об этом. Достаточно было взгляда, ч