Мария Федоровна — страница 33 из 85

7 мая 1867 года из Петербурга вышел специальный поезд, в котором ехали Цесаревич, Цесаревна, чины двора Наследника. Путь лежал на Ригу. Там сели на корвет «Аскольд» и отбыли в Данию. Три дня плавания прошли в волнениях. Мария Федоровна занемогла. Вскоре после отплытия у нее началась сильная рвота, продолжавшаяся с перерывами все время.

Ничего не ела и так ослабела, что не могла без посторонней помощи встать. Ее на руках выносили на палубу, где она и лежала. Александр неотступно находился рядом, ужасно переживал. Он посоветовался с доктором Плумом. Тот высказал предположение, что, может быть, Цесаревна беременна. У молодого супруга радостно забилось сердце, но вид больной Минни сводил всю радость на нет. Когда жена заболевала, Александр всегда переживал и самозабвенно за ней ухаживал.

Еще как-то зимой у Марии вдруг резко поднялась температура, и несколько дней горячка не проходила. Ночами Александр почти не спал: обтирал ей лицо лимоном, сам готовил питье, менял белье. Он и потом в подобных ситуациях будет вести себя так же трогательно и заботливо.

К Копенгагену подошли 10 мая, в середине дня. На удивление всех, Мария Федоровна, как только показался датский берег, стала себя лучше чувствовать, а когда судно причаливало, уж совсем без посторонней помощи оделась и причесалась. На «Шлезвиге» встречали Король и Фреди. Объятия, поцелуи, слезы. На пристани ждала вся Королевская Семья, многочисленное общество.

Когда приехали во дворец Амалиенборг, то Минни опять стало плохо. Она легла в постель, где провела весь вечер и весь следующий день. Затем состояние улучшилось, и вечером она даже протанцевала несколько туров на балу.

14 мая — день свадебного юбилея Короля и Королевы, и дочь с раннего утра была уже на ногах. Цесаревич с женой подарили юбилярам роскошный серебреный сервиз в русском стиле с затейливыми украшениями.

Проведя несколько дней среди датской родни, Александр Александрович покинул Данию и отбыл в Париж. Папа ожидал в Кёльне. Двинулись дальше вместе, а от границы Франции ехали в поезде Императора Наполеона. Затем был торжественный въезд в «столицу мира». На вокзале встречал Наполеон III, и красочный кортеж через весь город проследовал во дворец Тюильри, где ожидала Императрица Евгения.

В Париж, по случаю открытия Всемирной выставки, съехалось именитости со всей Европы: Король и кронпринц Прусские, Король и Королева Бельгийские, герцог Гамильтон, герцог Герман Веймарский, герцог Гессенский и многие другие. Но самым важным гостем в Париже был Русский Император. Ему и его свите был отведен Елисейский дворец, и Наполеон III оказывал особое внимание. Он сопровождал Царя почти повсюду, давал в его честь приемы и балы. Находившийся рядом Цесаревич крутился в этом вихре блестящей суеты.

Мыслями и сердцем он был далеко от Парижа, там, где осталась его «дорогая душка», его «маленькая жена». Он понял вдруг, как без нее плохо, как одиноко. Неотступно преследовала мысль: как она себя чувствует, неужели и правда случилось, что Минни беременна. Жена каждый день писала, рассказывала о времяпрепровождении и о своей тоске по нему, единственному. И каждое письмо непременно заканчивала страстно: «Целую тебя, моя душка. Целую тебя, ангел моего сердца, от души». И он ей писал и тоже говорил о любви, но не умел сказать всего, что было на сердце.

В Париже случались и особо запомнившиеся встречи. С отцом нанесли визит княгине Чернышевой и там, по прошествии более года, снова увидел Марию Мещерскую. Александр испытал какое-то странное чувство, смешение радости и безразличия. А на другой день, на торжественном приеме, увидел датского посла в Париже Мольтке, того самого, в кого в юности так была влюблена Дагмар и о чем она ему рассказала перед свадьбой.

Через пять дней по приезде в Париж случилось ужасное. На Царя совершили покушение. 25 мая был большой парад французских войск. На обратном пути в экипаже вместе с Царем сидели Наполеон III, Цесаревич, Владимир Александрович. Когда проезжали Булонский лес, раздался сильный выстрел. Но, слава Богу, пуля прошла мимо и ранила в морду одну из лошадей, с левой стороны кареты, и кровь несчастного животного обрызгала всем костюмы. Позже выяснилось, что злодеем оказался поляк, некто Березовский. Его схватили на месте преступления, а толпа чуть не разорвала его, и лишь вмешательство полиции предотвратило самосуд.

Вечером состоялся бал в русском посольстве, на который прибыли Наполеон и Императрица Евгения. Они принесли извинения Царю. Перед тем как лечь спать, Цесаревич записал: «Чуяло мое сердце что-то недоброе в Париже, и вот сбылось! Боже милосердный, помоги рабам Твоим. Господи, не оставь нас и помилуй нас! Да будет Воля Твоя!» Лишь только 31 мая, вечером, Александру Александровичу удалось вырваться «из поганого Парижа». В Копенгаген летел «как на крыльях». Когда через сутки увидел свою милую, то радости не было границ. «Наслаждение было снова быть вместе и спать в одной постели».

Минни рассказала о своем состоянии, заметив, что, по всей вероятности, она действительно беременна. Эта была такая счастливая весть. У них будет ребенок! Их ребенок! В это невозможно было поверить. Но прошло некоторое время, и оказалась, что радость преждевременна. В конце июня Александр писал матери: «Доктор Плум говорит все время, что это не есть беременность, но мы все были уверены, что Минни беременна. Минни была в отчаянии… Она была счастлива быть матерью, но видно, мы ошиблись. Дай Бог, через несколько времени Минни правда будет беременна. Мы все в отчаянии, что так ошиблись».

Почти все три летних месяца 1867 года Александр и Мария провели в Дании. Время здесь текло приятно и медленно; кругом была такая спокойная обстановка и не было почти никаких обязательств. Императрице Марии Александровне сын сообщал: «Милая Ма, пишу тебе снова из милейшего Фреденсборга, где я себя чувствую так хорошо и так счастливо, что и написать не могу».

Целыми днями Александр и Мария не расставались, чего раньше не бывало. Никто не лез со всякими вопросами, не надоедал докладами, бумагами, доносами. Здесь можно было отдыхать, наслаждаться жизнью. Они пользовались этой возможностью. Но все время волновала лишь одна мечта — иметь ребенка. В конце июля Александр записал: «Моя единственная забота и молитва, чтобы Господь даровал нам детей, как я бы был счастлив… Дай Бог мне тоже быть достойным и полезным сыном нашего милого Отечества, нашей Родной России».

Столь длительное пребывание в Дании первоначально не предусматривалось, но теплая идиллия Фреденсборга так затягивала, так расслабляла, что момент возвращения все время откладывался. Однако надо было получить согласие Папа, и Цесаревич обращался с просьбой. Царь понимал чувства сына и невестки, и согласие давал, но счел уместным напомнить об обязательствах.

20 августа Александр II писал сыну: «Да сохранит тебя Бог, любезный Саша, нам на радость и утешение и в будущем для счастья и славы нашей Матушки России. Я знаю, что Бог тебе даровал чистое, любящее и правдивое сердце, и еще больше убедился в этом из твоего письма, за которое благодарю тебя от души. Желаю только, чтобы ты почаще и серьезно думал о твоем призвании и готовил себя меня заступить ежеминутно, не забывая 4-е апреля и 25 мая, где рука Всевышнего отстранила еще на время от тебя ту страшную обузу, которая тебя ожидает и на которую и я иначе не смотрю, как на крест, который, по воле Божией, нам суждено носить на этом свете. Уповай на Его милость, как и я, и Он верно тебя не оставит, как Он доселе меня не оставлял и поддерживал».

Далее царь заметил, что в будущем «подобные долгие пребывания ваши за границею не должны впредь часто повторяться, в России оно крепко не нравится. А вы оба принадлежите ей и должны помнить, что вся жизнь ваша должна быть посвящена вашему долгу, т. е. России».

Александр не забывал о своем предназначении, просто его исполнение Царского предназначения виделось в столь отдаленном времени, что и представить было невозможно. Папа еще такой молодой мужчина, он еще полон сил и энергии, а злую руку злоумышленника отвел же Господь. И впредь не оставит!

«Меня постоянно ожидает страшная и трудная обязанность и ответственность, но я не падаю духом, потому что знаю, что Господь со мною, и в трудный момент моей жизни я уповаю на Его милосердие и постоянно молюсь, чтобы он укрепил мой дух и благословил меня на эту трудную обязанность, что я призван Им Самим на это поприще. Со мною жена, которая меня любит и которую я обожаю как нельзя больше. И я готов на все и все переносить с терпением, лишь бы она была счастлива и была бы здорова и весела. Это моя главная забота, и для моей душки я готов всем пожертвовать и все сделать, потому что Господь вручил мне ее, и я обязан заботиться о ней», — записал тем летом Цесаревич в дневнике.

В сентябре покинули гостеприимную Данию и поехали в Висбаден, где должны были увидеться с герцогом и герцогиней Уэльскими. На вокзале встретил Берти, отвез на свою виллу. Здесь произошло знакомство Александра Александровича с сестрой жены — Александрой. Так много слышал о ней, и казалось немыслимым, что еще не виделись. Знакомство оказалось приятным.

Алике Цесаревичу сразу же понравилась. Это была высокая, красивая молодая женщина; такая любезная, такая предупредительная, такая добрая. В свою очередь, Алике тоже сразу же прониклась симпатией к мужу Минни, сохранив расположение на всю жизнь. Она называла его «братом», а он ее «сестрой».

Старшая дочь Короля Христина считалась самой привлекательной при Датском Дворе. Это не было преувеличением. Она производила впечатление на многих, а когда ее увидел Английский Престолонаследник, то и он потерял голову. Со временем, правда, этот «любовный угар» прошел.

В Висбадене с родителями находилось и трое детей Берти и Алике, что радовало Минни и Александра. Так было приятно смотреть на эти забавные существа, с которыми и Цесаревич и Цесаревна проводили немало времени. Мария Федоровна была особенно заботлива, внимательно слушала рассказы Алике о детях, о разных материнских переживаниях. Ее теперь эти темы чрезвычайно интересовали. Она ведь сама должна стать матерью.