Она редко обсуждала с мужем политические вопросы, целиком доверяясь «своему Саше», которого считала честным и умным правителем. Он ей рассказывал о наболевшем, о трудностях, сомнениях и разочарованиях, нередко им испытываемых. Минни была внимательна и участлива, всеми силами стараясь облегчить его ношу, и одобряла решения, казавшиеся ему наилучшими. За его же широкой спиной никогда не обсуждала ничего, что хоть как-то могло затронуть его прерогативы, не попыталась навязать собственные решения, никогда не стремилась играть какую-то политическую партию…[5]
Царица с достоинством, не ропща и не уставая, исполняла то, что должна была делать как супруга первого лица. «Для монархов не существует усталости», — не раз говорила приближенным. Приемы, балы, посещения общественных мест, парадные завтраки и обеды, благотворительные занятия. Ее личный бюджет в начале царствования составлял 200 тысяч рублей, из которых на благотворительные цели она выделяла не менее трех четвертей!
Она всегда теперь была на виду и умела делать «царское дело» так, чтобы ни у кого не возникло и тени обиды или неудовольствия.
Сложнейшее испытание ей пришлось перенести в мае 1883 года: коронование в Москве. Великое национальное событие было обставлено с имперской пышностью и величественной торжественностью. Церемониям предшествовала длительная подготовка, в которой были задействованы тысячи людей.
По случаю Коронации раздавались Царские милости, амнистировались провинившиеся, забывались старые грехи и обиды. Событие привлекло пристальное внимание в других странах: засвидетельствовать почтение Царю и Царице прибывали уполномоченные представители со всех концов света. Присутствовали герцог и герцогиня Эдинбургские, князь Черногорский, князь Александр Болгарский, Греческая Королева Ольга, принц Датский Вальдемар, принцы из Германии, Греции, Швеции и специальные послы из других стран.
Само венчание на Царство происходило 15 мая, но Александр III с Марией Федоровной и детьми прибыли в Москву еще 10 мая. Остановились в знакомом по другим приездам Петровском дворце. Затем был торжественный въезд в Москву и Царский кортеж растянулся на несколько километров. Зрелище было бесподобным по своей величественности. Красавцы лейб-гусары с плюмажами, развевавшимися на ветру, удалые наездники-казаки в залихватски заломленных шапках, представители азиатских и кавказских народов в живописно-неповторимых одеяниях, царь верхом на белом коне, золоченые кареты с Царской семьей, открытые фаэтоны с чинами Двора, членами Императорской Фамилии, высшими должностными лицами Империи, послами и почетными гостями.
Тысячи флагов развивались, гирлянды цветов обрамляли фасады и балконы домов, стояли на вытяжку шеренги полицейских и солдат, звучали колокола сотен храмов Москвы. Кругом, сколько хватало глаз, несметные толпы людей, приехавших и пришедших со всех уголков необозримой страны. Крики «ура» звучали непрестанно, а национальный гимн «Боже, Царя Храни» исполняли не переставая. Казалось, что тысячу лет стоит Россия, и еще тысячу лет стоять будет.
Мария Федоровна ехала в Царской, запряженной восьмеркой цугом, карете вместе с дочерью Ксенией, чувствуя радость и счастье несказанное. Несколько раз готова была расплакаться от умиления, но торжественность момента и присутствие дочери заставляли сдерживаться.
Самый важный момент — в Кремле. Под огромным Царским балдахином, который несли шестнадцать генералов, Александр III и Мария Федоровна прошествовали из Царских покоев в Успенский собор, где после целования креста и прикладывания к соборным иконам заняли места на Тронах.
Затем началась процедура венчания, происходившая в соответствии с древним церковным чином. Она продолжалась несколько часов, во время которых читались молитвы митрополитами, а Царем и Царицей — Символ веры, возлагались короны и прочие царские регалии. По окончании венчания певчие запели «Многая лета», а снаружи раздался 101 орудийный залп. Невзирая на дождливую, сумрачную погоду, настроение у Царицы было светлым.
Во время пребывания в Москве напряжение было огромным, и Венценосцы сильно уставали. Александр III, несмотря на свою мощную комплекцию, выматывался настолько, что вечером валился в постель почти замертво и тут же засыпал.
Мария Федоровна тоже страшно уставала, но впечатлений оставалось так много, что еще долго не могла уснуть; вспоминала и переживала заново величественные моменты. Она благодарила Господа, что Он послал ей это счастье, позволил ощутить такую радость. Сколько бы ей ни было отведено времени на этом свете, она никогда не забудет пережитого и сделает все, чтобы быть достойной этой великой чести — носить звание Русской Царицы.
Приемы следовали один за другим, а по вечерам — балы, гуляния, посещения театров. Впервые в истории Москва вечерами озарялась электричеством: 3500 «лампочек Эдисона» высвечивали неповторимые контуры кремлевских стен, башен, соборов. 28 мая 1883 года Царская Чета отбыла обратно в Петербург, в свою родную Гатчину.
Новое царствование изменило географию жизни Венценосцев. Александр III всегда не любил главную Императорскую резиденцию — Зимний дворец, а став царем, просто возненавидел это место. С ним было связано столько горького, тяжелого, невыносимого. Здесь умер его дед, здесь скончалась обожаемая матушка, здесь простился с жизнью и дорогой Папа. А эти вечера с Юрьевской, вся эта пошлость и глупость — разве можно такое забыть?
Никогда не было ощущения, что ты у себя дома. Все время казалось, что ты или на плацу, или в манеже. Толпы придворных, какой-то вечный шум и гам. И погулять некуда выйти. Разве в этот чахлый садик у западного фасада, да оранжереи внутри. Вокруг же Дворца какая-то каменная пустыня! В плохую погоду, особенно зимой и осенью, так дуло, что чуть с ног не сбивало у самого дворца.
Марии Федоровне тоже этот помпезный Дворец не нравился. Она любила природу, тишину, а здесь разве мыслимо это? Они менее двух недель прожили в Зимнем: переехали сюда через два дня после смерти Александра II и уехали сразу после его похорон. С тех пор Цари уже здесь не жили. Огромное здание в самом центре Петербурга осталось главной Императорской резиденцией, где происходили приемы и балы, но этот Дворец уже не являлся Царским Домом.
Они остались жить зимой в Аничковом, а с весны переезжали в Гатчину, в двенадцати верстах от имперской столицы. В 60-е годы XVIII века это было имение известного фаворита императрицы Екатерины II графа Григория Орлова, одного из главных участников переворота 1762 года, приведшего ее к власти. После смерти в 1783 году «любезного графа» усадьба была куплена императрицей, подарившей ее своему сыну — будущему императору Павлу I. Более десяти лет нелюбимый отпрыск провел здесь, деятельно занимаясь переустройством дворца и благоустройством парка. С тех пор Гатчина стала одной из загородных резиденций Царской семьи.
Казавшийся огромным Гатчинский дворец (некоторые даже находили сходство с Виндзорским замком) был устроен внутри так удобно, что масштабы здания почти не ощущались. Небольшие светлые комнаты, пологие лестницы, неброская отделка стен, удобная и уютная мебель. Дворец окружал великолепный парк с множеством павильонов, искусственных озер, каналов, мостов. Здесь было приятно жить, работать и отдыхать. Мария Федоровна особенно ценила это, понимая, что мужу очень трудно, но в Гатчине он часто может бывать на воздухе и совершать полезные для здоровья прогулки.
Император работал много и напряженно. Редко спать ложился раньше полуночи, а вставал часто еще затемно. Мария Федоровна нередко ложилась одна, Саша все еще работал в кабинете, и просыпалась, когда мужа уже не было. Она все понимала, никогда не упрекала, а только сочувствовала.
В исключительных случаясь удавалось целый день провести вместе. Это случалось лишь на короткое время или когда плавали на яхте, или когда отдыхали в Ливадии, в Спале или Беловеже. Да еще были счастливые семейные дни, когда выезжали к родителям в Данию. Там уж они были неразлучны. Однако Император не мог долго отсутствовать, погостив несколько дней у тестя и тещи, уезжал. Минни позволяла себе большую свободу и оставалась подольше, а порой наносила визиты своим многочисленным родственникам в различных частях Европы.
О муже, о своем Саше, ни на день не забывала. Она любила его, как и прежде, и это чувство с годами становилось лишь шире и глубже. Александр стал для нее всем, и с ним она в мыслях никогда надолго не расставалась. «Мой милый душка собственный Саша! Сегодня все мои мысли находятся только и исключительно рядом с тобой, с моими самыми нежными пожеланиями и мольбами, чтобы Бог осыпал тебя своими благословениями во всем и всегда, озарил твой путь и сделал твою тяжелую цель более легкой, мой дорогой и любимый Саша», — восклицала она в одном из писем в мае 1884 года.
Возвращалась в Россию с неизменной радостью и трепетала при встрече с Александром, как в далекие уже годы, когда была юной и наивной Принцессой. Теперь она — Русская Царица, и Россия ее страна, самая дорогая и близкая, где было столько уже всего пережито. Здесь она стала женщиной, познала настоящую любовь, остро и навсегда ощутила жизненные обязанности перед людьми и перед Всевышним. Тут были уже родные могилы: незабвенного Никса, малютки-сына Александра и русских родителей, дорогих Марии Александровны и Александра II.
Александр и Минни уже не имели даже мелких тайн друг от друга. Он все ей рассказывал, что его заботило и волновало. Она слушала неизменно с большим вниманием, но советы старалась не давать. Политика — не женское дело. Саша сам все сделает «как надо». Однако, чтобы находиться в курсе политических событий, Царица попросила присылать ей выписки из самых важных дел, обсуждавшихся в Государственном Совете. Несколько лет ей таковые предоставлялись, но особого интереса они у нее не вызывали.
У Марии Федоровны имелись свои заботы, собственные сферы и темы, где ее приоритет безоговорочно признавался Мужем-Императором. Ну конечно, воспитание и обучение детей. Отец так их любил, что готов был баловать и дозволять непозволительное. Мать же всегда оставалась начеку и не допускала шумных шалостей, резких разговоров, непочтительного поведения, нарушения распорядка дня.