Мы с Арсеном смотрели. Одна из женщин была блондинкой, «очень-очень» блондинкой. Она стояла к нам боком и постоянно чесалась. На теле у нее было много красных пятен. Похоже, что ее очень сильно покусали комары или мошки и места укусов пошли волдырями. Это даже издалека было видно. Блондинка была худая, с белой кожей, и сиськи у нее были большие. Самые большие из всех. Вторая женщина была с темными волосами и очень загорелая: часто на пляж ходит. И часто, наверное, вот так без купальника загорает по утрам. Сиськи у нее были маленькие и торчали, а не висели, как у блондинки.
– Надо чаще на Гальку рано утром ходить. Они сюда, может, каждый день приходят, – сказал я. Арсен хмыкнул что-то невнятное.
Третья женщина была толстой. Она сидела на покрывале и была в купальнике. И сверху, и снизу. Особо у нее ничего не рассмотришь. Наверное, она стеснялась раздеваться из-за своей толстоты. Я опять начал смотреть на блондинку и темную.
– Прикинь, как везет нам. А Санек с Диманом сейчас зубы лечат. А Жирик вообще у бабушки.
Арсен опять что-то буркнул себе под нос, а потом сказал:
– Давай подойдем к ним. Посмотрим поближе.
– Ты дурак, что ли?! Они нас увидят, оденутся и уйдут. И лет сто ты больше сисек не увидишь.
– Зато поближе посмотрим.
Резон, конечно, в словах Арсена был: с другого конца пляжа видно было плохо.
– Давай сначала сядем, – предложил я, – как будто просто сидим и говорим. Они нас заметят, привыкнут, что мы тут сидим, но внимания на них не обращаем. А потом поближе передвинемся. Может, и не спугнем.
– Давай так, – согласился Арсен.
Мы сели. Ничего не изменилось. Женщины как стояли возле своего покрывала, так и остались стоять. Через минуту самая толстая начала мазаться кремом. Блондинка взмахнула головой, собрала волосы в хвост и пошла к Уралу купаться.
– Вот сейчас, когда она искупается и выйдет из воды, мы пойдем мимо. Поближе посмотрим. А ты спросишь у них: «Как дела?». Айда? – сказал я Арсену.
– Хорошо.
– Что правда спросишь? Не забоишься?
– Не знаю, – ответил Арсен.
Блондинка быстро наплавалась. Мы встали и пошли медленно в сторону другого конца Гальки. Я боялся, что как только они все втроем нас увидят, то начнут орать и закрываться, но ничего такого не было. Ничего-ничего. Как будто мы и не пацаны вовсе, а малыши какие-то. Хотя мы и есть малыши.
Мы прошли мимо. Арсен ничего не спросил, а я, как ни старался рассмотреть и запомнить лица женщин, все никак не мог «назыриться» на их грудь. Когда еще такое увидишь?!
– Что не спросил ничего? – толкнул я Арсена локтем.
– Да чего я… – замялся Арсен.
– Зассал?
– Наверное.
– И я.
Мы прошли дальше. Галечный пляж кончился, и начались обрывы. С таких хорошо прыгать в воду. Мы увидели пару рыбаков и спросили у них, как улов. Рыбаки ничего не ответили. Просто посмотрели на нас, хмыкнули и опять уставились на свои поплавки. Похоже, что плохо у рыбаков было сегодня с уловом.
– Искупаемся, может? – спросил я Арсена.
– Давай. Прямо так с обрыва?
– Ага.
Я нашел хорошее место, где не было рыбаков и можно было сигануть в воду с разбега. Мы разделись до трусов и подошли к краю обрыва посмотреть высоту и место для прыжка.
– Ныряем? – спросил Арсен и приготовился к разбегу.
– Не. Надо дно изучить. А то легенда. О ломе… – сказал я. – Знаешь?
– Как? Нет, не знаю.
– Тогда расскажу. У нас во дворе есть легенда о ломе. Пацаны говорят, что давным-давно один мужик воткнул в дно Урала лом. Ну, знаешь, чтоб кто-нибудь так прыгнул и напоролся насмерть. Вот. И этот лом до сих пор где-то торчит. Мужик этот сдох, и никто не знает, куда именно он его воткнул. Поэтому мы каждый раз дно перед прыжками с обрыва сначала проверяем, чтобы лом не торчал.
– Понятно.
Я и Арсен полезли вниз под обрыв проверять дно. Делалось это очень просто. Доплываешь туда, куда хочешь прыгнуть с обрыва, ныряешь, касаешься ногами дна, проходишь немного вперед под водой и всплываешь наружу. Потом еще раз. И так делаешь, пока не изучишь все вокруг под обрывом.
Наш омут оказался очень глубоким. Я едва достал ногами до дна. На дне был твердый песок. Странно это. Обычно в омутах противные тина и ил, причем такие, что ноги вязнут. А тут песок. Я поднял голову и посмотрел на обрыв. На его склоне ничего не росло. Значит, он недавно обвалился, оттого и песок на дне. Надо быть осторожнее, чтоб вместе с обрывом в воду не навернуться. А то накроет землей еще.
Мы все промерили и вылезли на сушу. Нырять можно. Глубоко, и лома точно нет.
– Урал глубокий, – сказал Арсен. – В Армении нет такой реки. Все горные и маленькие.
– Еще бы, – ответил я. – Это не хухры тебе.
Не то чтобы я гордился Уралом, но было здорово такое вот слышать. Урал – мой. А вообще, он мелел с каждым годом. В центре реки самое глубокое место было мне по пояс. У берегов было поглубже – по шею, по руки. Но самые глубокие места были под обрывами: иногда даже старшаки не доставали до дна.
Мы прыгнули. Сначала я, потом Арсен. Я нырнул солдатиком, стоя, и быстро всплыл, чтобы не набрать носом воду. Арсен, похоже, решил выпендриться и нырнул «щучкой». Корпус он недовернул и плюхнулся на воду плашмя. Вылез Арсен с красным отбитым животом и скорченной рожей.
– Я «щучкой» не умею, – сказал я.
– А я только видел как, – ответил Арсен и сказал что-то матерное.
Это был первый раз, когда Арсен заматерился. Он потер живот, посмотрел на свои синяки по всему телу от рук и ног Костяна, встал и снова нырнул. На этот раз солдатиком, как я. Нырок вышел удачным, но при выныривании у Арсена сползли трусы. Я засмеялся.
Мы прыгнули еще по несколько раз и разлеглись над обрывом.
– Удочки надо было взять, – сказал я. – Поймали бы чего – пожарили.
– Тут, наверное, раки есть, – сказал Арсен.
– Раки? Может и есть. Как их ловить только?
– Руками.
– По дну, что ль, шарить? Даже если найдешь, он тебя как клешней шарахнет, без пальца останешься.
– Нет. Из нор надо вытаскивать, – ответил Арсен и встал. – Пойдем поищем раков?
Вообще я раков боялся. Рыб не боялся, а раков боялся. Отец иногда привозил с рыбалки десяток-другой и запускал их плавать в раковину. Живых. И все ведь страшные: клешнями щелкают, друг по другу ползают. Но, хоть мне и было страшно, я полез с нашего обрыва за Арсеном. Нельзя перед новеньким пацаном струсить и раков не половить. Хотя в перчатках было бы лучше это делать.
– Перчатки бы, – сказал я вслух свою мысль.
– Нет. В перчатках раков не почувствуешь и не вытащишь.
– Ясен пень, не почувствуешь, когда они тебе палец отжахают под корень.
– Нет. Это не больно.
Мы оба спустились и залезли в воду. Я поплыл на глубину, но Арсен сказал, что раков надо ловить у самого берега. Одной рукой он держался за обрыв, а другой шерудил чего-то там под водой.
– Объясни мне, что делать-то.
– Тут под обрывом норы. Под водой прямо. Надо руку сунуть туда внутрь, и если там рак есть, то хватаешь его и вытаскиваешь.
– А если нет? Как я пойму?
– Нора пустая просто, и все. Засунул руку, вытащил. Если никого нет, то в другую суешь.
– А как его вытащить, если он меня цапнет? – спросил я. Я чуял, что задаю слишком много вопросов. Храбрые пацаны так не делают. Они просто суют руку в нору и ловят, но мне хотелось быть готовым к тому, что подводная тварь отхватит и сожрет мой палец.
– А если укусит и зацепится, то это даже хорошо: таких легко вытаскивать.
– Больно?
– Чуть-чуть.
Я посмотрел на синяки Арсена, представил себе рачьи клешни. Похоже, что наш новенький пацан боли вообще не чувствует. Или как-то по-другому ее чувствует. Тут как раз Арсен вскрикнул, и я отшатнулся. Он поднял руку из воды. В ней болтался маленький мерзкий рак.
– Есть один, – сказал Арсен. – Надо его положить теперь.
Положить улов Арсена было некуда. Ни пакета, ни ведра мы не взяли. Поэтому я опять залез на обрыв, взял свою футболку и снова спустился. Возле самого берега я выкопал в грязи яму с водой, завернул Арсенового рака в футболку и бросил его в эту яму. Из футболки он не сбежит, в воде он сможет еще пожить, а нам не придется после каждой поимки ползти наверх, чтобы укладывать там этих раков.
Меня одолела зависть охотника, я забыл про огромные опасные клешни и сам полез шарить по подводным норам. Сначала я боялся по локоть засовывать руку в узкую и глубокую нору. Я лишь делал вид, что ловлю раков. Но после того, как Арсен вытащил еще хорошую парочку раков, я разозлился и уже по-настоящему стал искать по норам. Пару раз меня цапнули, и я отпрыгнул на глубину. На третий раз я все же сжал кулак и вытащил мелкого гада.
– Слишком сильно сжал, – сказал Арсен.
Я посмотрел на рака в руке. И правда, кажется, этому я сломал голову. Если ее вообще можно сломать.
Мы ползали по берегу еще минут двадцать, а потом посчитали улов. Арсен поймал тринадцать раков. Я поймал трех и был очень счастлив. Никогда я еще так классно и опасно никого не ловил. Я с этими раками забыл, что какой-то час назад видел настоящие сиськи. Впервые в жизни.
Мы влезли на обрыв вместе с добычей. Теперь надо развести костер, и тогда приготовим наш улов. Мы собрали по округе сухих веток и палок, наломали их на мелкие кусочки и сложили в нужном порядке, так чтобы лучше горели. У нас не было бумаги для розжига, но вокруг было полно сухой травы. Мы ее скомкали, засунули под ветки, подожгли, и костер запылал.
Я спросил Арсена, умеет ли он жарить раков, но Арсен сказал, что раков, вообще-то, надо варить. Но варить нам их было не в чем. Значит, надо поджарить. Я подтащил к костру большое бревно, чтобы сидеть на нем, а Арсен нашел два кирпича.
Мы дождались, пока ветки прогорят, и поставили рядом с углями кирпичи. План был такой: насадить раков на свежие тонкие палочки, как на шампуры, и так их поджарить. Но раки насаживаться не хотели. Мешал крепкий панцирь. Мы намучились, искололи себе все пальцы и плюнули на затею сделать из раков шашлык. Вместо этого Арсен сложил наши шампуры из веток на кирпичи над углями, а прямо сверху на них накидал раков. Все раки к тому времени уже померли и не дергались.