Раки постепенно краснели. Мы пытались их переворачивать, но получалось плохо: раки перекатывались, а рукам было очень горячо. Пара раков вообще упала в угли, так что мы их еле вытащили. Запахло палеными волосами. Странно, у раков ведь волос нет. Клешни и морды раков начали чернеть и обугливаться. Мы подождали еще минуту и скинули жареных раков на землю.
– Была бы картошка – испекли бы, – сказал я, и Арсен согласился.
Но картошки у нас не было, а угли оставались хорошие. Точно бы хватило чего-нибудь еще из еды пожарить.
Мы сели на бревно и стали ковыряться с раками. Я знал, что есть в них можно только мясо из клешней и с хвоста. Но клешни мы сожгли, и мясо из них совсем не жевалось. Хоть с хвостами у нас получилось. Мы их выпотрошили и съели. Мясо было полусырое, но вкусное, тем более что мы были в лесу у реки, а у реки и в лесу все всегда вкусное. Скоро раки кончились. Ни Арсен, ни я не наелись, но радости были полные штаны. Не знаю, как Арсен, но я никогда не ел раков, которых сам же и поймал.
– Давай рыбу карбидом глушить? – предложил я. – Не зря же мы мешок тащили. И тоже поджарим. Вон угли еще жаркие.
Рядом с нашей стоянкой лежал тот самый мешок с карбидом, который я вытащил из дворового тайника.
– А как? – спросил Арсен.
– Как? – удивился я. – Ты разве карбид не взрывал никогда?
Арсен покачал головой.
– Вот у вас там в Армении скучно, – сказал я.
Я хлопнул Арсена по плечу и улыбнулся. Он вроде понял, что я просто шучу.
– Надо бутылку найти. Пластиковую.
– Я найду, – ответил Арсен и вприпрыжку побежал искать.
Мне это нравилось. Новенький Арсен, который вот только недавно надавал мне по зубам в боксе, сейчас был готов гонять по моим поручениям: бутылку найти, раков поймать. Надо чаще ему задания давать.
Бутылку Арсен нашел быстро. Темная, пластиковая, из-под пива. Все как надо. Я развязал пакет с карбидом и начал выбирать оттуда куски побольше. Арсен занялся тем же.
– Пыль не собирай. И мелкие куски тоже не надо: они бестолковые, – сказал я.
– А что вообще это такое? – спросил Арсен.
– Карбид. Негашеная известь, – ответил я.
Что такое негашеная известь, я не знал, но слышал, как старшие иногда между собой так называли карбид. Может, это и не известь вообще. Все равно, впрочем.
Мы закинули карбид внутрь бутылки. Кусков было как раз столько, сколько нужно для взрыва.
– Сейчас воды нальем и швырнем под обрыв. Там карбид нагреется, надуется и порвет бутылку. Может, и рыбу какую-нибудь оглушим.
– Полную бутылку воды надо?
– Не. Полную нельзя. Тогда взрыв будет слабый. Надо воздуха оставить. Ты, главное, близко не подходи к обрыву, а то хорошо рванет.
Я сполз с обрыва к воде. Арсен мне сверху скинул закрытую бутылку с карбидом. Я открутил крышку и погрузил бутылку в воду. Когда воды в ней стало наполовину, я вытащил бутылку и плотно завинтил крышку. Бутылка надулась. Внутри все бурлило. Я кинул бутылку в воду в паре метров от берега и огляделся по сторонам. А ведь где-то рядом рыбаки сидят и удят. Поздно я об этом вспомнил: бутылка-то уже была в воде и с минуты на минуту должна была рвануть.
Рыбаков я не увидел. Наверное, они уже наловились и куда-то ушли. А если не ушли, то им же хуже. Сейчас вся рыба будет наша. Главное, чтобы потом нам по щам не надавали.
Я вскарабкался вверх. Лицо у Арсена было такое, как будто он в штаны навалил.
– Что такое? – спросил я.
– А ничего, что из бутылки все потом в реку выльется?
– Ха, фигня! Ну будет белое пятно, потом его течением смоет, и все, – ответил я. – Мы в реке хоть и не взрывали карбид никогда, но ничего не будет. Отвечаю. Давай-ка лучше ляжем. Чую, сейчас будет.
Мы с Арсеном легли на землю и стали смотреть с обрыва, как из окопа. Бутылка плавала на поверхности и стала больше похожа на пластиковый шарик. Давление внутри нее было дикое. Наконец, бабахнуло, и мы спрятали головы за обрыв. Взрыв вышел громкий. Воробьи дернули с кустов, а у нас в ушах зазвенело.
Мы опять посмотрели на воду с обрыва. Она побелела, а поднятый взрывом всплеск расходился кругами. Нашу бутылку разорвало надвое, и ее части плавали рядом с берегом.
– Давай спустимся и посмотрим, может, оглушили кого, – сказал я Арсену, и мы снова полезли вниз под обрыв.
Оглушенной рыбы мы не нашли, но возле самого берега плавало с десяток то ли дохлых, то ли «глухих» лягушек. Странно, что мы их не видели, когда с обрыва ныряли.
– Ты лягушек ел когда-нибудь? – спросил я Арсена.
– Нет.
– Говорят, как курица. Зажарим?
– Хорошо.
Арсен мне нравился все больше и больше. Ему что ни скажи, он: «Хорошо!», – и все. Ни споров, как с Саньком и Диманом, ни слов «Ну не знаю», как от Жирика. «Хорошо!» – и вперед. По-мужски.
Пока мы вылавливали «глухих» лягушек, сверху послышались шаги. Кто-то подошел к нашему костру и смачно чихнул.
– Тут, что ли, грохнуло? – сказал этот кто-то. Голос был мужской и очень хриплый. Взрослый голос был.
– Тут, – ответил второй голос. Этот голос был звонче первого, но тоже взрослый. – Вон угли дымятся.
– Кранты нам, – шепнул я Арсену. – Рыбаки пришли.
Мы оба стояли в воде под самым обрывом с лягушками в руках и с выпученными от страха глазами. Ну, у Арсена глаза точно были выпученные, не знаю, как мои. Сейчас нам всекут за взорванный в реке карбид. Выглянут за обрыв, увидят двух малышей и всекут. Что потом маме говорить? А отцу?
– Прижмись, – сказал Арсен и дернул меня за руку.
Мы вылезли из реки и вцепились в склон обрыва. Стоять так было неудобно: ноги хотели соскользнуть обратно в воду. Черт, соскальзывать нельзя, тогда будет всплеск, шум, мужики глянут под обрыв, и все. Вот тогда нам точно всекут. Наверняка это те рыбаки, которых мы про улов спрашивали. Хрен им теперь какой улов. Мы им всю рыбу своей бомбой пугнули. Да и белое пятно от карбида прямо на место их рыбалки снесет. Вся их рыба потравится.
Мы продолжали стоять. Я подумал, что нашу одежду мы забыли наверху, но нет: одежда была на нас. Только кроссовки остались у костра под тем бревном, на котором мы сидели и ели раков. Может быть, наши кроссовки и не заметят. А может, и заметят, и тогда нам точно кранты.
Я подумал про мужика с хриплым голосом: он меня пугал больше «звонкого». У «хриплого» точно огромные и волосатые кулаки. Может, даже нож есть. Точно, есть. У всех рыбаков нож есть, чтоб крючок из рыбы доставать, если та его глубоко заглотит. А может, даже и ружье есть: голос уж очень на «охотничий» похож. У рыбаков голоса другие обычно, вот как у второго мужика голоса у рыбаков: потоньше. А хриплый – ну точно охотник с ружьем.
Я начал соскальзывать с кромки обрыва, но Арсен меня поддержал. Он стоял надежнее, чем я. А может, он просто ногти на ногах не стриг давно, и сейчас они ему помогали.
– Смотри, карбид, – сказал наверху звонкий голос. – Это не рыбу глушили, это карбид тут рванул.
– Пацаны какие-то, похоже. Без мозгов, – ответил «хриплый».
– Ну да. Бутылку кинули в воду и сбежали. Угли еще дымятся. Идиоты!
Снова послышались шаги. Мужики решили подойти к обрыву и посмотреть вниз. Моя душа уже давно была в пятках, но сейчас мне стало еще страшнее. Еще секунда – и нас с Арсеном заловят, и мы получим по шее.
Арсен тем временем отковырял ком земли от обрыва и запустил им в реку, но не прямо напротив того места, где мы были, а сильно в сторону.
– Ты дурак, что ли? – зашипел я на него.
Но Арсен был не дурак, хоть и говорил плохо по-русски. Ком земли шлепнулся в воду и отвлек мужиков.
– Смотри, плещется как, а? – сказал хриплый голос.
– Рано мы ушли, да, – подтвердил «звонкий».
– Да не, Вась, не рано. Пора уже по домам. Сейчас жарить начнет. Время – одиннадцать. Хрен с этими дебилами мелкими, – сказал «хриплый».
– Не, ну это сколько мозгов надо иметь, чтобы карбид в реке взрывать? – спросил «звонкий».
– Да ты знаешь, я вот подумал: я ведь в детстве тоже так взрывал. В пруду. Там течением вообще ничего не сносило, – ответил «хриплый».
Послышались шорох и шелест, как будто кто-то наверху скреб башмаками по земле.
– Костер наш засыпают, – сказал я Арсену шепотом. – А это ты хорошо с комом земли придумал. Отвлекло это их. Сейчас уйдут.
Арсен моргнул в ответ. Вид у него сейчас был тот еще: лицо в синяках, мокрый, грязный от ползания по обрыву. Хотя я, наверное, не лучше. Разве что синяков у меня нет. Только один на шее от рук Дрона.
Мужики засыпали наш костер и ушли. Мы еще повисели на обрыве пару минут и забрались наверх. Кроссовки были на месте. Нож и спички тоже были на месте – под бревном, где я их и оставил.
– Лягухи с тобой? – спросил я Арсена, и тот кивнул.
Он показал футболку, в которую была завернута наша добыча. В футболке уже что-то дергалось: похоже, что лягушки были все же не дохлые, а оглушенные, и сейчас они приходили в себя.
– Отпустим, может? – спросил я Арсена. – Все равно костру конец.
Арсен подошел к краю обрыва и запустил десяток мелких лягушек в свободное плавание. Послышались шлепки по воде.
Я тоже подошел к обрыву: хотелось же посмотреть, как лягухи оживать будут. Но лягухи почему-то не оживали. Они минуту поболтались на воде кверху и книзу брюхами, подрыгали лапками и медленно стали тонуть.
– Все-таки сдохли, – сказал Арсен, скомкал футболку и отдал ее мне.
– Надо топать отсюда побыстрее, – сказал я. – А то еще кто-нибудь придет, и тогда точно мы получим леща за карбид.
Мы отряхнулись, обулись, подхватили оставшийся карбид и отправились в путь. Если я правильно помнил, дальше начинались детские лагеря. А значит, мы скоро упремся в забор.
– Знаешь, я что подумал, – сказал я Арсену. – На том берегу Урала есть старица. Урал в том месте загибается, и от него как будто пруд отходит вбок. Пацаны туда даже пару раз ходили купаться. Говорили, что там глубоко, купаться клево и рыбу прямо руками можно ловить.