– Дебил ты, Диман, – сказал Санек. – Вот чего вы до девчонки докопались?
– Ну а чего она тупая такая? – спросил Диман. – Там потом еще Таксисту дали почитать. Вот уж кто дебил! Так нет, нормально прочитал все Таксист. А Вера – нет.
– Да ты сам ни один стих наизусть выучить не можешь, и по истории у тебя два. Вундеркинд, сука, несчастный! – сказал Санек.
– Но читать-то я могу. А история эта скучная просто. Чего сразу дебил-то?! – обиделся Диман на Санька.
– А еще вот что, – продолжил рассказывать Диман. – Старшие у нее потом рюкзак все же забрали. Пока Верка читала, они его выпотрошили, и там у нее до фига всяких рисунков было. Ну всякие девочки, мальчики, зверушки – такая вот девчачья фигня. Прямо много рисунков, на полрюкзака. Полрюкзака учебников, а половина – рисунков. И во всех учебниках тоже рисунки. Она, похоже, вместо того, чтобы читать научиться, рисовала вот это все. Костян тогда сказал школьным пацанам, что Вера – это сестра Коляна Бажова из «Мадрида» и что мы с «Мадридом» воюем.
– Ну а потом?
– А потом Костян потряс рисунками перед Верой и сказал, что сожжет все, чтоб ее брату стремно было воевать с нами, чтоб знал, что мы, «Тринадцатый городок», все равно круче. Вера тогда совсем разревелась и начала вопить: «Отдай! Отдай!». Благим матом орала. Пацаны тогда испугались, что их сейчас услышат училки и припрутся все на «Эстраду». Верке сунули ее рисунки обратно, отдали рюкзак и отправили домой.
– Так вернули все-таки рисунки-то? – спросил Санек.
– Вернули. Но на следующий день, правда, у нее рюкзак сперли. Опять она ревела.
– Я всегда знал, что в «А» классе дебилы одни учатся, – сказал Санек.
– Ой, дебилы! А в «Б» ангелы все лупоглазые, да? Половина вашего «Б» тогда тоже на «Эстраде» была. У вас просто даунов нет, а у нас есть, – ответил Диман.
Это было в сентябре прошлого года. Диман сказал, что потом история с «Эстрадой» и Верой как-то дошла до классухи 6 «А» и было родительское собрание. Классуха рассказывала о том, как нехорошо обижать девочек, говорила, что Вера и правда отстает от всех по учебе и лучше бы ее перевести в другую школу. Для тормозов.
– Вы прикиньте, сама классуха сказала, что Вера – дура. Это она типа ее так защитить хотела, – добавил Диман. – Ясный хрен, до нее еще больше докапываться стали.
Санек мне потом рассказал, что Диману влетело от их мамы Натальи Михайловны за то, что он водится с Костяном и прочими отморозками, и за то, что ходил смотреть, как издевались над Верой. Он неделю гулять не ходил, и месяц ему не давали никаких карманных денег. Наталья Михайловна даже водила Димана к Бажовым и заставила его извиниться перед Верой. Диман через силу извинился, а Вера покивала и вернулась к своим рисункам, которые были разбросаны по всему полу ее маленькой комнаты.
– Если старшие пацаны узнают, что я к Бажовым ходил, то кранты мне, – сказал как-то Диман мне и Жирику.
– А что извиняться, если эта Вера и правда тупая? – спросил Жирик.
– Мама говорит, что Вера совсем не тупая. Просто у нее дисле… дискле… Короче, у нее какая-то фигня с головой, что она писать и читать нормально не может.
– Ну так это и есть тупость? Даун? – удивился Жирик.
– Жирик, ты сам столбиком делить не умеешь, – перебил его Санек Струков. – Тормоз тормозом, а выпендриваешься.
Жирик после этих слов надулся, но Саньку ничего не сказал. Санек был и сильнее, и умнее Жирика. Мы все это знали. Скажи Жирик что-нибудь Саньку, сразу подножку получит.
– Так вот. Эта самая дислек… Блин, я не выговорю это, – продолжил Диман, – это просто такая фигня, она поначалу у малышей бывает, а потом проходит. И эта Вера такая, как говорит мама. Это она типа сейчас не соображает нормально и читать не умеет, а потом покажет всем нам, умникам, как голую жопу зимой не морозить. И мама сказала, что ей просто на домашнем обучении надо немного побыть: ну, знаете, когда не ты в школу топаешь, а училка к тебе домой приходит и домашку проверяет. Вот. Может, оно и так. Короче, нельзя нам теперь Верку в классе чморить. Хотя у нее до сих пор иногда то тетрадку сопрут, то рисунок какой. Но чморить нельзя. Классуха нам по секрету сказала, что ее тогда уволят, но сначала она всем пацанам два в четверти вкатит.
– А по-моему, Вера нормальная, – сказал я. – Гуляет вот, не трогает никого. Странная, зато понты не кидает, как Машка или Ленка. Ну и что, что читать не умеет. Я в первом классе вообще семнадцать слов в минуту читал и был хуже всех.
– А еще мама говорит, что дети с этой самой дислексией… они, ну, как бы гениальные, что ли. Читать и писать они вообще никак, а вот рисовать зато клево могут. Или истории какие-нибудь придумывать.
– Так, может, это она своему братцу Бажову рассказала про Митру и Сета и то, что пацаны у нас в школе должны в канализации собираться и клясться на ноже? – спросил я.
– Ну это фиг знает. Но знаешь, она что недавно выдала? Что если мы снова ее грузить будем и приставать к ней, то за нами приедет скорая и увезет в специальный дурдом для плохих пацанов, на старице который. Знаете же старицу? – спросил Диман.
Мы все: я, Жирик и Санек – покивали. Про старицу мы слышали.
– Я там не был, но старица есть, и дом какой-то огороженный там тоже стоит. Старшаки рассказывали. Хрен знает, что там. Может, и правда дурдом – далеко, секретно, и никто не узнает. Может, Верка сама там была и теперь рассказывает.
– Да ладно, дурдом, блин, – сказал Санек.
– А вообще, интересно, что там в этом доме, – добавил Жирик.
– Ее, кстати, Веру-то, со следующего месяца в школу больше водить не будут. На домашнее обучение переводят. Мама моя как-то там организовала.
– А мама твоя причем? – спросил Жирик.
– Ну как же, она же врач. Хоть и ортопед, но, видимо, знает кого-то, кто дурочек дома может учить.
– Сам ты дурочка, Диман, – сказал Санек. – Хорош уже ее «гасить». Она мелкая девчонка еще. Тебе ее брат потом свинец в горло нальет за нее.
– Да хрен нальет! Я Костяну скажу. Тот его вырубит.
Никакой двери с замком на втором этаже дурдома не было. Просто точно такой же пустой коридор. Лестница шла еще выше, и мы с Арсеном решили подняться до третьего этажа.
– Вот там точно пацанов держат. Жди охранника. Может, даже с автоматом, – сказал я Арсену. Тот нахмурился, да и сам я приготовился погибать.
– Спят, что ли, все? – шепнул Арсен.
И правда, кругом была такая тишина, что даже наш шепот разносился по всему коридору.
На третьем этаже тоже было пусто. Дверей здесь было меньше – всего четыре, – номеров на них не было, а висели какие-то рисунки. Мы подошли поближе и пригляделись. Это были детские рисунки животных. Да, на каждой двери висел лист бумаги с нарисованным зверем. Внизу рисунков стояли подписи: «Лисы», «Кошки», «Олени», «Слоны».
– Это палаты, – сказал Арсен.
– Да. Тут их и держат. «Олени» – это, наверное, самые буйные пацаны.
На лестнице послышались шаги и постукивание. Кто-то, громко шаркая ногами, поднимался наверх. Мы с Арсеном замерли от страха и стали искать, куда бы сбежать.
– В комнату? – спросил Арсен.
– Давай.
Я схватился за ручку комнаты «оленей», но было поздно. В конце коридора показалась женщина. В одной руке у нее было ведро, а в другой – швабра. Женщина была уборщицей в дурдоме.
– Чего болтаетесь, мелкота? – спросила она.
Может, мне показалось, но она даже на нас не взглянула. В горле у меня пересохло, а язык прилип к небу.
– Туалэт, – ответил Арсен с очень сильным армянским акцентом. Я заметил, что когда Арсен волновался, он на русском языке начинал говорить очень плохо.
– Ну ладно, – ответила женщина. – Смывать не забывайте. Это главное. И ершиком там. Туда-сюда, туда-сюда. А то ваше дерьмо потом не отмоешь.
Мы кивнули. Женщина оглядела коридор и вернулась снова на лестницу. Опять послышались шарканье ее тапок и стук швабры об пол. Мы выдохнули.
– Может, не будем заходить? – спросил я Арсена. После уборщицы вся моя храбрость ушла в пятки, и хотелось уже вернуться к нашим обычным делам беглецов из дома: купаться, ловить раков и жечь костер. Ну его, этот дурдом!
– А пацанов спасти? – спросил Арсен.
– Да, может, тут пацанов и нет никаких. Вот как тихо.
– Надо проверить, – сказал Арсен и взялся за ручку двери к «оленям».
Он открыл дверь наполовину, и мы просунули головы внутрь. Там оказалась спальня. По всей комнате рядами стояли кровати, и на них спали мелкие пацаны. На вид – лет по десять. Комната была длинная, и кроватей там стояло штук двадцать. Рядом с каждой кроватью был приделан небольшой шкафчик и стояла ширма, а в самом дальнем от двери углу располагалась пара письменных столов. Ничего больше разглядеть мы не успели: один пацан сел на кровати и уставился на нас.
– Вы кто? – спросил он. Пацан был белобрысый и курносый.
– Мы вас спасать из дурдома пришли, – сказал я и зашел полностью в комнату.
Арсен прошел следом за мной.
– Чего? – во весь голос спросил мелкий. Несколько пацанов на других кроватях зашевелились.
– Чего-чего? К побегу готовы, мелкие?
– К какому побегу?
Я посмотрел на Арсена с удивлением. Пацаны какие-то тут были тупые. Может, это настоящий дурдом, а не секретный, как мы думали?
– У вас тут дурдом же? Вас сюда всех свезли и держат, – попробовал объяснить я.
– Ты дурак, что ли? Вы откуда вообще? – спросил пацан. Он оказался на удивление борзым и совсем нам был не рад.
Мы с Арсеном прижались спиной к двери.
– Похоже, что они просто психи, – шепотом сказал я Арсену.
– Пацаны! – завопил тот, что на кровати. – Подъем!
– Чего тебе надо, Емеля? – сказал кто-то.
Одеяла на кроватях зашевелились. Из-под них, как из коконов, вылезли еще пацанов десять и тоже уставились на нас.
– Вы кто? – повторили они вопрос.
Ответить мы не успели. Мелкий пацан, который сидел на кровати, рассказал все за нас.