Нет, Диман был не прав. Я хотел было побежать за Жириком, но меня позвали домой. Время ужина. И ведь жрать хотелось очень сильно. Я посмотрел, как Жирик зашел в свой подъезд, потом я пожал пацанам руки и побежал домой. После ужина зайду за Жириком и поговорю, если настроение будет.
Сразу после ужина, состоящего из жареной картошки и котлет, меня отправили в магазин. У отца было очень странное лицо, когда он давал мне деньги и говорил, что мне нужно купить. Думал, наверное, что теперь я эти деньги обязательно украду, потрачу, а дома скажу, что их у меня старшие пацаны отобрали. Какие взрослые иногда глупые! Сейчас-то мне деньги красть на фиг не надо. Все равно меня уже сегодня посадили на жопу и заставили всякую фигню про друга говорить. И никаких денег не надо.
Магазин «Юбилейный» скоро закрывался, но я успел встать в очередь на кассу. Купить мне надо было печенья, колбасу и булку. Очередь была большая: человек десять. Я был в ее конце, а у самой кассы стояли Вера и Колян Бажовы. Они меня не заметили. Колян передал деньги кассирше, взял Веру за руку, и они вышли на улицу. Вера успела переодеться. Если днем она играла с нами в своих бриджах и майке, то сейчас на ней были синее платье и шляпа на голове. Зачем по пять раз в день девчонки переодеваются, я не знал.
На выходе из «Юбилейного» стоял Дрон. Я приготовился, что сейчас он у меня будет что-то клянчить: денег ему дать или сигарет купить, – но Дрон ничего мне не сказал, а только кивнул. Странно. Дрон даже не выдал своего любимого «кам он» из английского языка.
Я отошел подальше и оглянулся. Интересно же, зачем Дрон болтается возле «Юбилейного». Не просто так стоит. Я увидел, как из магазина вышла очень маленькая женщина с парой больших сумок, что-то сказала Дрону и передала ему сумки. Наверное, это его мама. Я никогда не думал, что у такого обдолбанного перца, как Дрон, тоже есть мама. Да еще такая маленькая.
Дома я поел еще раз и снова вышел гулять. Вечером после восьми гулять особенно здорово. Не так жарко, не потеешь, и ветер очень приятно тебя обдувает. Кузнечики и саранча уже спят, и никто не прыгает прямо в рожу. Вот только комары все никак «не кончаются», хотя уже и август почти наступил: то и дело приходится хлопать себя по рукам и ногам.
Пацанов во дворе не было. За Жириком заходить я не стал: тот весь сейчас расстроенный и в соплях. Утешать его мне не хотелось. Кто бы меня поутешал?! А вообще, прав Арсен. Точно прав. Надо этого Костяна вырубить. Вот прямо так, чтобы калекой остался и больше ни на кого руку поднять не мог или вякнуть чего. И Рому. Да, и Рому тоже. Обязательно Рому.
За Струковыми я тоже не пошел. Рано еще. Санек с Диманом ужинали обычно долго. Это у них что-то вроде традиции семейной – собраться всем за столом и час наворачивать. У меня дома все быстрее. Мама раскладывала нам с отцом еду на тарелки в полвосьмого и звала есть. Кто когда пришел, тот тогда и поел. Прямо вот такого совместного ужина, как у Струковых, у нас не было. Отцу и мне хотелось есть в разное время.
На футбольном поле было пусто. Можно от нечего делать еще сгонять в Лётку, но туда так поздно никто из пацанов не лазил. Ходили слухи, что в это время там собираются бомжи и «бичи», бухают и ловят мелких пацанов. Все это вранье, ясный пень, но проверять не хотелось. Только представить себе: ночь, Лётка, вышка, как огромный скелет, и бомжи с бородами. Да, обязательно с бородами. С рыжими. Фу! Или гоблины какие-нибудь. Те, про которых Вера говорила. Хоп – и загипнотизируют. И шкуру потом сдерут. Хотя это еще большее вранье, чем про бомжей. Веру хлебом не корми, дай какую-нибудь фигню придумать. Лучше бы читать научилась.
Схожу в Лётку. Ну и ладно, что уже смеркается. Мне еще час можно гулять. До девяти. Может, есть кто из пацанов в Лётке. Может быть, там Арсен на вышке сидит с Верой. Или без Веры. Поболтаем. Ему теперь только в Лётке и гулять. Появится у нас во дворе – опять изобьют. Да, и надо будет отцу рассказать, что я теперь раков ловить умею. А маме – что ни за что в детский лагерь не хочу ехать. А то меня собираются куда-то отправить на следующий год. Слышал я такое.
Я перелез через забор в Лётку. Арсен и Вера были там. Так я и думал. Они, как и днем, сидели на вышке, свесив ноги, и кидали сверху бумажные самолеты. На этот раз сухие спички нашлись: самолеты летели и горели.
– А я вас нашел, – заорал я.
– Мы спички уронили, – крикнула Вера. – Вон, внизу. Подбери и поднимайся. Еще подожжем.
Вокруг вышки росла трава. То ли бурьян, то ли полынь, не знаю, как она называется. Я попинал ногами заросли, нашел спичечный коробок и полез наверх.
Когда темнеет, на вышке еще страшнее становится. И ветер будто дует сильнее, хотя сегодня и ветра-то нет. Я поднялся, но на каждой лестнице держался за перила. Днем я за перила не держусь. За Уралом было видно, как заходит солнце. Это красиво. Если бы солнце заходило в другой стороне – за гаражами или за нашим двором, – то было бы не очень. А за Уралом – красиво.
– Мы придумали новые правила клёка, – сказала Верка, после того как я сел с ними рядом.
– Это Вера придумала. Я-то нет, – добавил Арсен. Фингал у него расплылся и теперь был на пол-лица. Хорошо его все же вчера отделали, как еще держится и гуляет?
– Палки надо бросать отсюда. Сверху, – сказала Вера. – Кто попал, тот спускается на один этаж. И так до самой земли.
– Все ты что-то с вышки хочешь сбросить, – сказал я. – А как же тогда за палками ходить для следующего кона? Каждый раз вверх и вниз бегать? Это сдохнуть же можно.
– Нет. Все не так ты понял, – ответила Вера. – Ваш клёк – он интересный, но некрасивый. Не надо бегать взад-вперед с вышки. Сколько тут этажей?
Я перегнулся через перила и посчитал. «Этажей» оказалось семь.
– Вот. Семь. Значит, надо десять или… или даже четырнадцать факелов. Только керосин надо где-то достать.
– Керосин? Факелы? Ты что поджечь-то хочешь?
– У меня есть керосин, – сказал Арсен. – Дома бутылка стоит. Им отец иногда что-то протирает, а я могу немного отлить.
– Здорово! – ответила Вера.
– О чем вы вообще говорите? – спросил я.
– Видишь, вокруг всякой соломы сухой полно?
Да, в Лётке было много соломы вокруг асфальтированного плаца. Мы всегда ее подкладывали под «свинцовый» костер, чтобы он разгорелся побыстрее.
– Ее надо собрать и сделать вокруг вышки много-много куч, – продолжила Вера. – Их-то мы и будем поджигать с высоты.
– Как?
– Факелами. Соберем палок, будем макать их в керосин, чтобы горели хорошо и не тухли, зажигать и сверху бросать в эти соломенные кучки. Поджег кучку – спускаешься на уровень вниз. Становишься поджигателем второго уровня. А как до земли доберешься, значит, победил. Кто первым семь кучек подожжет, тот главный поджигатель. А кто промахнулся, пусть опять кидает.
– А мы Лётку так не спалим? – спросил я.
– Мы сделаем зону вокруг вышки, а остальное от сухой травы очистим, чтоб она дальше не загорелась, – ответила Вера.
А что? Прикольно! Это точно интереснее и красивее, чем просто палкой в бутылку швырять. Огонь я люблю. Да все пацаны огонь любят. Хотя моя мама всегда всего боится и поэтому спичек мне никогда не дает. Но спички можно купить. Бабки с сигаретами и семечками у «Юбилейного» продают спички даже малышам. Хотя и в «Юбилейном» их нам тоже продают. А Арсен вон керосин достанет.
– Вышку-то не сожжем? – спросил я.
– Она железная, – ответил Арсен.
Ну да, вышка была железная, но полы между этажами в ней были деревянными.
– Даже если пол сгорит, – опередила мой вопрос Вера, – мы все равно по железному краешку сможем спуститься на землю.
– Не задохнемся?
– Будем дышать в рукав, – ответила Вера.
Я закивал, хотя рукавов ни у кого из нас не было: все гоняли в футболках. Мы решили провести клёк по новым правилам завтра вечером, когда начнет темнеть.
– Но не говори никому, – предупредила Вера. – Только нас трое: Вера, Арсен и Марк.
– Не говорить пацанам?
– Нет.
– Хорошо, – ответил я и добавил: – Не скажу. Я тогда спички найду.
– А нас не выгонят из Лётки из-за огня? – спросил Арсен.
– Тут нет никого из военных летом, – ответил я.
Нет, военные тут, конечно, были. Даже летом иногда я их видел: больших мужиков в форме с погонами. И курсантов маленьких видел. Но их было совсем мало, появлялись они очень редко, а поджигать факелами соломенные кучи – это слишком клево, чтобы еще переживать о каких-то там военных. Ну, наорут один раз и выгонят. Все как всегда. Убежим, а потом снова вернемся. Короче, классно Вера придумала.
– Надо тебе гипс разрисовать, – сказала Вера Арсену.
Вера достала из своей маленькой сумки карандаши и начала что-то калякать на «гипсовой» руке Арсена. Арсен был не против. Я спросил его, сколько ему теперь ходить с гипсом и больно ли ему было. Арсен ответил, что вчера было больно, но мама Санька и Димана дала ему какие-то таблетки, он их пьет, и почти совсем не больно.
– Две недели так ходить, – сказал Арсен.
– А что тебе родаки твои скажут? – спросил я. – И что ты им скажешь? Что тебя Костян, да? Твой батя тогда же его покалечит?
– Нет, – ответил Арсен.
– Что нет?
– Скажу, что упал. С качелей упал. Я сам Костяна покалечу, – ответил Арсен.
– Да, надо бы. Мы с пацанами завтра утром придумаем план.
– Я придумал уже. Я завтра тебе расскажу, – сказал Арсен и посмотрел на Веру.
Я Арсена понял. При Вере он не хотел говорить о нашем плане избить Костяна с Ромой. Это правильно. Лишние уши и лишний язык были нам не нужны.
– Ага, – ответил я. – А если Наталья Михайловна твоим родакам расскажет, что это Костян тебя, а не упал ты? Она-то знает.
– Не успеет рассказать. Отец приедет завтра, а потом у него командировка на неделю. А мама – она мне поверит. Она не будет ни с кем говорить.
Вера закончила рисовать какие-то каракули на гипсе Арсена, вырвала из своего блокнота два листа и попросила меня сделать ей самолеты. Я сделал. Вера взяла оба самолета, чиркнула спичкой и подожгла им хвосты.