Прошу прощения за обширное цитирование, но следующие цитаты необходимы для понимания того, о чем же говорил в 74-м году стэнфордским студентам-левакам глубокоуважаемый (этими самыми студентами) профессор.
«Так, в самом движении мы имеем не только образ новых социальных учреждений, но также изменения в сознании, изменения в инстинктивных потребностях мужчин и женщин, освобожденных от необходимости господства и эксплуатации. В этом — самая радикальная и подрывная потенция движения. Это означает не только приверженность социализму (полное равенство женщин всегда было базовым социалистическим требованием), а приверженность особой форме социализма под названием „феминистический социализм“».
Далее Маркузе раскрывает суть своей «подрывной» потенции:
«…женщина достигнет полного экономического, политического и культурного равенства путем всестороннего развития ее способностей, а кроме этого равенства, социальные, как и личные отношения будут наполнены особой чувствительностью, восприимчивостью, которые под мужским гнетом были в огромной степени сконцентрированы в женщине: антитезис „мужское-женское“ трансформируется в синтез — легендарную идею андрогинности».
И еще:
«Рационально постичь идею андрогинности можно только представив смешение в человеке ментальных и телесных характеристик, которые в патриархальной цивилизации развивались в мужчине и в женщине неравномерно; смешение, в котором феминные качества будут вытеснять мужское господство со свойственной ему репрессивностью. Но никакая степень андрогинного слияния не может отменить естественные различия между мужчиной и женщиной как индивидуумами. Вся радость и вся скорбь заключена в этом различии, в этом отношении к другому, к тому, частью чего ты хочешь стать, к тому, что ты хотел бы сделать частью себя, к тому, что не может и никогда не сможет стать твоей частью. Поэтому и при феминистском социализме неизбежны конфликты, неискоренимые конфликты нужд и ценностей. Однако андрогинный характер общества способен постепенно сократить насилие и унижение при улаживании этих конфликтов».
В этом месте у меня возникает вопрос: мне одному кажется, что сегодня, в 2019-м, в среде писателей, сценаристов, режиссеров театра и кино, продюсеров сериалов, разработчиков компьютерных игр засела армия верных последователей профессора Маркузе?
Так вот, значит, о построении какого «общества, движимого другим Принципом Реальности» говорил профессор-фрейдомарксист! А вы что подумали, он это о социализме?
Между рассуждениями о «феминистическом социализме» и «легендарной идеей андрогинности» Маркузе много рассуждает об «энергии Эроса», «инстинкте смерти», «маскулинности» и «выражениях ментальной структуры», поминает Фрейда и сообщает, что «милитаризация, ужесточение сил закона и порядка, смешивание сексуальности и насилия, прямая атака на жизненные инстинкты, восстающие против уничтожения окружающей среды, нападки на законы против ее загрязнения и т.п.» — это все из-за «первичной агрессивной энергии». Я не стал приводить здесь эти рассуждения. Тем более, что желающие всегда могут сами ознакомиться со статьей — она доступна в Интернете.
В конце статьи следует трогательное раскаяние:
«А теперь мое личное заявление. Его можно, если угодно, расценивать как акт капитуляции или как обязательство. Я считаю, что мы, мужчины, должны отвечать за грехи патриархальной цивилизации с ее тиранией власти: женщины должны стать свободными и сами строить свою жизнь, не как жены, не как матери, не как дамы, не как подружки, а как человеческие индивидуальности». Похоже, достопочтенный профессор сумел «диалектически соединить» с марксизмом не только учение Зигмунда Фрейда, но и христианскую концепцию «первородного греха»: родился мужчиной — плати и кайся!
До работы над настоящим текстом я был знаком с Маркузе только по книге «Одномерный человек», которую считаю довольно интересной. О том, что Маркузе фрейдист, я знал (как и, наверно, любой, кто заинтересовался данной личностью, и кого, как говорится, «не забанили в Гугле») и вполне ожидал от него странных рассуждений про Эрос и прочее. Но, признаюсь, приведенная статья заставила меня откорректировать ранее сложившееся мнение о Маркузе как о философе-марксисте (пусть и с приставками «нео» и «фрейдо»). Марксистскими в этой статье можно назвать лишь мимолетные упоминания того, что феминистки действуют «внутри классового общества» и что «женщины не есть класс в марксистском смысле». На этом весь «марксизм» профессора нео- и фрейдомарксиста заканчивается.
6. «Отцы-основатели»
Как гласит старая поговорка: «не можешь победить врага — сделай его союзником». А если враг твой давно мертв, но при этом слово его продолжает разить тебя, тогда сделай его своим идейным основателем и учителем, объяви об этом миру, скажи, что ты продолжаешь его дело, развиваешь его идеи. И вот тебе уже не надо сражаться с опасным для тебя словом мертвого врага. Такова тактика феминисток, называющих себя «марксистками». Проще примазаться к старику Марксу, чем доказывать несостоятельность его учения (тем более, что и посерьезнее опровергатели уже поломали себе на этом зубы), а уже потом, назвавшись его ученицами, можно будет «обогатить» марксизм концепциями «патриархата», «двойных систем», «гендеров» и «мужского доминирования», превратить пол в класс и потребовать оплаты домашнего труда. Но это только одна сторона медали.
Вот вторая. Ни для кого не секрет, что маленькие дети и подростки часто стараются показаться старше своего настоящего возраста, прибавить на словах пару лет, одеться соответствующе. И некоторым людям постарше это тоже свойственно. И, нет, я сейчас говорю не о тех юношах и девушках, кто в годы Гражданской (1918-20 гг.) и Великой Отечественной (1941-45 гг.) добавляли к своему возрасту год-другой, чтобы пойти на фронт — это были смелые люди, герои. Я говорю о склонности на самом деле многих преувеличивать собственную значимость и авторитетность. Отрастил молодой человек редкую бородку, надел очки, и вот уже перед нами солидный мужчина; позаимствовала восьмиклассница помаду у матери и платье у старшей сестры, и перед нами молодая женщина. Эта черта человеческого характера — стремление напустить на себя важность, показать респектабельность — часто проявляется у самых разных людей всех возрастов, а не только у детей и подростков, просто со временем люди учатся тщательней маскировать эту черту, и она начинает выглядеть не так топорно. Многие наверняка сталкивались с этой чертой в рекламе, когда стремление «пустить пыль в глаза» показывают не отдельные люди, а целые организации. Подчас доходит до курьезов, когда некоторые фирмы и банки заявляют о себе, что они уже 40, 50, а то и 100 лет как на рынке, из чего потенциальные потребители должны заключить, что с этими фирмами и банками иметь дело предпочтительнее, нежели с их более молодыми конкурентами. Тот факт, что с момента реставрации капитализма на территории бывшего СССР не прошло еще полных 30-ти лет, рекламщиков, похоже, нисколько не смущает. Феминистки действуют по принципу этих горе-рекламщиков. Ведь одно дело, когда вашей субкультуре и вашему политическому течению с натяжкой полвека, и совсем другое, когда без малого полтора. Да и кто знает Джулиет Митчелл с Марией-Розой Дала Костой и Шуламит Файерстоун… А вот имя Фридриха Энгельса в числе «отцов-основателей» течения смотрится значительно и вызывает уважение к «начатому им делу». И Бебель тоже был не последним среди коммунистов своего времени, и Цеткин с Люксембург, и Коллонтай…, впрочем, последние три в качестве «отцов» не очень подходят, а скорее уже как «матери», поэтому о них поговорим чуть позже.
Работа Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», отсылки к которой у «марксистских» феминисток стали правилом хорошего тона, для меня лично имеет особое значение. Прочитав эту книгу, в довольно зрелом уже возрасте — мне тогда было 28 лет, — я осознал очевидное: что являюсь коммунистом, и для меня стало очевидным фактом то, что учение Маркса-Энгельса, как о нем без экивоков сказал Ленин, верно. В книге Энгельса я увидел научную материалистическую мысль — а не просто факты, кои могут быть неполны, искренне ошибочны, подтасованы и т.п. — увидел подход, метод для изучения и описания самой действительности. Сегодня я могу с уверенностью сказать, что именно эта книга сделала меня марксистом. И меня не может не задевать то обстоятельство, что меня — человека, чьи взгляды и на семью, и на частную собственность, и на государство вполне совпадают с изложенными в книге взглядами Энгельса — некоторые называющие себя «марксистами» граждане норовят записать в «сексисты», в «патриархалы» и в «угнетатели» на том основании, что я являюсь противником феминизма.
Если бы феминистки, называющие себя «марксистскими», использовали в действительности марксистский метод, не примешивая к нему общефеминистические концепции, о которых я уже говорил выше («интерсекциональность», «гендер», «патриархат» и т.д.) — концепции, с марксизмом несочетаемые, — у меня бы не было причины их критиковать. Но тогда — следует это честно признать — феминисткам было бы и незачем называться «феминистками».
«Правовое неравенство обоих (мужчины и женщины, — Ю.С.), унаследованное нами от прежних общественных отношений, — не причина, а результат экономического угнетения женщины» [12], — пишет Энгельс. И далее, опираясь на исследования выдающегося ученого антрополога Льюиса Г. Моргана, объясняет, что именно возникновение патриархальной, а позже моногамной индивидуальной семьи привели к тому, что «ведение домашнего хозяйства утратило свой общественный характер», каковой имело прежде, в более раннем первобытном обществе, «перестало касаться общества», став «частным занятием». Именно тогда «жена сделалась главной служанкой», поскольку «была устранена от участия в общественном производстве». Капитализм же вернул женщину к общественному производству. «Но при этом, если она выполняет свои частные обязанности по обслуживанию семьи, она остается вне общественного производства и не может ничего заработать, а если она хочет участвовать в общественном труде и иметь самостоятельный заработок, то она не в состоянии выполнять семейные обязанности». — Все это Энгельс писал в «Происхождении семьи…», описывая современное ему европейское общество XIX века. В России того времени было еще хуже. «Современная индивидуальная семья основана на явном или замаскированном домашнем рабстве женщины… […] Муж в настоящее время должен в большинстве случаев добывать деньги, быть кормильцем семьи, по крайней мере в среде имущих классов, и