завоевать свое экономическое равноправие с мужчинами, а это возможно только при условии выполнения двух требований: предоставления им равных прав на получение профессионального образования и равных прав на профессиональную деятельность для обоих полов. […] Осуществление этого требования порождает столкновение интересов женщин и мужчин в среде средней буржуазии и интеллигенции. Конкуренция женщин в области свободных профессий является причиной сопротивления, которое оказывают мужчины требованиям буржуазных участниц борьбы за права женщин. Это сопротивление порождается только страхом перед конкуренцией (а не «токсичным мачизмом»! — Ю.С.). Все другие мотивы, которые выдвигаются против предоставления женщинам умственной работы — меньший объем женского мозга, якобы определенная самой природой профессия женщины как матери, — это лишь отговорки. Конкурентная борьба (а не злокозненный «патриархат»! — Ю.С.) вынуждает женщин из этих слоев требовать политических прав, чтобы иметь возможность в ходе политической борьбы разрушить преграды, все еще мешающие их экономической деятельности.
Я коснулась здесь только исходного, чисто экономического момента. Было бы несправедливым по отношению к буржуазному женскому движению, если, бы мы захотели свести его к одним только экономическим мотивам. Нет, оно имеет и чрезвычайно серьезную духовную и этическую сторону. Буржуазная женщина требует не только права на свой собственный кусок хлеба, но и желает наполнить свою жизнь духовным содержанием, развивать свою индивидуальность. Именно в этих слоях видим мы те трагические, интересные с психологической точки зрения характеры, подобные Норе (имеется в виду героиня драмы норвежского драматурга Г. Ибсена (1828—1906) «Кукольный дом», — прим. Ю.С.) — характеры женщин, которым надоело жить куклами в кукольном доме и которые хотят принять участие в дальнейшем развитии современной культуры. Поэтому устремления участниц буржуазного движения за женские права как с экономической, так и с духовной и моральной точки зрения совершенно справедливы. (Напомню, здесь речь о требованиях феминисток «первой волны», которые Цеткин перечислила выше, а не о «борьбе» с «патриархатом» и «цисгендерными белыми мужчинами-угнетателями», — Ю.С.)
Для пролетарок женский вопрос был создан эксплуататорскими потребностями капитала, который постоянно ищет самую дешевую рабочую силу… Тем самым пролетарскую женщину тоже втянули в механизм экономической жизни нашего времени, погнали ее в мастерскую, к машине. Она пришла в экономику для того, чтобы хоть немного помочь мужу в заработках, а капиталистический способ производства превратил ее в конкурентку — штрейкбрехера; она хотела обеспечить благосостояние своей семье, а в результате пролетарские семьи стали еще больше нуждаться. Жена пролетария стала самостоятельно зарабатывать, потому что хотела сделать жизнь своих детей более светлой и радостной, а в результате она в большинстве случаев совершенно отрывалась от своих детей. Как рабочая сила она полностью сравнялась с мужчиной: машина сделала ненужной физическую силу, и повсюду женский труд стало возможно использовать с теми же самыми результатами для производства, что и труд мужчин. А поскольку женщина была дешевой и, главное, послушной рабочей силой, лишь в очень редких случаях решавшейся лезть на рожон, протестуя против капиталистической эксплуатации, то капиталисты постарались расширить возможности использования женского труда в промышленности до предела. Вследствие этого женщина-пролетарка добилась экономической самостоятельности, однако она купила ее, поистине, дорогой ценой и практически в настоящее время ничего от этого не выиграла. […] Женщина-пролетарка получила экономическую самостоятельность, но она не имеет возможности проявить свою индивидуальность в полной мере — ни как человек, ни как женщина, супруга. Для выполнения своего долга супруги и матери (как видите, Цеткин не считала семью «гетеросексуальным браком с вытекающей из него гомофобией», — Ю.С.) ей остаются лишь те крохи, которые падают со стола капиталистического производства.
Поэтому освободительная борьба женщины-пролетарки не может носить того же самого характера, что и борьба буржуазной женщины против мужчин своего класса. Это — борьба вместе с мужчинами своего класса против класса капиталистов. Пролетарке не нужно бороться против мужчин своего класса, чтобы добиться устранения преград, мешающих ей участвовать в свободной конкуренции. Стремление капитала к усилению эксплуатации и развитие современного способа производства полностью освободили ее от необходимости вести эту борьбу. Наоборот, задача состоит в том, чтобы возвести новые преграды — преграды против эксплуатации пролетарской женщины. Нужно вернуть и обеспечить ей ее права как супруги и матери. Конечная цель борьбы женщины-пролетарки — не свободная конкуренция с мужчиной, а завоевание политической власти пролетариатом. Рука об руку с мужчинами своего класса пролетарские женщины борются против капиталистического общества. Конечно, они согласны также и с требованиями буржуазного женского движения. Однако они считают выполнение этих требований лишь средством для достижения цели, средством для того, чтобы они могли вступить в борьбу вместе с пролетариями, имея в руках то же самое оружие, что и мужчины» [22].
Таковы слова Клары Цеткин — сильной (не путать с нынешними «сильными и независимыми»!) и умной женщины, рассматривавшей общественные процессы с позиций марксизма. Всякий читающий ее слова может убедиться в том, что между взглядами Цеткин и взглядами приводимых в предыдущих главах «марксисток»-феминисток нет ничего общего.
«Если женщинам будет предоставлено политическое равноправие, в фактическом соотношении сил ничего не изменится», — говорила она. — «Женщины-пролетарки перейдут в лагерь пролетариата, буржуазные женщины — в лагерь буржуазии. Нас не должны вводить в заблуждение некоторые социалистические мотивы в буржуазном женском движении. Они выдвигаются лишь до тех пор, пока буржуазные женщины считают себя угнетенными» [22]. — Тут и добавить нечего!
Вторая по частоте упоминаний в качестве «феминистки» — Роза Люксембург.
Как и Цеткин, Люксембург была выдающимся деятелем немецкого рабочего движения, а также польского и международного; была одним из руководителей и теоретиков польской и германской социал-демократии; выступала с антиимпериалистскими и антимилитаристскими докладами на конгрессах 2-го Интернационала. За свою революционную деятельность провела в тюрьмах в общей сложности около четырех лет. В январе 1919 г., после подавления рабочего восстания в Берлине, была зверски убита контрреволюционерами.
Автор крупных теоретических работ по марксизму — таких, как «Накопление капитала (к вопросу об экономическом объяснении империализма)» и «Введение в политическую экономию» — Люксембург не написала ни единой статьи (по крайней мере, мне таковых отыскать не удалось) ни о женском рабочем движении, ни, тем более, о феминизме. Она критиковала ревизионистов (Э. Бернштейна), критиковала оппортунистов, критиковала националистов, критиковала милитаристов, критиковала большевиков и Ленина… Но она ни слова не написала по женскому вопросу.
Попадание Люксембург в пантеон «марксисток»-феминисток, на мой взгляд, можно объяснить, разве что, дебильностью обитателей Википедии, отмечающих «феминистками» всех революционеров женского пола без разбору. Из этого «авторитетного» источника имя Розы и перекочевало в феминистические паблики ВКонтакте и в головы отдельных «марксисток»-феминисток, которые работ самой Люксембург, конечно же, не читали.
Третья самовольно затащенная феминистками на пьедестал феминизма фигура — это Александра Михайловна Коллонтай. Стоит набрать в любом поисковике: «Коллонтай» и «феминизм», и вы найдете множество удивительных текстов, часть из которых с припиской ВАК.
«Коллонтай», — пишет уже знакомая вам Юкина, — «известна российской публике как революционерка и первая в истории женщина-посол. (О том, что Александра Михайловна еще и первая в истории женщина-министр, Юкина «забыла». Полагаю, для либералки-антисоветчицы Юкиной должность Народного Комиссара не равна Министру, — прим. Ю.С.) Между тем в зарубежной науке А. М. Коллонтай известна как феминистка, развивавшая теорию марксистского феминизма и пытавшая (орфография автора сохранена, — Ю.С.) воплотить его идеи в жизнь» [17]. Для Юкиной достаточно того, что «в зарубежной науке» (мы с вами уже знаем, что это за «наука») кому-то взбрело в голову записать Коллонтай в феминистки.
«Коллонтай вступила в диалог с активно развивающейся в России феминистской мыслью и вынужденно искала ответы на поставленные феминистками вопросы», — сообщает в своей статье «гендерная исследовательница». Оказывается, если бы не феминистки, Коллонтай бы и не думала! Но эта хоть не приписывает Коллонтай свою гендерную муру, — и на том спасибо.
Со свойственной всем либералам, исторически-обиженным на большевиков, ядовитостью Юкина пишет:
«Тактикой социал-демократов в отношении феминистского движения стала его дискредитация. Инициатива принадлежала А. М. Коллонтай. Главное ее оружие — тезис о буржуазности движения. Термин „буржуазный феминизм“ оказался политически очень успешным в борьбе с российскими равноправками. При всей кажущейся самоочевидности термина, он ничего не объяснял и стал политическим ярлыком, который социал-демократы „навесили“ на своих конкурентов в борьбе за „женские массы“». — Сколько желчи пролито между этих слов, сколько эмоций! Одни кавычки чего стоят!
И последняя цитата этой ученой жены:
«Коллонтай вошла в первое советское правительство в качестве народного комиссара по государственному призрению. В то же время она была носительницей феминистских идей, хотя и отрицала это». Вот как! Прямо «латентный феминизм» какой-то… (Обратите внимание на то как кандидат наук и доцент Юкина пишет «Советское Правительство» и должность Коллонтай, — штришок к ее портрету.)