Механизм повседневного формирования интеллекта и политических взглядов, чтение книг, беседы, лекции, участие в выборах и политических демонстрациях, неуловимая игра влияния отдельных личностей, возникновения и утверждения мнений – все это может в какой-то мере быть обобщено и представлено в виде кривой целых поколений интеллигенции, широких рабочих и крестьянских масс, обыкновенных граждан. В этом смысле даже приблизительное упрощение может прояснить дело. Выдающийся американский представитель марксистской ортодоксии в эпоху II Интернационала адвокат Де Леон был также способным оратором. Тексты его лекций и произнесенных на митингах речей печатались в сотнях тысяч экземпляров. Во многих из них можно найти немало элементарных формулировок различных марксистских положений.
Де Леон так объяснял классовую борьбу: «Может быть, вам кажется, что, насколько жиреет капиталист, настолько жиреет и рабочий? А не кажется ли вам на основе собственного опыта, что чем богаче становится капиталист, тем беднее рабочие? Что чем роскошнее и богаче дома капиталиста, тем более жалки и бедны дома рабочих? Что чем более счастлива жизнь жены капиталиста, чем больше возможности у его деток учиться и развлекаться, тем тяжелее крест, несомый женами рабочих, а их детей исключают из школ и лишают радостей детства? Таков или не таков ваш опыт? (Голоса из зала: „Таков!“ Раздаются аплодисменты.) Решающим моментом, объединяющим все эти весомые факты, является то, что между рабочим классом и классом капиталистов существует неустранимое противоречие, ведется классовая борьба за существование. Его не может устранить никакой самый развязный язык политического деятеля, его не может игнорировать никакой капиталистический профессор или специалист по официальной статистике; этого не затушевать никакому капиталисту; никакой фокусник от труда не может этим управлять, никакой изобретатель реформ не перепрыгнет через это. Это так или иначе сквозит везде… спутывает все планы и схемы тех, кто хотел бы это игнорировать или отрицать. Это непрерывная борьба, которая закончится только или при полном подчинении рабочего класса, или при устранении класса капиталистов» [80].
Социалистическая пропаганда, порой наивная, порой довольно умная, касалась всех клавишей того инструмента, который будет назван потом «массовыми средствами информации». В конце 1909 года в «Интернэшнл соушелист ревью» (США) можно было прочитать следующее объявление: «Классовая борьба. Новая социалистическая игра. Неплохо для развлечения, прекрасно для пропаганды». И далее: «Эта игра похожа на триктрак. Картонный квадрат разделен на клетки, по которым из колонки в колонку проходит тропа от капитализма к социализму. При игре используют игральную кость и фишки по числу играющих. Каждый игрок по очереди бросает кость и продвигается на то число клеток, которое ему выпадет. В определенных клетках по всему квадрату рисунком или надписью изображены перипетии классовой борьбы. Если они благоприятны для рабочих, игрок продвигается вперед на определенное число клеток; события, благоприятные для капитала, наоборот, вынуждают двигаться назад. Таким образом, игра дает множество указаний, способных помочь молодежи понять те противоположные интересы, вокруг которых идет сейчас классовая борьба» [81]. К сожалению, ни одной такой игры не сохранилось, и мы не можем узнать, какие именно события находились в центре классовой борьбы. Но все равно этот эпизод дает наглядный пример образования определенной субкультуры, негативной интеграции с «ключевой» темой классовой борьбы.
Наряду с классовой борьбой другой подвергавшейся упрощению значительной темой был исторический материализм вкупе с теорией стоимости. Американский издатель Чарлз Г. Керр, рекомендуя к чтению ряд марксистских текстов, среди которых отдельные работы Лабриолы, так мотивировал свои рекомендации:
«Как отличить плохих людей от хороших? Почему две тысячи лет тому назад самые великие философы мира считали рабство благом? Почему в 1850 году рабство было законным в Виргинии и незаконным и Массачусетсе? Почему рабочие в большинстве ненавидят штрейкбрехеров? На вопросы такого рода не смогут дать разумного ответа те, чьи головы набиты полученными в церкви понятиями о морали. На них можно ответить только в свете сделанного Марксом открытия. Мы, социалисты, называем его экономическим детерминизмом или материалистическим пониманием истории. Эти названия могут показаться темными, но вы удивитесь, насколько ясна сама по себе эта теория и насколько она проясняет все остальное» [82].
Тот факт, что Америка была удаленной от центра возникновения и распространения марксизма и рабочего движения страной, мог бы навести на мысль, что положение там отличалось рядом особенностей, что там не было, в частности (за исключением лишь Луи Будена), солидных теоретических работ по марксизму. В действительности же все современники, как принадлежавшие к рабочему движению, так и сторонние ему, признавали, что такой упрощенный и основанный на вере марксизм был очень действенным орудием пропаганды. Интересно проследить это на примере непосредственных участников рабочего движения. Так, Геллер, выступавший в ходе бурного Венского съезда австрийских социал-демократов, где обсуждались варианты поправок к Гайнфельдской программе, послужившей программной основой партии свыше 20 лет, и, в частности, исключение из данной программы пункта, в котором можно было усмотреть формулировку о «растущей нищете», вдруг осознал, что большинство партии стоит за эту поправку, и начал терять почву под ногами.
«Чего же тогда мы хотим? – вопрошал он. – Если обнищание [Besitzlosigkeit] не усиливается, если не растет концентрация капитала, если страх оказаться в низших слоях не стимулирует отчаяния и борьбы средних слоев, то приходится задать себе вопрос: а не была ли бесполезной вся проделанная нами работа?.. Принципиальная часть нашей программы не служит просто аргументацией – это живой источник нашей силы. Хотелось бы спросить занятых пропагандой, политической и профсоюзной борьбой товарищей, не служит ли для них утешением в минуты уныния или депрессии именно этот так презираемый „фатализм“ принципиальной части, который есть не что иное, как научное обоснование необходимости социализма» [83].
Французский специалист по обществоведению Жан Бурдо, комментируя факт создания школы немецких социал-демократов, пытался объяснить – в свете замечаний Зомбарта – необычайный успех марксизма у рабочих, в среде пролетариата:
«Нужно учитывать его склад мышления, его зависимое с экономической, но свободное и независимое с политической точки зрения положение; учитывать извечное противоречие между его собственной нищетой и окружающими его в городе роскошью и богатством, лишения его старости и неуверенность в жизни во время депрессий и безработицы. В то же время нужно учитывать, что эти огромные массы рабочих, скученные на фабриках и заводах, оторванные от своей деревенской почвы, без своих традиций, без своего очага, всегда вместе, мужчины и женщины, на фабрике, в Палате труда, на собрании, в кафе, в народной библиотеке, со всей простотой их отношений и передвижений, – нужно учитывать, что эти рабочие массы не знают индивидуализма и ведут, так сказать, коллективное существование. Эти массы проникнуты революционным духом, составляющим общую атмосферу нашей эпохи, где религия, собственность, семья – все поставлено под вопрос; они пропитаны этой верой во внезапные грядущие изменения, которые произойдут на основе чудесных открытий и применения науки» [84].
Вот так проникали в массы газеты, книги, брошюры, распространяющие идеи марксизма.
5. Маркс. Трудности усвоения
По сравнению с неуловимыми путями устной традиции намного легче проследить за процессом распространения марксизма через печатное слово, хотя и им исследователи часто пренебрегают. В процессе обмена идеями печатному слову оказалось проще циркулировать, чем людям, и к тому же печатное слово обладало одной особенностью, которой у последних не было: его содержание можно было воплотить на любом языке. Если проследить за деятельностью некоторых издательств, за кругом авторов некоторых крупных журналов, исследовать совершенно неизученную тему учебников по социализму, то можно воссоздать некое культурное «койнэ», то есть определенный круг идей, страстей и интересов, отличающийся поразительной однородностью.
Деятельность издательств по публикации социалистических работ, трудов Маркса и Энгельса, популярных книг и учебных пособий по марксизму составляет увлекательную главу в истории международного рабочего движения. В центре активной деятельности по популяризации и распространению «марксистского социализма», как часто его тогда называли, находятся прежде всего издательства, связанные с партийными организациями. Причем было бы ошибочно считать такого типа деятельность прерогативой немецкой социал-демократии. Конечно, партия Бебеля была в этой области чрезвычайна активна и выступала застрельщицей. Как в «Международной библиотеке» издателя Дица, так и в самой скромной «Социал-демократической библиотеке», которую в отличие от первой выпускали деятели, находившиеся в изгнании, содержатся все марксистские работы, обошедшие мир. Кроме трудов Маркса и Энгельса, здесь фигурируют главным образом работы их признанных учеников: Каутского, Бебеля, Либкнехта, Лафарга, Эвелинга, Дицгена [85].
В отличие от Германии, где в 1897 году СДПГ стала совладелицей издательства Дица, а после 1906 года полностью владела им, в других странах отношения между партиями и издателями оказываются более сложными. Независимые издатели, ревниво охраняя свою самостоятельность, охотно издают социалистические работы; некоторые из них, используя возникшие на рубеже двух веков бум в области общественных наук и интерес к социализму, публикуют такие книги в расчете на верный успех; наконец, политические эмигранты, в особенности русские, основывают ряд мелких издательств, деятельность которых интенсивна, но кратковременна.