Вдруг сделал океан рекой
И сбросил с небосвода звезды!
Смягчись, людская гордость! Тут
Соперники нашли приют;
Не разделенные враждой:
Ты одного почтишь слезой —
Оплакан будет и другой,
Над Фоксом реквием звучит,
А эхо над тобою, Питт!
Уснула с ними их вражда…
Не говори же никогда,
Что жребий их столь разным был: Он сам их здесь соединил!
Ищи среди людей живых —
Найдешь ли ныне двух таких?
Так спите! В свой последний час
Природа-мать разбудит вас!
Стон всей отчизны не пронзил
Свинцовый сон глухих могил…
И только арфа не молчит:
Хоть песнь и тщетна, но звучит.
Шотландский менестрель звенит
Над вами рыцарской струной —
Тот бард, которого почтили вы хвалой…
Помедли, грустное виденье!
Могу ли враз с великой тенью
Расстаться, если тема эта
Еще звучит в душе поэта?
Бег вдохновенья не унес
Дань восхищенья, грусти, слез.
О, если б я все чувства мог
В один весенний влить поток!
Но нет, увы, давно уж поздно…
Все призраки ушедших дней
Растают, как узор морозный
При свете утренних лучей:
Исчез готический портал,
И камень гробовой пропал,
И только хора долгий звук
Стихает медленно вокруг…
Вновь — одинокая долина,
И мрачных пастбищ седина,
И ферма за оградой длинной
Так молчалива и черна.
Вон — роща дикая, и в ней
Я слышу голоса детей…
Их крик промчится и замрет,
Растает в шуме темных вод.
Так мне природа говорит,
Иная песнь в тебе звучит —
Тебе с натурою твоей
Не петь героев и вождей,
А слушать ветер средь полей,
Да шорохи нагих ветвей,
Бросать тростинки в темный Твид
Под звуки песни, что кружит
Вдали, качаясь на реке,
Когда с ведерком налегке
Спешит молочница домой,
Или сидеть за той межой
Да слушать, как старик-пастух
Ведет неспешный свой рассказ
И опасается подчас
Легендой утомить твой слух:
Наивно думает старик
О том, что будет вдруг она
И неискусна и скучна
Тому, кто «знает все из книг».
Но ты, мой Роуз, ты мог бы всем
Сказать, как много ты читал
Романов, повестей, поэм,
Где дух народный оживал!
Ты сам бывал по-детски рад
Старинной музыке баллад…
И чувства, оттесняя разум,
Владеют нашею душой,
Когда мы слышим вновь рассказы
О рыцарях в броне стальной.
Ведь древних песен власть сильна, Ведь барда прежнего струна
Сильней, чем времени рука,
И ведь поныне нам близка
Та песнь, в которой Ланселот
Беседу с мертвецом ведет,
Презрев могучих духов власть, Когда его к Джиневре страсть
Зовет в неведомую даль
И ищет он Святой Грааль…
Но лишь во сне мог видеть он
Святую чашу вновь и вновь:
Ведь рыцарь не был причащен,
И беззаконная любовь
Мешает подвигам святым!..
И вот Тарквиний гордый с ним
Сразился… Рыцарь победил,
Всех пленников освободил…
Да был ли в Англии поэт,
Что презирал сказанья? Нет!
Их Мильтон ввел и в рай, и в ад, И Спенсер был их блеску рад,
И Драйден был уже готов
Воспеть все тот же Круглый Стол, Но грубый королевский двор
Принудил барда (о, позор!)
Писать поденщину за плату!
И вот пришлось лауреату
Придворной черни угождать,
В их вкусе пьесы сочинять,
Так свой талант губя и профанируя, Он занялся никчемною сатирою!
Но, славой тех имен согрет,
Дерзнет и нынешний поэт,
И на ристалище романа
Он хочет преломить копье,
Найти убежище твое,
Дух рыцарства! Тот замок странный, Где силой злого талисмана
Ты погружен в волшебный сон,
Пока злодействуют тираны
И мир неправдой покорен!
Пусть арфа Севера пробудит
Тебя от векового сна
И в странствиях тебя она
Сопровождать бессонно будет!
Она с тобою в путь спешит,
Тебе вручив копье и щит!
Да оживут меч, шарф, плюмаж,
Колдунья, великан и паж,
Волшебник в призрачной стране, Дракон и дева на коне,
Под сенью сказок колдовской
Ты тайны древние открой,
И пусть нас всех чаруют вновь
То поединок, то любовь,
Честь с незапятнанным щитом,
Страх пред невиданным врагом, Дух львиный с золотым мечом,
И твердость рыцарской руки,
И верность, смерти вопреки.
Мой друг! Хвалу ты заслужил:
Ты песнь былую возродил
Под сенью итонских дубов,
Где кроны помнят всех певцов
Еще с тех пор, как менестрели
Легенды об Артуре пели.
И ты струной своей звенел:
Ты снова Бевиса воспел,^
И песнь была полна чудес:
Король твой рыжий въехал в лес
С охоты и в глуши лесной
Был ранен егерской стрелой…
А злая воля колдуна
Была отвагой сметена…
Ты нам сказанье обновил
И Амадиса не забыл:
Как буря, галльский рыцарь твой
Летел за Ориану в бой!
Мой друг, ты восхитил меня —
Ведь слогом нынешнего дня
Ты Партенопекса воспел!
А вот теперь и я посмел
К тебе явиться с песнею моей: Вот рыцарский роман о славе прежних дней.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
ЗАМОК
1
День догорал на гребнях скал, Закат на мощный Норем пал
И ночь уже глядит
В решетки амбразур тюрьмы,
На Чевиотские холмы,
На убегающий от тьмы
Сереброструйный Твид.
Вверху, как призраки, длинны, Ходили стражи вдоль стены,
Оружием звеня,
И ослепительный закат
Сверкал на панцырях солдат
Последней искрой дня.
2
Как солнца луч в закатный час, Георгиевский стяг угас,
А слабый ветерок,
Скользя над башней, трогал стяг, Но ткань тяжелую никак
Пошевелить не мог.
Ушли дозорные в обход,
Гремит засов стальной,
Над мрачной аркою ворот
Шагает мерно взад—вперед
Суровый часовой,
Звучит неясно со стены
Седая песня старины.
Но вдруг, услышав стук копыт, На холм Хорнклиффский он глядит: Щетиной копий холм покрыт,
И знамя в вышине.
И оторвавшись от рядов,
Как молния от облаков,
Помчался всадник вдоль холмов
На гордом скакуне.
У частокола под стеной
Под башнею сторожевой
Трубит он в звонкий рог.
И часовой спустился в зал:
Знакомый издавна сигнал
Он не узнать не мог.
И призывает капитан
Слуг, мажордома и дворян:
4
«Бочонок старого вина,
Паштеты принесите!
Дворецкий, музыка нужна:
Поставь у каждого окна
По менестрелю, старина.
Вы, трубачи, трубите!
Герольды, все на главный вход: Лорд Мармион ждет у ворот.
Эй, пушкари, палите!»
И сорок молодых стрелков
К воротам собрались.
Тяжелый загремел засов,
Решетка между двух столбов
Скользнула вверх, и через ров
Подъемный мост повис.
5
На мост въезжает Мармион.
К его седлу шлем прикреплен,
И сбруя чалого коня
Колышется, слегка звеня,
Увидеть мог привычный глаз,
Что рыцарь был в бою не раз.
Загар, разлитый по щекам,
Глубокий беловатый шрам,
Разлет бровей и жесткий взгляд
О вспыльчивости говорят.
И все же мыслей глубина
В чертах лица его видна.
Шлем на челе впечатал след,
Кудрей коротких черный цвет
Не по вине преклонных лет
Был тронут сединой.
Лорд был силен и угловат,
В боях кидался в самый ад,
И видно было — он солдат,
Не щеголь записной.
6
И весь он, с головы до пят,
Закован в сталь миланских лат.
Его тяжелый шлем блестит,
Насечкой золотой покрыт,
И, крылья распахнув, сидит,
Чернея, сокол, как живой,
На гребне шлема, а другой,
Что на щите изображен,
Лазурным полем окружен.
И надпись на щите гласит:
«Кто помешал мне — тот убит».
И держит лорд одной рукой
Уздечки бархат голубой,
А голубой чепрак под ним
Расшит узором золотым.
7
Слегка опередив отряд,
За лордом два пажа спешат.
Обычно сквайры молодые
Служа баронам как пажи,
Мечтали славу заслужить,
А с ней и шпоры золотые.
Прекрасно ездили верхом,
Владели луком и мечом,
Плясать умели на балах,
И резать мясо на пирах,
И звонкий сочинив куплет,
Пропеть особе юных лет.
8
За ними ехали верхом
Оруженосцы вчетвером.
Они, уздечками звеня,
Вели запасного коня
С тяжелым рыцарским копьем
И вьючных мулов с багажом.
Один из этих четверых
Держался сзади остальных.
Был у него над головой
Флажок узорный, голубой,
А сокол, смел и чернокрыл,
На шелке голубом парил.
За ними ехал, по два в ряд,
Из двадцати стрелков отряд.
Чернели соколы у них
На длинных куртках голубых.
Из этих двадцати любой
Был дружен с меткою стрелой,
Лук трехаршинный напрягал,
Все тонкости охоты знал.
У каждого из них была
Рогатина возле седла.
Нелёгкий путь они прошли:
Одежда, сбруя — всё в пыли.
9
И капитан велел тогда
Для встречи гостя в два ряда
Построить гарнизон.
И встали с копьями в руках,
С мушкетами и в шишаках
Солдаты с двух сторон,
И менестрели были тут;
Пушкарь, готовый дать салют,
Держал в руке запал.
И старый Норем потрясен:
Такого ликованья он
От века не видал.
10
Блеснули трубы, и взлетел
В салюте копий ряд,
Над головами прогремел
Торжественный раскат,
И долго Мармиону вслед
Летел приветствий гром,
А рыцарь пригоршни монет
Разбрасывал кругом.
«Добро пожаловать, барон!
Будь славен много лет,
Отважный, щедрый Мармион,
Земли английской цвет!»